Гусары – молчать! События

Гусары – молчать!

В Мариинском театре поселилась «Летучая мышь»

Год, принесший вирус, разносчиком которого якобы являлись летучие мыши, вполне логично завершился премьерой знаменитой оперетты Иоганна Штрауса-сына. Хотя классик жанра вовсе не помышлял о напастях, тревожащих нас, но в чем-то сквозная тема его шедевра созвучна теперешнему настроению – жить и наслаждаться моментом, не планировать, а импровизировать «по ходу пьесы».

Валерий Гергиев, говоря об обращении к «Летучей мыши», как бы оправдывался, что на сцену Императорского театра «пробралась» легкомысленная оперетка, говорил (и вполне справедливо) о том, что это название давно присутствует в афишах крупнейших оперных домов. Упоминал и «кредитную историю» жанра в Мариинском театре, где ставились и исполнялись в концерте «Моя прекрасная леди» Лоу, «Москва, Черемушки» Шостаковича, «Кандид» Бернстайна.

Думается, что за выбор маэстро Гергиева можно лишь благодарить: зрители в зале откровенно наслаждались сюжетом и музыкой и признавались, что, имея выбор разных постановок на трех сценах Мариинки, сознательно предпочли пойти именно на «Летучую мышь». Не забудем, что у многих меломанов есть ностальгия по старым добрым временам, когда в СССР «крутили» по телевизору чудесный одноименный фильм-оперетту.  Как раз его либретто (текст Михаила Вольпина и Николая Эрдмана) и взяли за основу в Мариинке, так что многие в зале могли повторять вместе с артистами на сцене: «Эмма рванула вперед и закричала нечеловеческим голосом…», ощущая невероятную общность и ментальное братство.  За такие моменты можно многое отдать и простить. Ну, например, что певцы говорят в диалогах по-оперному, с «высокой гортанью», отчего речь их звучит не очень естественно. Или что некоторым, как Елене Стихиной, петь оперетту не совсем по голосу и типажу. Можно оценить это и по-другому: артистам дали шанс попробовать себя в новом амплуа, немножко расширить горизонты, и если сразу все не получилось, то «лиха беда начало». Говорят, что впереди у худрука большие планы: нас ждет «Веселая вдова» и, возможно, что-то еще.

Во всяком случае, когда под занавес уходящего года Мариинский театр показал концертную версию в Концертном зале имени П.И.Чайковского, то можно было видеть, с каким удовольствием Гергиев слушал диалоги, улыбаясь и реагируя на шутки. Да и по исполнению было заметно, что музыканты явно репетировали, маэстро продирижировал увертюру наизусть и вполне свободно вел аккомпанементы.

Так что в целом оперетта удалась. Не претендуя на радикальные режиссерские решения, Алексей Степанюк создал симпатичную сценическую версию знакомого сюжета, а художник Вячеслав Окунев поместил артистов в красивые интерьеры, использовав и видеопроекцию, создавшую иллюзию смены пейзажа и добавившуюдинамические эффекты во время бала у графа Орловского и в сцене в тюрьме.

Если подробнее сказать о кастинге, то с вокальной точки зрения с мужскими партиями все получилось удачно. И Александр Трофимов, и Сергей Семишкур уверенно справились с ролью Генриха фон Айзенштейна – кутилы, милого лжеца, смешного в своих порывах ревности. Владислав Куприянов – Доктор Фальк – не всегда был стабилен интонационно, но брал обаянием и артистизмом – в оперетте, как и в джазе, эти качества даже важнее. Денис Закиров в роли Альфреда, воздыхателя Розалинды, жены Айзенштейна, должен был сыграть «самого себя» – оперного тенора, привыкшего покорять вибрациями сладкого голоса. Шарж удался, и даже «пережим» здесь показался оправдан: ведь в оперетте все не всерьез, все с подтекстом и юмором.

Екатерина Сергеева – князь Орловский, Антонина Весенина – Адель, Владислав Куприянов – Доктор Фальк

Две женские партии в «Летучей мыши» равнозначны и  в развитии сюжета, и по степени вокальной сложности. Для мариинских примадонн дополнительным препятствием стал… русский язык. Эквиритмический перевод с немецкого языка такой корявый и неудобный, что некоторые фразы тяжело не то что спеть, но просто проговорить. Ничем не заменить очарование фонизма немецкого языка с его «лающими», но такими терпкими и колоритными согласными. Осталось ощущение, что на роль Адели, отвязной горничной,  кастинг прошел удачнее. И Анна Денисова, и Антонина Весенина – обладательницы легких, полетных голосов, – щебетали как птицы. Правда, сольные номера Адели в первом действии и на балу получились как-то преувеличенно медленными. Понятно, что героиня мечтает и «улетает» в фантазиях в заоблачные дали, но излишняя лиричность не пошла на пользу целому: форма разваливалась, внимание ослабевало, и становилось скучновато. А вот там, где удавалось сохранить баланс между серьезностью и гротеском, все получалось прекрасно: в «сладкие» моменты, как, например, в трио перед уходом Айзенштейна на бал («О боже мой, о боже мой»), зрители со своих мест чуть ли не подпевали героям.

Из двух услышанных Розалинд предпочтение пока отдаем Оксане Шиловой – более точной в фиоритурах, более контрастной в эмоциях. Для Елены Стихиной перестройка голосового аппарата, привычного к стилистике однофамильца – Рихарда Штрауса и его предшественника Рихарда Вагнера, далась не так легко, и результат получился неоднозначным. Но мы ведь любим эту певицу во всех ипостасях и желаем ей укротить «летучую мышь» на радость всем поклонникам.

Ну, и напоследок – о брызгах шампанского, которыми овеяна роль князя Орловского. По традиции это  женская «брючная» партия, где певица играет не юнца (как в классических операх), а наоборот – пресыщенного аристократа. Екатерина Сергеева, надвинув черную кубанку, нарисовав себе усики, скачет, выкидывает коленца и, похоже, каждый раз импровизирует в свое удовольствие. В сцене бала она царит! Единственный вопрос к постановщикам: почему отсутствует ожидаемая вставная гостевая ария? Но в остальном сценически сделано эффектно – танцы офицеров и гусар добавляют праздничной суматохи, которой так ждешь в эти новогодние дни.