Цифра 100

Сто лет назад, 12 июня 1921 года состоялся первый концерт, на афише которого значилось: «Большой зал Государственной филармонии». Именно с этого момента отсчитывает свою историю Петербургская филармония имени Д.Д.Шостаковича. В канун годовщины утверждения ее Устава, подписанного 13 мая 1921 года наркомом просвещения Луначарским, на сайте филармонии появилась небольшая бордовая кнопка с цифрой «100»: это ссылка на уникальную  цифровую платформу, реконструирующую историю институции за прошедший век.

Зал Дворянского собрания на Михайловской улице стал центром музыкальной жизни еще в XIXвеке, к началу XX это было одно из лучших мест в Европе для слушания серьезной музыки. Юбилейный сайт не обходит эту часть истории – «ветхий завет» филармонической биографии – молчанием: здесь есть подробные отчеты о гастролях Листа и Вагнера, Берлиоза и Малера, Рихарда Штрауса и Дебюсси. Именитые гастролеры нередко выступали за пультом Придворного оркестра. Когда не стало Двора, как и всей соответствующей понятию «придворный оркестр» действительности, он не распался, а зажил новой трудной жизнью – Государственного оркестра. Оркестр давал концерты в залах теперь уже не придворной Капеллы и Народного, уже не Дворянского, собрания. «Смерть Изольды» и «Вальс Джульетты» звучали в специальной программе для красноармейцев, Дебюсси и скрябинская «Поэма экстаза» – в одном из Народных концертов под управлением Сергея Кусевицкого. Три года на фоне революции и гражданской войны, хлебных бунтов и разрухи оркестр жил необыкновенно насыщенной, трудной и беспорядочной, в силу постоянно сбивавшегося расписания, жизнью. Было в ней и что-то фантомное, ведь музыканты продолжали делать свое дело, сохраняя и дух, и букву уже ушедшей эпохи: «Совет Государственного оркестра покорнейше просит лиц, желающих занять свои места в зале или покинуть последний, пользоваться для этого перерывами между пьесами».

Не только музыкантов, еще недавно игравших с Малером, но и культурных функционеров новой власти не оставляла позднеромантическая эстетика. Декларация Наркомпроса 1918 года, благодаря которой поддерживалась – вполне материально – жизнь оркестра, звучит так: «Музыкальный отдел полагает, что музыке естественно суждено совершить светлое действие обновления в деле устроения жизни народов. Извечно музыка была мятежной сжигающей стихией и творчески формирующей силой. <…> Воспринимаемая всегда как подлинная действительность (самосознание) и мыслимая всегда как наибольшая абстракция (отрешенность), музыка есть мир высшей реальности. <…> Музыкальный Отдел ОБЪЯВЛЯЕТ отныне музыку свободной от всех существующих до сих пор ложных канонов и правил музыкальной схоластики во всех ее проявлениях…». Тем не менее к 1921 году – отнюдь не благополучному, не спокойному и не свободному, положение стало критическим, и новая организация – остро необходимой.

«Музыкантам не на что было жить. Добиваясь создания филармонии и стабильного финансирования, они получали возможность сохранить профессию, – рассказывает Ирина Родионова, автор проекта, музыковед и многолетний сотрудник филармонии. – Филармония при своем создании включала не только Придворный оркестр, но и Капеллу, Хор Архангельского, а также музей музыкальных инструментов. Зал был в плачевном состоянии. Есть объяснительная записка Эмиля Купера – директора и главного дирижера: она описывает лопнувшие трубы, разрушенную мебель, уничтоженную лепнину – то есть, по-видимому, зал был непригоден для концертной деятельности, и его понемногу, постепенно приводили в порядок. При этом очень быстро началась полноценная регулярная концертная жизнь. Афиша новой филармонии выглядит абсолютно европейской, и по ней невозможно представить, что в это время происходит на улице. Но когда начинаешь читать документы, видишь: трудностей было гораздо больше, чем эйфории».

Бумаги, которые читали Ирина Родионова и ее соавтор Ольга Радвилович, – это материалы до сих пор не вполне разобранного служебного филармонического архива, отдела кадров, фондов филармонии в ЦГАЛИ, но прежде всего – коллекция афиш, программок, откликов прессы, собираемая Музыкальной библиотекой филармонии. Именно эта непрерывная вот уже сто лет бумажная летопись дала жизнь ключевой части проекта, озаглавленной «Историческая афиша», которая воссоздает биографию филармонии в масштабе 1:1. Сайт должен отражать каждый прошедший в Большом зале концерт и рассказывать о каждом из его участников. То, что мы видим сейчас, лишь вершина айсберга: даже из уже подготовленной к публикации части, пятидесяти сезонов, обработана и доступна в интернете примерно треть, с 1921 по 1937 год. Но и этот материал дает удивительный опыт.

Нажимаешь наугад кнопку «Посетить концерт» и пускаешься по длинному маршруту: 7 октября 1925 года оркестр дал концерт из произведений А. К. Глазунова – к 60-летию со дня его рождения. Программой дирижировал автор. Солировал друг композитора Константин Шмидт: Второй фортепианный концерт Глазунова он исполнил трижды под управлением автора в 1920-е годы, а концерт № 1 играл под управлением Евгения Мравинского на своем последнем выступлении с оркестром в Большом зале в 1936 году. (От многих из нас, слышавших живого Мравинского, до Глазунова – два шага.)  За три дня до глазуновского вечера состоялся клавирабенд Эгона Петри (Бах, Бетховен, Шопен), а днем позже давал концерт скрипач Йожеф Сигети (Тартини, Бах, Дебюсси, Прокофьев). Можно листать программы день за днем, можно путешествовать по разделу «Персоны»: кликая на ссылки, открываешь все новые фотографии и биографии – гастролеров и ленинградских артистов, знаменитостей и забытых музыкантов. Удивляешься, как дирижеры-труженики – Купер, Гаук, Штидри давали концерт за концертом едва ли не каждый день. Поражаешься, что ленинградский слушатель мог в одну неделю послушать сольники Марии Юдиной и Артура Рубинштейна. Восхищаешься прихотливым ходом мысли Ивана Соллертинского – лектора, заведующего репертуарной частью, а в 1940–1944 – худрука филармонии: под знаменем вступительной лекции «Буржуазия XVIII века в борьбе за собственный музыкальный театр» проводится концерт из произведений Гретри, Филидора и Глюка. И, конечно, сбивает с ног количество и качество гастролеров в эту золотую эпоху: Клемперер, Бруно Вальтер, Эрих Клайбер, Кнаппертсбуш, Цемлинский, Хиндемит, Барток, Казелла, Шнабель, Мариан Андерсон, Андрес Сеговия – с красиво отформатированных программок на нас смотрит подневная история музыки.

И не только музыки. «Листая всего лишь афиши и прессу, ты понимаешь, что историю страны можно изучать и через историю филармонии, – рассказывает Ирина Родионова. – Романтический энтузиазм первых лет сменился попыткой соответствовать новым идеологическим запросам власти: афишами, в которых ария Галицкого мешается с увертюрой “Робеспьер” и какими-то славословящими власть сочинениями. Как я понимаю, новую рабочую публику поначалу приводили в зал бесплатно на покупаемые разными организациями целевые билеты, и на ее вкусы не делалось скидки. Но уже к 1926 году публика требовала: “Нечего нас пичкать симфониями”. В протоколе совместного заседания представителей общественности и филармонического руководства читаем, как ему, руководству, разъяснили: попытки приучить народ к сложной музыке не привели к успеху, поэтому дайте народу ту музыку, которую он легко будет воспринимать. Дело идет к 1929 году – печальному “Году великого перелома”. Но с прошлым расставались нелегко. Например, в программах Малого зала до конца 1921 года печатали не “Петроград”, а “Петербург”, а в Большом зале прошел ряд концертов-бенефисов: малолетних певчих, оркестра филармонии, ее административного персонала. И еще: в первые годы совершенно не было понятия “эмигранты”. Исполняли Стравинского, приезжал Метнер, покинувшие советскую Россию певцы, инструменталисты. Я думаю, что дирижеры, которые возглавляли филармонию – Эмиль Купер, Николай Малько, были людьми, для которых мир по-прежнему представлялся открытым, но, когда они поняли, что пространство все больше сужается, уехали. Как наступает идеологический прессинг, видно не только по афишам, но и по критическим отзывам. Восторженные рецензии 1920-х годов о Шостаковиче, Стравинском сменяются убийственными, отвратительными текстами. Вообще, после 1936-1937 годов газеты не очень-то и писали о том, что происходило в филармонии, избегая рисков “неправильной”оценки, – эту миссию переложили на заводские многотиражки, авторами выступали критики из народа. (Исторической прессе посвящен отдельный раздел сайта.) Еще одна печать истории – исчезающие из афиш люди – в 1920-е эмигрировавшие, а с 1930-х годов – репрессированные».

Ирина Родионова начала работать над проектом шесть лет назад, сейчас ее команда в середине пути. «Надводная» часть сайта будет продолжать расти – не только за счет архивных материалов и исторических статей, но и нового контента: интервью и лекций, которые проводит филармония, записей концертов и подкастов. По первоначальному замыслу на сайт мог попасть архив ленинградского радио, которое транслировало концерты в филармонии с 1950-х годов. Сейчас в связи с ремонтом и переделом Дома радио картотека переехала, фонды недоступны – но идея вывести на сайт лучшее из этого собрания осталась. Пока же в работе записи, сделанные самой филармонией, начиная с 2007 года.

Филармония, со всеми взлетами и обидными падениями, остается сердцем музыкальной жизни города. Беломраморный зал с сияющими, на наше счастье, хрустальными люстрами, классической лепниной и малиновым бархатом – петербургский парфенон, определенно сакральное пространство, где все происходит не совсем так, как вне его стен. Место силы для музыкантов, место, где музыка просвещает, утешает и исцеляет. Недаром в интервью «Моя филармония» несколько артистов говорят о ее сцене как о «намоленной». Приближая к нам через экран историю, с ее блеском и лоском, праздниками, трагедиями – и буднями, и прозой, – юбилейный проект позволяет приблизить само ушедшее время, остановить его, заглянуть в устройство и, может быть, отчасти понять, как работало чудо.