Все врут – к такому выводу приходят монах, дровосек и слуга. Они впечатлены тем, как проходит расследование убийства самурая. В деле кажется все правдивым, и в то же время есть много недомолвок. Эта троица, сама тонущая во лжи, все-таки пытается найти путь к истине и вновь обрести веру в человека. Что же на самом деле произошло в чаще леса, и есть ли еще добродетель в людях – на эти вопросы попытались ответить герои нового спектакля Елены Озерцовой.
«Ворота Расёмон» создан по рассказам японского модерниста Рюноскэ Акутагавы. И хотя в текст были привнесены изменения, но даже знающим людям это не было заметно, и, как отметил известный японовед Виктор Мазурик, «в стилистическом смысле все было выдержано, не сложилось ощущения надуманности». В основе постановки лежит новелла «В чаще». Из одноименного рассказа в качестве одного из героев взят слуга, а сами ворота Расёмон выступают тут в качестве связующего символа двух миров и всего действия.
Для режиссера Елены Озерцовой и художника Ларисы Наголовой данная постановка является уже вторым спектаклем, посвященным японскому искусству. Проекты осуществлен при поддержке Посольства Японии и Фонда развития творческих инициатив.
Побывав однажды на гастролях русского театра в Японии, актриса Томоми Орита поехала учиться в Россию и не смогла расстаться с этой страной. Такой трепет перед русским театром перекликается с любовью Акутагавы к русской литературе. И ты невольно задаешься вопросом: а в чем причина такого притяжения русской и японской культур? На что Томоми спокойно отвечает – для любви причины не нужны. Орита-сан – японская и русская актриса – в повседневности не так свободно говорит по-русски, но с уважением относится к языку. И все, что не укладывается в слове, она может передать в жесте и танце. «Ворота Расёмон» – истинное тому подтверждение. Томоми Орита исполнив две ключевые женские роли, также выступила в качестве хореографа спектакля.
Все в «Воротах Расёмон» выверено и отточено по микротонам, чтобы погрузить нас в суровую реальность японского Средневековья. Полумрак, шум дождя и мерцающий свет пламени. Световое и звуковое оформление создают атмосферу аскетичности и внутренней опустошенности героев. Как будто издали слышатся звуки тайко и сямисэна, традиционных японских инструментов, возвещающих о начале повествования. Отчасти это напоминает театр Rабуки.
Музыке в спектакле отведена отдельная, главенствующая над всеми персонажами роль. Ансамбль японской музыки Wa-On из привычного музыкального сопровождения картины преобразуется в самостоятельного героя действия. Альянс с Wa-On, по словам Виктора Мазурика, достиг «пика» в сцене связи с духом убитого самурая. Мистицизм в этой сцене создается и в хореографическом, и в световом плане. Четкие движения рук и по времени выдержанные резкие выкрики солистов ансамбля, красный тревожный свет и застилающий пол дым словно яростная беспощадная буря перед затишьем – чтобы поговорить с духом умершего, нужно пройти все ужасы загробного мира.
По признанию режиссера в день спектакля, свет выставляли три часа. Это совершенно неудивительно, символизм цветов и световых эффектов очевиден. Синий, красный, зеленый и белый – главенствующие цвета картины – отвечают настроению героев и происходящих с ними действий. Необычным для драматического спектакля явилось решение смен мизансцен. Резко меркнущий свет и перенос действия во времени создают кинематографический эффект.
Режиссер спектакля ласково и с нескрываемой гордостью называет актеров Даниила Коробейникова, Андрея Переверзева и Александра Ивашина героями. Елена Озерцова сама отмечает, что их «пришлось воспитывать для другого театра» и самым трудным моментом было понять саму форму действия – «и пластическую и речевую». Русские актеры, овладевшие жестами, голосом и мимикой, играют по канонам японского театра. А Томимо Орита, словно прима русского драматического театра, выдерживает генеральные паузы и не сдерживает своего эмоционального порыва. В этом, пожалуй, заключен симбиоз художественных культур обеих стран. И «Ворота Расёмон», как воплощение этого симбиоз, можно смело назвать ярким примером воплощения японского неореализма на российской сцене.