Релизы
Не певица, не актриса – Патриция Копачинская, вероятно, первый инструменталист, решившийся исполнить партию голоса в «Лунном Пьеро» Шёнберга. В этом смысле ее новый диск кажется еще более эксцентричной затеей, чем предыдущие, где Копачинская то нарушала цельность классических произведений, помещая между их частями музыку «из другой оперы», то заставляла оркестр кричать во время исполнения, то смешивала сочинения Вивальди с ультрасовременными, играя их без перерыва. Однако, если судить по результату, никакой эксцентрики в нем нет: напротив, это прочтение «Пьеро» на редкость соответствует духу и букве партитуры.
Замечательных записей «Лунного Пьеро» много, и сравнивать с ними новую – дело сколь заманчивое, столь и пустое. Помимо подлинной ценности разных интерпретаций, на наше восприятие влияют имена и дирижеров (будь то Пьер Булез, Рейнберт де Леу или – сюрприз – Филипп Херревеге), и инструменталистов (в одной из записей Булеза участвуют Даниэль Баренбойм, Пинхас Цукерман, Линн Харрелл), и солисток: по умолчанию вроде бы ясно, что вокально сильнее Копачинской – Кристина Шефер, а актерски – Барбара Зукова. Патриция, впрочем, и не имеет в виду конкуренции с ними, трактуя партию голоса согласно заветам Шёнберга не как сольную, но наравне с инструментами ансамбля. Любую запись Копачинской мы слушаем с особым вниманием, опасаясь какого-либо сюрприза; но, если забыть об этом ожидании, от ее «Лунного Пьеро» немедленно захватывает дух.
О том, как она решилась на авантюру с «Пьеро», Копачинская рассказывала в интервью «Музыкальной жизни» несколько лет назад: «Я заболела – растянуто сухожилие, пришлось отказаться от концертов, и я решила сделать что-то, чего никогда не делала: выучила “Пьеро”. Студенткой я очень часто играла “Пьеро” как скрипачка и как альтистка. И ловила себя на том, что говорю вместе с певицей. Мысленно. Мне всегда казалось, что там слишком мало от кабаре, если голос оперный, что слишком много выученного. А если вместо певицы актриса – слишком много неточностей… Хотелось больше красок, больше клоунады, Пьеро же из комедии дель арте. В нем есть и таинственное, и страшное, и лунатическое, и сюрреалистическое… В Центре Шёнберга в Вене есть записи его голоса – как он детям рассказывает сказки. Мне кажется, так и надо исполнять “Пьеро” – как сказки рассказывать. Надо очень хорошо выговаривать текст, я два года занималась со специалистом по сценической речи. Так что подождите – меня еще и певцы возненавидят!»
Музыканты нередко пытаются актерствовать, что не так уж часто звучит естественно. У Копачинской получилось: в Пьеро она перевоплощается полностью, без комикования и искусственности, с чувством вкуса и меры. Подзаголовок «Пьеро» – «Трижды семь стихотворений»; в одном турне Копачинская делила цикл на три части с интерлюдиями между тремя семерками, но здесь «Пьеро» представлен как единое целое. Было бы кощунством слушать его отдельными треками, хотя многие из них – самостоятельные исполнительские шедевры: например, «Молитва к Пьеро», где Копачинская превращается в притворно плачущего ребенка, полная лиризма «Ностальгия», почти шубертовское «Возвращение на родину» и финальный «О аромат далеких лет», звучащий одновременно зловеще и обреченно. Не актриса, нет, но артистка с невероятным диапазоном разных амплуа – безусловно, да.
Под стать Копачинской и ее партнеры – солисты международного класса, пусть и не слишком именитые; наряду с «Пьеро», здесь они играют «Императорский вальс» Штрауса в обработке Шёнберга и «Маленький венский марш» Крейслера. В ансамбле выделяется пианист Йоонас Ахонен, в дуэте с которым Патриция регулярно выступает: вслед за «Пьеро» в их исполнении звучит Фантазия для скрипки и фортепиано Шёнберга, созданная почти на сорок лет позже. Как истинный парадоксалист, Копачинская верна себе: в «Пьеро», где столько возможностей для разного рода фокусов, она их избегает, зато строго додекафонную Фантазию играет так лихо, что исполнителя легко узнать и вслепую. В нынешнем случае это скорее плюс.
