«Христос на Масличной горе» – единственная оратория Бетховена, и к тому же написанная в период душевного кризиса, на пике предчувствия мучений от глухоты, что отразилось и на музыке, и на выборе темы (в оратории нет Распятия и Воскресения, и превалирует героизм перед грядущим страданием). Впервые она была исполнена на авторском концерте накануне Пасхи в 1803 году.
Это сочинение, слушая которое, непременно вспомнишь и прошлое (оперы Моцарта и вообще восемнадцатый век), и предромантическое бетховенское будущее («Фиделио»), контуры которого уже вырисовываются. Впоследствии оратория была заклеймена потомками как не самое лучшее произведение гения, у которого тут вышел микст разных влияний с неровным авторским вдохновением. Этот опус долго оставался на втором плане, однако к юбилею Бетховена ораторию – после большого перерыва – записали. Саймон Рэттл с Лондонским симфоническим оркестром сделал это на концерте в лондонском Барбикан-центре в 2020 году.
Рэттл отнесся к сплаву арий, ансамблей и хоров как к шедевру. По словам дирижера, начав репетировать, он «сразу был просто озадачен. Почему не играют эту музыку?» Да, это вещь, в которой есть «странные… грани, но и в Девятой симфонии они есть, они являются частью личности» Бетховена. «Это захватывающий момент в его жизни, когда он действительно начинал бороться с потерей слуха. Он написал Heiligenstadt Testament, в котором действительно признался в суицидальных мыслях по поводу “потери самой важной способности, которой мог бы обладать музыкант”». «<В оратории> есть что-то вроде… подспудного ощущения этого, есть и настоящее чувство наивной веры в возможность улучшения положения вещей. Я думаю, эта вещь – просто рай», – сказал Рэттл.
Оркестр с таким дирижером, как писал рецензент газеты Financial Times, «ясно дал понять, что музыка полна жизни. И трудно представить, чтобы можно было сыграть лучше». Не педалируя ни пафос, ни величие, Рэттл сосредоточен на развитии внутренней логики и силы происходящего, на борьбе страха и отваги, кропотливо исследуя минорный мрак вступления и выводя в ликовании мажорного финала ответ бетховенской «тоске по совершенному человеку».
Эльза Драйсиг, с ее красивым тембром, виртуозно поет ангельские утешения (местами игривые, так что по звучанию ангел становится амуром), и благочестивые – по идее – колоратуры словно воплощают высшую легкость. Павол Бреслик обаятелен в горячих молитвах, уверенно ведя свою линию в дуэтах (похожих на любовные переживания из опер), он эмоционально точен в переживаниях божественной миссии, в диапазоне от тоски до торжества (и это допущенное Бетховеном нарушение традиции, предписывающей в этой ораториальной партии бас). Дэвид Соар – исполненный драматизма апостол Петр, а сто двадцать пять певцов Лондонского симфонического хора энергично передают переменчивость толпы по ходу действия и героику моральной победы Христа в итоге.