Дым и флер парижских салонов

Сюжетом стали взаимоотношения Шопена и французской писательницы Жорж Санд – зафиксированный в реальной истории десятилетний любовный роман, во время которого Шопен написал немало замечательных сочинений (историки продолжают спорить, благодаря или вопреки им). Структура премьерного вечера была нетривиальной – перед тем, как представить свой одноактный спектакль, главный балетмейстер предложил публике просто послушать музыку – и в первом отделении на сцене царил пианист Франсуа Дюмон, исполнивший с образцовой точностью несколько вальсов и ноктюрнов Шопена. Так Гуданов готовил публику к своему балету: мол, потом вы увидите, как жил человек, сочинивший все это великолепие.

Отыграв программу (и не ответив на восторженные крики из зала «бис!»), Дюмон перестал быть главным героем вечера, но не ушел со сцены совсем: он музыкально участвовал и в балете, наравне с симфоническим оркестром театра, который вел Валерий Воронин. На сцене появился французский салон тридцатых годов XIX века. Художник-сценограф Георгий Хомич ограничил пространство серой задней стеной (напоминая, что салон – всегда несколько душное во всех смыслах явление), а по центру сцены стали периодически проезжать такие же неяркие ширмы – то скрывая только что оттанцевавших персонажей и убирая их из внимания зрителей, то, наоборот, предъявляя тех людей, что только появляются в истории. Этот ход – череда сцен, разделенных отчетливыми паузами, обусловлен тем, что все происходящее – воспоминания. О знакомстве в Париже и солнечных днях в Ноане вспоминает уже состарившаяся Жорж Санд. Почтенная дама (роль которой досталась Наталье Коробейниковой) медленно бредет по сцене, и сцены из далекого прошлого (Санд умерла более чем через четверть века после Шопена) возникают в ее памяти – и перед нашими глазами.

Знакомство с Шопеном в парижском салоне начинается с горделивого выхода молодой Жорж Санд (в премьерный вечер – балерина Большого, народная артистка России Мария Александрова, на втором спектакле – недавно оставившая карьеру в Мариинском и ставшая репетитором в Театре имени Якобсона Дарья Павленко). Мужской костюм (над нарядами персонажей работал дизайнер Кирилл Гасилин, и он не украл ни капли женского обаяния у балерин, вручив им брюки и пиджаки), вольная повадка, мгновенно отобранная у кого-то из мужчин сигаретка. (Перед спектаклем звучит трогательное объявление о вреде курения). Жорж Санд буквально раздвигает собой собравшееся общество – ее нельзя не заметить, ей нельзя не следовать (и компания кавалеров начинает мгновенно повторять ее заноски). Исполнительницы главной роли сделали своих героинь очень разными – если Мария Александрова представляла именно такую Жорж Санд, какой, вероятно, ее видело общество (сила, уверенность, эпатаж), то Дарья Павленко, воспроизводя вроде бы тот же самый хореографический и режиссерский рисунок, не «пробивала» слой людей, а будто протекала сквозь него. Балерина отчетливо говорила о внутренней хрупкости Жорж Санд – то есть, собственно, о том, что в ней один Шопен и заметил.

Дмитрий Гуданов в течение всей своей карьеры в Большом был образцовым «классиком» – то есть он не просто чисто танцевал балеты классического наследия, но всегда помнил о глубинном смысле их, всегда чувствовал и воспроизводил на сцене то, что вкладывали в них авторы. Его спектакли были одновременно «музейными» (по трепетности отношения к тексту) и совершенно сегодняшними – потому что старинные композиции танцовщик переживал как факт сегодняшней своей биографии. В своем первом полнометражном спектакле Гуданов следут своим представлениям о балете как об искусстве со строгими правилами, которое не нуждается в революциях, нуждается лишь в верности классическим идеалам. И историю Шопена и Жорж Санд он рассказывает так, чтобы встать в ряд с Кеннетом Макмилланом и Джоном Ноймайером – а не, к примеру, с Анжеленом Прельжокажем. Движение времени ощущается лишь в чрезвычайной, почти акробатической сложности дуэтов: они определенно стали испытанием для артистов, что вышли из них с честью.

В дуэтах мы можем наблюдать прежде всего Жорж Санд и Шопена (что естественно, история про них). В первый вечер в роли композитора вышел премьер Большого театра Сергей Чудин, во второй – его астраханский коллега Субедей Дангыт. Чудин, безупречно воспроизводя ногами текст, транслировал некоторую замкнутость Шопена, его отстраненность, затем – некоторый шок от того, как «идет на штурм» Жорж Санд. Субедей Дангыт (пять лет назад окончивший Бурятский хореографический колледж, а в прошлом году ставший лауреатом второй премии на конкурсе «Арабеск» в Перми), ничуть не пренебрегая техникой, наделял своего героя той полетностью, тем пылом, что чувствуется в музыке, но, возможно, не была очевидна современникам в бытовом поведении. В этом он наилучшим образом соответствовал хореографии, потому что одна из лучших черт гудановского творчества – музыкальность. Он идеально чувствовал музыку, когда танцевал сам; он правильно чувствует ее, когда сочиняет спектакль.

Но эта пара была не единственной в спектакле – на втором плане шла история Листа и Мари д’Агу, они также получили свои танцы. Премьер Большого Владислав Лантратов превратил венгерского композитора в насмешливого аристократа, исполнявший эту роль во второй вечер астраханский премьер Аскар Сиразиев добавил герою больше нерва и неуверенности в себе. Но танцы и того и другого были безусловно интересны – если кому-нибудь из учеников местной балетной школы  зададут курсовую об эволюции классической вариации в XXI веке, материал будет у них под рукой. Оба Листа уверенно смотрелись с эксцентричной, порывистой, прямо как-то хихикающей в пластике Мари д’Агу, роль которой получила Джой Уомак. Американка, фанатично преданная русскому балету, после окончания Московской академии хореографии с красным дипломом в 2012 году была принята в Большой театр – но протанцевала там недолго, через год покинув театр (и не пожелав скрыть причину – ее обвинения в адрес тогдашнего руководства балетной труппы в коррупции прозвучали в СМИ отчетливо). Затем она танцевала в «Кремлевском балете», затем в южнокорейском Universal ballet – и вот наконец она снова в России и, кажется, это счастливая глава в ее истории. Представления балерины о классическом стиле балета и достоинстве профессии, думаю, вполне совпадают с представлениями главного балетмейстера – то есть, тут все должно получиться.

Несмотря на небольшую продолжительность балета, Гуданов находит место и для массовых сцен (где толпа старается разделить Жорж Санд и Шопена), и для иронического явления самой Тальони (на которую Санд смотрит с отчетливым скепсисом; Камилла Исмагилова в этой роли отлично играет балерину, каждым шагом объясняющую собравшимся что она – звезда). Забавна сцена в мастерской Делакруа (Всеволод Табачук), где позируют модели, и в целом – в истории в некоторой степени трагической (ну, в реальности герои расстались и Шопен вскоре умер) нет вообще никакого трагизма, зато вовсю тут и там сверкают искры юмора. Этот балет – счастливое воспоминание; «не говори с тоской – их нет, но с благодарностию – были». И – очень хорошее начало для правления нового главного балетмейстера.