Иоганн Себастьян Бах… В 2018‑м – 333 года со дня его рождения. Число необычное. Потому что тройка – это Троица, Божественное число. А здесь три тройки. Нумерология – очень важная наука для Баха, сейчас она ушла в какую‑то эзотерическую нишу. А на самом деле, когда творил Бах, науки были гораздо более слиты с музыкой, чем сейчас.
Сейчас они разобщились, разъединились. В то время и религия была гораздо ближе к музыке, и нумерология, математика. 333 года – это лишь повод. Когда в 2000 году отмечали 250 лет со дня смерти Баха, вышло хорошее интервью с Григорием Соколовым. Его спросили: «ЮНЕСКО объявила 2000 год Годом Баха. Скажите, пожалуйста, как это событие повлияло на Вашу творческую жизнь?» «Никак, – ответил Соколов.– У меня каждый год, каждый месяц, каждая неделя и каждый день – это день Баха». Каждый день для любого музыканта – это день Баха. И все начинали свою жизнь с Баха, и для каждого – вся жизнь с Бахом.
Бах впитал в себя все достижения предыдущей музыки, которая была до него, и предвосхитил все достижения будущей музыки. Его музыка настолько превосходит все, что было до него, что все музыканты общались с его музыкой. Все музыканты играли, изучали его музыку, проникали в ее тайны. Поэтому в любой музыке есть влияние Баха. Бах – это как бы центральная фигура, и от него исходят лучи во все стороны.
Второе. Бах в переводе с немецкого – «ручей». Все знают фразу Бетховена: «Не ручей, а море должно было быть ему имя». А ручей – это вода. Вода – невероятно важный символ христианства. Образ воды Бах в своей музыке использует постоянно.
И вместе с тем BACH – это крест. B – A – C – H. Эти четыре звука образуют тему креста. И то, что эта фамилия и вода, и крест – это тоже очень интересно и необычно. Потому что крест – это Голгофа, крест – это страдание. Крест – это судьба любого человека. Крест, на котором Христос распят – и у каждого свой личный жизненный крест.
Стиль, в котором написаны кантаты Баха на евангельские тексты, на духовные стихотворения его современников, и стиль инструментальный – один стиль. Мотив воды переходит из кантат в инструментальную музыку, и поэтому мы можем точно сказать, какой сюжет в этой музыке подразумевается. Но здесь момент уже эстетический – как понимать суть музыки? Когда мы от нее заплакали-зарыдали? Или когда мы открыли в ней самые невероятные и совершенные математические законы? Или когда и то и другое произошло? Я считаю, что здесь, как говорил Нейгауз, «надо рыть туннель с обоих концов». Сейчас, 12 апреля, мы отмечаем 130‑летие со дня рождения этого величайшего педагога, пианиста, человека невероятно дивного по отзывам всех, кто его знал лично, и особенно моего профессора, Льва Николаевича Наумова, который был его ассистентом. Я – как бы внук Нейгауза.
Нейгауз в своих «Автобиографических записках» пишет: «Из авторецензии – по четыреххвостке: 1 – человек, 2 – художник, 3 – музыкант, 4 – пианист – в обратном порядке: 4 – средний пианист, 3 – хороший музыкант, 2 – отличный художник, 1 – направленный к добру человек».
Называет это «четыреххвостка» – очень советским словом. Это сочетание каких‑то невероятных мыслей и советской терминологии. Он же был даже ректором консерватории! В 37‑м году! Как это вообще было возможно?! Чтоб Генрих Густавович Нейгауз в 37‑м году был ректором! Как он смог выдержать это все?.. Правда, год всего, по‑моему, не больше: это неудивительно, судя по тому, какой он был чистый, далекий от политики человек.
Исполнению музыки Баха помогает тяжелая жизнь. Такая тяжелая, какая она была у Нейгауза, в частности. Он был и в тюрьме, и на Лубянке сидел в подвалах почти год: с осени 1941‑го по август 1942‑го. Его жизнь висела на волоске. Много было у него трагических событий, потрясений…
Он всю свою жизнь играл Баха. В своей книжке «Об искусстве фортепианной игры» он большое место уделяет Баху. Например, говорит о том, как петь на фортепиано, хотя это инструмент не вокальный, звук клавиш затухает. Но если мы хотим, чтоб оно пело, – то оно запоет. И если мы только будем стремиться к невозможному, то мы достигнем всего возможного. Это постулат Нейгауза…
Он говорил о том, что Баха нужно играть просто, естественно и не стесняться выражать в его музыке все наши обычные человеческие чувства. Но вместе с тем, это не должно быть ни сентиментально, это не должно быть ни манерно, это не должно быть ни Шопеном, ни Дебюсси, ни Рахманиновым – это должно быть именно Бахом. Вот здесь истоки чувства художественного вкуса, который надо в себе воспитывать.
Я вспомнил сейчас рассказ Алексея Алексеевича Муравлёва, мама которого училась у Нейгауза, была одной из первых его учениц. Алексей Алексеевич 1924 года рождения. И он ходил в класс Нейгауза, хотя в консерватории учился как композитор. Он как‑то рассказывал, как пришел в его класс и принес Прелюдию и фугу, до-диез-минорную из II тома. Генрих Густавович сидел и слушал, как он занимался. И вместо того, чтобы что‑то говорить, сел за рояль и сыграл. И Муравлёв рассказывал, что исполнение этой Прелюдии было и остается для него самым крупным художественным впечатлением за всю его огромную 93‑летнюю жизнь. Как нужно играть Баха, чтобы так поразить душу столь искушенного и тонкого музыканта?!.
Записала Анастасия Меерзон