Не спать

Когда говоришь, что отправляешься сюда впервые, то уже побывавшие на фестивале знакомые оживляются и присылают напутствия. Большинство советует держаться – и не зря. Вечерние концерты идут подряд и перетекают в ночные, утром их сменяют лекции и встречи с композиторами – и все это нужно осмыслить, не упустить, не проспать, в конце концов! Первые дни публику завораживали пианисты Вадим Холоденко, Йоонас Ахонен и Антон Батагов, заговаривали композиторы Леонид Десятников и Владимир Мартынов. В роли «жрецов», как всегда, выступили музыканты оркестра и хора musicAeterna, дав пару заутренних концертов и устроив традиционную полуночную мистерию Lux Aeterna.

Бетховен Ахонена

После выступления финского пианиста Йоонаса Ахонена площадь перед Органным залом превратилась в поле дискуссии. «Настоящий панк!», «Халтура», «Я не знаю, как это рецензировать», «Объясни мне как музыковед, разве можно так неритмично играть Бетховена?», «Только так Бетховена сегодня и можно играть», – многим Дягилевский открыл новое имя.

Вероятно, правда в том, что Бетховен Ахонена – это смелая интерпретация. С одной стороны, пианист играет в легендарном ансамбле Klangforum Wien и специализируется на исполнении современной музыки, с другой – известен трактовками Бетховена на исторических инструментах. Но подобное разведение по сторонам возможно лишь на словах. Вариации на тему Диабелли вызвали полемику потому, что Ахонен лишил их привычной классико-романтической темпоральности и поместил в пространство Шаррино, Сондерс и Гандера, звучавших в первом отделении. Бетховенская идея, бывшая в становлении, очутилась в мире, где ее жизнь длится гораздо короче, – она не использует звук как строительный материал, поскольку сама им и является. За его существованием композиторы наблюдают под разным углом: Шаррино в Ноктюрне № 2 интересуют крайние регистры и взаимодействие звука с тишиной, Ребекку Сондерс (To an utterance – study, 2020) и Бернхарда Гандера («Питер Паркер») – плотность и тембр. Вот и в бетховенских Вариациях, которые Ахонен играет будто с листа, расшатанные ритмы и брошенные окончания – это не что иное, как следствие движения звуковых массивов, словно тектонических плит, разрушающих привычный бетховенский «ландшафт». К слову, на следующий день Ахонен дал мастер-класс, где преподавал уже вполне классического Бетховена. Разве что длинные ноты он просил играть покороче – так, как они звучали на старинных инструментах.

Боги Перми

На рассвете Пермская художественная галерея превращается в концертный зал. Чтобы попасть к месту действия, нужно для начала пройти по центральным улицам до берега Камы и убедиться, что «не спать» – это слоган не только фестиваля, но и гуляющего до утра города. Затем, оказавшись внутри галереи, пробраться между картин вдоль тропок, освещенных электронными свечками. В финале пути будут ожидать деревянные изваяния христианских святых с татарскими, удмуртскими и марийскими лицами. Так называемые «пермские боги» смотрят из предрассветных сумерек на зрителей, которым запрещено хлопать и пользоваться телефонами – все для создания атмосферы таинства.

Раньше здание Художественной галереи было собором. Храмовая акустика благоволит к хору, и тут более чем органично прозвучали византийские распевы коллектива musicAeterna byzantina. А вот барочная полифония виолончельных сюит Баха, исполненных солистами оркестра musicAeterna Мириам Пранди и Алексеем Жилиным, наоборот, рассеялась и превратилась в обезоруживающе красивый сонор.

Энигмы Дягилевского

На встрече со слушателями композитор Владимир Мартынов сказал: «Есть две вершины, на которых всегда ясно и светло. Одна вершина – это боги, которые знают, что они знают. Вторая вершина – это звери: они не знают, что они не знают. А в низине человек: он знает, что он не знает. Это связано со словом. Человек говорит и обретает огромные оперативные возможности влияния на действительность, но в то же время – это утрата контакта с реальностью. Человек преобразовывает ее вместо того, чтобы пребывать в ней».

Среди придумок Дягилевского фестиваля концерты-энигмы, пожалуй, самая замечательная. Что звучало, узнаешь только после. В кромешной тьме, без программки устанавливается тот самый «контакт с реальностью», на восприятие которой не влияют ни словесные, ни зримые образы.

На одном из таких концертов в Доме Дягилева пианисты Вадим Холоденко, Йоонас Ахонен и Антон Батагов играли свои любимые сочинения в окружении расположившихся на ковре слушателей. Три исполнителя и три темперамента, по три выхода у каждого: сангвинистическую манеру Холоденко (сонаты Томаса Адеса и Карла Вайна) сменял холеричный Ахонен (этюды Лигети), начало следующего подхода подготавливала меланхоличная киномузыка Батагова. В финале этот круг ненароком разомкнулся: чтобы завершить выступление, пришлось переждать 10-минутные залпы салюта в честь Дня России. Вслед за последним из них Батагов незамедлительно начал играть, вписав свою музыку в образовавшийся саундскейп – случайность, достойная партитуры!

Канон Теодора

От Хильдегарды Бингенской до Алексея Ретинского – века хоровой музыки слились в пространстве Завода им. Шпагина, утратив временные очертания. Дирижеры Теодор Курентзис и Антониос Кутрупис возглавили хоры musicAeterna и musicAeterna byzantina.

Не стоит ждать от концерта Lux Aeterna, который Курентзис устраивает из года в год, чего-то принципиально нового. Это, можно сказать, личная служба Теодора по им же установленному канону. Таинство ночи и черных одеяний, свечей и запаха ладана традиционно соседствует с часовой задержкой, измененной рассадкой и замечаниями по поводу светящихся телефонов еще до начала выступления. Любые возмущения здесь наивны: как ни крути, Курентзис – это культурный проект с амплуа тайного общества, церемониальный квест, где высокое качество исполнения обменивается на подчинение участников и слушателей установленным поведенческим и организационным законам. Приняв это, можно без раздражения слушать музыку, качество исполнения которой у Курентзиса всегда остается на высоте.