О вечном События

О вечном

Большой симфонический оркестр имени П.И.Чайковского презентовал цикл концертов «Письма к тебе…» к юбилею Сергея Прокофьева

Весной исполнится 130 лет со дня рождения Сергея Прокофьева. Большой симфонический оркестр имени П.И.Чайковского посвятил знаменательной дате новый сезон просветительского цикла «Письма к тебе», где эпистолярное наследие главных героев призвано пролить свет на их музыку, «окружив» ее контекстом и любопытными деталями. Идея совсем непростая, но она себя оправдала уже пять раз подряд: в постоянно совершенствующемся формате  прошли циклы, посвященные Моцарту, Бетховену, Брамсу, Рахманинову и Чайковскому. Настало время Прокофьева.

Начнем с того, что вся история Большого симфонического оркестра – это история музыки XX века. Первое исполнение своих сочинений оркестру доверяли Дмитрий Шостакович, Николай Мясковский, Арам Хачатурян, Георгий Свиридов и многие другие классики советского периода, в этом же ряду не мог не быть и Сергей Прокофьев. С 1974 года, уже почти 50 лет, историю БСО сохраняет и продолжает его художественный руководитель Владимир Федосеев – он наша прямая связь со смыслом и правдой того времени. Вдуматься только! Когда Прокофьева не стало, Федосееву уже шел 22-й сознательный год.

Максимально объединяет всех современников той эпохи Великая Отечественная война. Владимир Иванович воочию видел ужасы Второй мировой, пережил блокаду Ленинграда. «Во время блокады мы жили дома, – вспоминает дирижер, – практически не выходя на улицу. Фашисты без конца бомбили город. Мы с моей бесстрашной мамой шли тушить фугасные бомбы: брали их еще горячими, клали в песок или в воду».

Прокофьева война застала за работой над балетом «Золушка», премьера которого состоялась только 21 ноября 1945 года на сцене Большого театра с Галиной Улановой в главной партии. Композитор, как единственный сын в семье, не подлежал призыву в армию, но его продуктивное творчество этого периода по-настоящему имело огромную «фронтовую» важность. Сегодня мы уже без лишних слов и объяснений понимаем  великую силу музыкального искусства для укрепления боевого духа. В военные годы с музыкой Сергея Сергеевича выходит ряд кинолент, от «Партизанов в степях Украины» до «Ивана Грозного», а также эпопея «Война и мир» (в концерте прозвучали Увертюра и Вальс Наташи), ряд камерных и симфонических сочинений.

Тема войны, раскрытая на концерте через прокофьевские письма и через «Полночь» из «Золушки», – одно из самых сильных впечатлений. Все в этой музыке материализует тему времени, трактованную Федосеевым трагически: ксилофон, «отсчитывающий» секунды, мерный стук деревянного бруска, сам мелодический материал с обостренным ритмом…

Такие концептуальные идеи – настоящие откровения. Но сложную судьбу композитора попытались раскрыть и через детали совершенно другого плана. Например, показателен ответ Сергея Сергеевича на одну из публикаций в прессе о «Скифской сюите»: «Прочитав эту заметку, я немало удивился. Я должен заявить следующее: во-первых, я в Москве никогда не дирижировал, во-вторых, сюита моя в Москве не исполнялась, и в-третьих, рецензент не мог с нею ознакомиться даже по партитуре, так как ее единственный рукописный экземпляр находится в моих руках». Что это, если не столкновение с несправедливостью, коими жизнь Прокофьева подрывалась постоянно? Буквально одна эта «заметка на полях» провоцирует вспомнить массу похожих примеров, связанных с оценкой и переоценкой места Прокофьева в искусстве.

Буквально живое настроение, если можно одним этим словом обозначить спектр чувств эмоционального Прокофьева, возникло в музыкальной трактовке второго номера «Чужбог и пляски нечисти» из «Скифской». И параллельно ловишь себя на мысли: когда дирижирует мастер подобного уровня, сразу все, как на ладони, и музыкальная логика слышна без труда – ярко акцентирован ритм, выгодно подана тембровая сторона инструментовки.

Вообще, исполнительская сторона проекта была прекрасной, сейчас такое качество можно услышать довольно редко. Во Втором фортепианном концерте, например, солировала Варвара Непомнящая – молодая и довольно хрупкая на вид девушка, у которой в один прекрасный момент струна рояля отскочила до первых рядов партера. Впрочем, она довольно рьяно «укротила» бешеный темперамент этой музыки, заточенный в классическую форму: в своей интерпретации она уловила именно это гениальное противоречие. К тому же ей удалось спрятать очевидную и в чем-то естественную склонность к «женственному» пианизму и, наоборот, уместно вспомнить о нем в теме колыбельной из финала.

Как-то другой дирижер-классик Юрий Темирканов совершенно точно заметил, что очень хорошим чувством юмора отличаются только три композитора – Гайдн, Прокофьев и Щедрин. Трудно не согласиться. В традиционной «доказательной базе» этого тезиса обычно значится опера «Любовь к трем апельсинам», но и Первая симфония, «Классическая», прозвучавшая на концерте БСО, вполне всех убедила.

Кстати, именно через призму, можно сказать, интеллигентного прокофьевского юмора (на грани с остроумием) выстроил свой подход к роли «чтеца» Юлиан Макаров – и стопроцентно попал. Ничуть не переигрывал, а очень даже любопытно соединял элементы актерской игры с отстраненностью.

Наконец, необходимо обозначить и особо подчеркнуть имя создателя сценария концерта – такую продуманную и показательную драматургию выстроил музыковед Константин Рычков. Он автор и предыдущих четырех программ, каждая из которых стилистически сделана качественно и исторически точно. Неизменно в каждой из программ цикла «Письма к тебе» работают два удачных момента: музыка остается на первом плане, и вся суть литературной части программы не сводится к одной «генеральной» идее, слушателям остается огромный выбор тем для размышления, при этом так или иначе сложенный воедино.

К примеру, после «встречи» с Прокофьевым можно было в очередной раз обдумать самую актуальную тему сегодняшнего дня – понятие «современность». Возможно, для кого-то мысли по этому поводу Сергея Сергеевича, всю жизнь разрушавшего стереотипы и стремившегося к новому, стали неожиданным откровением. Вот что он писал в ответном письме Петру Сувчинскому в декабре 1922 года: «“Современность” – хорошее слово, но в Вашем письме оно повторяется раз 15 и под конец визжит над головою, как угрожающий свист бича. Нельзя превращаться в толстый журнал, который только и думает о современности, или же он потеряет своих подписчиков. Известно ли Вам, в каком отношении с современностью был Шекспир? Мне это неизвестно, но когда я читаю его сонеты, мне решительно на это наплевать».