Прошлой осенью мир отмечал 185-летие Камиля Сен-Санса. А в текущем году будет еще одна круглая дата, связанная с той же фигурой — ровно век со дня смерти композитора. Увы, изобилия юбилейных программ не наблюдается. И дело не только в пандемии. Автор «Каталога животных» — один из тех счастливых несчастливцев (или, наоборот, несчастливых счастливцев), чье имя все знают и чье место в истории музыки неоспоримо, но при этом подавляющее большинство его произведений практически не звучит в концертной практике. Тем важнее попытки вернуть к жизни полузабытое наследие. Особенно если они столь основательны и весомы, как у Александра Сладковского с его оркестром.
Маэстро, известный своей приверженностью масштабным монографическим проектам, как то изданные на CDполные симфонические циклы Шостаковича, Рахманинова и Чайковского, целиком посвятил свою новую концертную программу музыке Сен-Санса. Сначала в Казани, затем в Москве — в Концертном зале Чайковского — и снова в Казани (на благотворительном вечере в честь врачей) прозвучали «Алжирская сюита», Концерт для виолончели с оркестром и Симфония №3 «Органная». Вместе они создали объемный творческий портрет композитора, у широкой публики прежде ассоциировавшегося в основном с «Лебедем» из сюиты «Каталог животных».
Без «Лебедя», кстати, тоже не обошлось, как и без еще одного шлягера — «Вакханалии» из оперы «Самсон и Далила». Но обе пьесы были сюрпризами и фигурировали в качестве бисов. Решение исключительно логичное и концептуальное: публика, услышавшая знакомый репертуар, счастлива, но фокус все-таки на вещах менее известных. Именно они — основа программы, ее «несущие конструкции». Сладковский как бы заявляет: «Вот то, ради чего мы все собрались; мы должны узнать Сен-Санса по-новому!».
Впрочем, было бы неверно представлять заявленные произведения как что-то менее яркое и лишенное непосредственного обаяния. Настоящее открытие для российских меломанов — «Алжирская сюита». Более-менее известен ее финал — «Французский военный марш», тогда как первые три части звучат крайне редко. А ведь это образцовое для второй половины XIX века сочинение на модную тогда тему путешествий. Конечно, впечатления французского автора от арабского мира изложены в самых традиционных классико-романтических формах и без особого экспериментаторства в инструментовке. Но тем-то и покоряет этот немного наивный и очень гармоничный, светлый образ «берега дальнего», в котором европейского духа на самом деле намного больше, чем Востока.
И здесь нельзя не отметить оркестр и дирижера, с безупречным вкусом, бережно и тонко представляющих каждое соло и выжимающих из инструментовки Сен-Санса максимум. Противопоставления оркестровых групп прозвучали у коллектива Сладковского эффектно и ярко, ну а финальное маршевое tutti с тарелками и громогласной медью оказалось вовсе не кашеобразным громыханием, а масштабной и при этом полной деталей картиной массового шествия.
В следующем произведении первого отделения — Виолончельном концерте — фокус сместился уже на солиста, который мог в полной мере продемонстрировать виртуозность. И Александр Рамм воспользовался этим сполна. Двойные ноты в быстром темпе, стремительные пассажи, захватывающие крайние регистры и задействующие флажолеты — все технические вызовы Рамм преодолевал с блеском. К тому же, присущая и Рамму, и, не в меньшей степени, самому Сладковскому экспрессия здесь была максимально органична: это одно из самых эмоциональных произведений композитора. Вероятно, для публики, привыкшей к красочным, лишенным глубинного психологизма хитам Сен-Санса, такой накал страстей оказался сюрпризом. Но буря оваций по окончании последней части подтвердила: сюрприз этот был приятным. И «Лебедь» стал идеальным завершением отделения. В нем солист щеголял уже не технической оснащенностью, а безупречной ровностью legato, благородством и изысканностью звука.
Не менее впечатляющим оказалось и взаимодействие оркестра с другим солирующим инструментом — во второй части программы. Органная симфония, сочиненная в 1886 году, считалась современниками и самим Сен-Сансом одной из вершин его творчества. Увы, сегодня она звучит не так часто — вероятно, в силу прагматических причин: огромный оркестр (тройной состав), фортепиано и, конечно, орган соединить далеко не всегда возможно, а если учесть, что хронометраж сочинения — почти 40 минут, становится понятно, что такой колосс по зубам не каждому коллективу и, пожалуй, не каждой аудитории. Но оркестр Татарстана не боится трудностей, да и публика доверяет Сладковскому сполна.
Солисткой здесь выступила Евгения Кривицкая. И можно было только порадоваться взаимопониманию ГСО РТ и органиста. Голос инструмента «Ригер-Клосс» Зала Чайковского сливался с оркестром в единое целое, при этом всегда оставался различим. Особенность этого произведения в том, что орган здесь никому не противостоит, не соревнуется, а придает особую, сакрально-метафизическую окраску общему звучанию. Показательно первое вступление органа — оно происходит далеко не в самом начале, более чем 10 минут оркестр играет один. И когда, наконец, «король инструментов» берет слово, это становится событием. Но — тихим, исполненным молитвенного просветления.
Сладковскому и Кривицкой удалось это реализовать в полной мере, и главное — на протяжении всего сочинения сохранять звуковой баланс, соответствующий концепции сочинения.
Пожалуй, после Органной симфонии хотелось бы услышать в качестве биса и что-то из сольных сочинений Сен-Санса для этого инструмента (сам композитор, как известно, был еще и органистом). С другой стороны, возможно, и правда не стоило перебивать впечатление от той особой роли, которую орган играет в симфонии. Так или иначе, завершил свою программу Сладковский на земной ноте: «Вакханалия» с ее бравурным ориентализмом оказалась не только эффектной, жизнеутверждающей, по-театральному красочной концовкой музыкального повествования, но и тонким напоминанием о «восточной» прописке оркестра, который сегодня не уступает лучшим европейским коллективам.