Персона
В Большом театре готовят премьеру оперы Генделя «Ариодант». Событие неординарное по многим причинам: во-первых, это первая театральная постановка в России (до сей поры «Ариоданта» у нас можно было услышать только в концертном исполнении), да и вообще, Гендель в наших оперных домах, как и барочная опера в целом, – редкий, даже редчайший гость. Во-вторых, новый спектакль продолжает генделиану главной сцены страны, начатую «Роделиндой» (2015, совместно с Английской национальной оперой) и «Альциной» (2017, совместно с фестивалем в Экс-ан-Провансе). Каждая такая премьера – это некое «окно в Европу»: интересный опыт работы интернациональных постановочных команд во главе с большими западными мастерами, знающими толк в барокко. «Роделинда» ставилась режиссером Ричардом Джонсом и дирижером Кристофером Мулдсом, «Альцина» – Кэти Митчелл и Андреа Марконом. Над «Ариодантом» (совместная постановка Английской национальной оперы и Национальной оперы Уэльса, 1993) работают дирижер Джанлука Капуано и режиссер Дэвид Олден (ДО). Именно с ним накануне премьеры поговорила Ольга Русанова (ОР).
ОР Вы уже в третий, даже в четвертый раз беретесь за «Ариоданта»: впервые поставили его как раз для Английской национальной оперы в 1993 году, потом для Баварской оперы, была еще и киноверсия. Можно ли сказать, что это своего рода лейтмотив вашей жизни?
ДО Есть несколько названий, к которым я возвращаюсь всю жизнь, переставляю их. «Ариодант» в их числе. Если спектакли получаются, я ими доволен, то почему бы им не жить 10-15-20 и более лет? Это для меня не проблема. Другое дело, что относиться к реинкарнациям надо как к новым постановкам. Я мог бы заработать гораздо больше денег, если бы позволял ассистентам переносить мои спектакли из одного театра в другой. Но я так никогда не делаю. Я всегда сам ими занимаюсь, стараюсь смотреть на постановку свежим взглядом, потому что каждый раз это работа в новом театре, для других артистов и музыкантов. В противном случае это будут мертворожденные постановки.
ОР Ок, тогда чем отличается спектакль, который сейчас делается для Большого театра, от своих предшественников в Лондоне и Мюнхене?
ДО Другие певцы, другое сценическое пространство, другой театр, другие обстоятельства нашей жизни. Некоторые изменения кажутся незаметными, незначительными, но на самом деле я многое меняю в отношениях певцов, в идеях, в темпах.
Музыка Генделя – это как джаз. В ней гораздо больше свободы, чем, скажем, в музыке ХIХ века. Ты можешь придумывать новые орнаменты, новые каденции, можешь творить внутри нее. Но для этого тебе нужен дирижер, который пойдет за тобой. К счастью, у нас именно такой потрясающий дирижер, который готов это делать. Честно говоря, я с таким маэстро раньше не встречался.
ОР Как бы вы определили эпоху, в которую происходит действие: насколько она историческая (события происходят в средневековой Шотландии, точнее, в конце VIII века) или ближе к современности?
ДО Скорее некий микст. Этот спектакль – как мечта, как сон. Что-то от ХVIII века, когда опера создавалась, что-то от средних веков, что-то от наших дней.
ОР У нас в России идет много споров по поводу режиссерской оперы. А как считаете вы: обязательно ли осовременивать барочную оперу, или можно поставить ее как сказку, тем более в данном случае – когда есть хэппи-энд.
ДО Скорее первое, потому что оперы барокко хорошо вписываются в современный контекст (хотя это зависит от конкретного названия). В целом я считаю Генделя более чем современным автором. В его операх есть крутизна (то, что по-английски называется словом cool), ирония, сексуальность. Скажу больше: я считаю, что стиль барокко ближе к нам, чем ХIХ век. В операх Вагнера, Верди столько комплексов – относительно женщин и их роли в обществе, политики, многого другого, потому что именно эти темы волновали людей в ХIХ веке. Получается, в ХVIII веке гораздо больше открытости ко всему и свободы.
ОР Вы ставите уже вторую оперу в Большом театре. Первая – «Билли Бадд» – совсем другая: Бриттен, ХХ век, жесткая мужская драма (ни одной женской роли!) Помню, как перед премьерой в Михайловском театре (2013, режиссер Вилли Декер) тогдашний главный дирижер Михаил Татарников просил прощения у женской части труппы за то, что они не заняты в спектакле. Вы блестяще справились с этой работой – она обласкана и критиками, и «Золотой Маской». Но это совсем другая работа и очевидно – с совсем другими артистами. Что это за состав, как вы его находите, насколько он интернационален?
ДО Состав более чем международный, пожалуй, самый международный из всех, с которыми я когда-либо работал. Есть певцы, которых предложил я, поскольку знал их раньше, некоторых выдвинул дирижер, а кроме того, в нашем спектакле поют молодые певцы из Большого – это предложение самого театра.
Скажу вам прямо: лет десять-пятнадцать назад я бы не приехал ставить Генделя в Россию. Рассуждал бы так: русские хороши в своем стиле, но они совершенно не знают стиль барокко, не понимают его. Теперь другое дело: многое можно найти в интернете, знания принадлежат всем, и это замечательно. Русские певцы теперь готовы и могут петь барокко, как и другие исполнители в мире. Причем есть очень хорошие молодые русские артисты, просто удивительные.
ОР Партия Ариоданта изначально была написана для кастрата – в сегодняшнем понимании это голос, более или менее соответствующий контратенору (хотя это не одно и то же)…
ДО Да, не одно и то же…
ОР Но чаще всего в заглавной роли женщина, меццо-сопрано, это так называемая брючная партия. А в вашем спектакле кто будет петь?
ДО Две певицы: ирландка Пола Муррихи и солистка Большого театра Екатерина Воронцова. Я не знаю ни одного контратенора, кто мог бы исполнить партию Ариоданта. Может быть, в будущем, в связи с тем, что сейчас происходит со сменой полов (например, когда мужчины меняют пол на женский), и появятся певцы с такой же силой и мощью голоса, как у кастратов, – кто знает?
Другая роль – Полинесса – которая изначально писалась для альта (контральто), у нас будет исполняться контратенором (Кристоф Дюмо, Карло Вистоли), потому что это как раз вполне возможно.
ОР Опера изначально очень большая – три с половиной часа, с танцевальными сценами, инструментальными эпизодами. Вы делаете купюры?
ДО Нет, мы исполняем ее целиком, без сокращений. «Ариодант» – настоящий шедевр, и лучше всего исполнять его полностью, что мы и делаем, включая все балетные сцены, которые есть в каждом из актов. Это, кстати, для Генделя необычно: всего несколько его опер называют «операми-балетами», «Ариоданта» в том числе. Ну и потом, когда ставят Вагнера, не обсуждают купюры, а Гендель для меня равновеликий композитор, так что нет причины что-либо сокращать.
ОР В спектакле участвует Большой балет?
ДО Да, конечно.
ОР Что касается оркестра… Наверное, аутентичных инструментов эпохи барокко у вас нет. Но,может быть, вы используете барочные смычки или натуральные валторны?
ДО Нет, исторических инструментов нет, нет и барочных смычков. Но оркестр играет в стиле барокко, и для этого исторические инструменты не нужны. Сегодня ситуация другая, чем десять-пятнадцать лет назад. Тогда, если вы просили обычный симфонический оркестр сыграть барокко, музыканты не соглашались, говорили: «Я не могу, не хочу, мне нужно играть вибрато». Но теперь выросло другое поколение, многие музыканты этот стиль знают, понимают, он им интересен. Конечно, велика роль дирижера: он должен не только знать, как это исполняется, но и суметь научить. Но главное, оркестр должен сам хотеть это сделать. Оркестр Большого театра хочет.
ОР Говорить с режиссером и не спросить его об актуальности того, что он делает, невозможно. Смотрите: «Ариодант» написан на сюжет рыцарской поэмы Лудовико Ариосто «Неистовый Роланд» на тему «коварства и любви». Влюбленных – шотландскую принцессу Гиневру и рыцаря Ариоданта –пытаются разлучить с помощью интриг, лжи и козней, но все заканчивается хорошо. А что для вас главное в этой крайне далекой от нас истории?
ДО В ней все актуально. Посмотрите на движение Me Too. Это о роли женщины в мужском обществе, ведь к этим женщинам относятся как к объектам политических игр, фигурам на шахматной доске. Это вневременная история. Вся психология этих характеров исключительно современна – как в «Опасных связях» Лакло: тут странные эротические игры в красивом дворце, но по-своему опасная, даже страшная история. У Генделя все это спрятано за галантными манерами, за прекрасным антуражем, но там есть и страсть, и ужасы – важно суметь это показать в спектакле.
Когда 30 лет назад мы показали премьеру в Лондоне, разразился скандал: это была одна из первых постановок Генделя, в которых ничего не было спрятано.
ОР Вас можно назвать гражданином мира, хотя вы живете в Лондоне, а родились в Нью-Йорке. Что вы думаете о том, что происходит в мире, особенно в сфере культуры?
ДО Мне самому интересно, что будет происходить с театром и оперой. Я не очень хороший предсказатель будущего, но, думаю, люди будут внимательно смотреть на все аспекты оперы. Может быть, будет больше внимания к новой опере. Проблема с существующими операми в том, что мы рассказываем одни и те же истории. Даже если делать это самым современным образом, должны ли мы бесконечно пересказывать известные истории? Я не знаю. Что мы должны делать со всеми этими потрясающими операми, которые все любят? Что должна сделать Кармен? Встать и застрелить Хосе и искать другого кавалера? Ведь не секрет – режиссеры иногда меняют финалы. Мне самому уже страшно надоело, что в конце женщины умирают. Я вот скоро буду ставить «Анну Болейн» – в конце ее казнят, а потом «Иудейку» Галеви – ее в кипящее масло бросают. Ужас!
ОР В последней постановке «Тоски» в Большом театре Тоска креативно убивает Скарпиа: сначала пистолетом, а потом ножом.
ДО Две смерти? (Смеется.) Но вообще, это большая проблема. Я думаю, если ты продолжаешь рассказывать снова и снова одну и ту же историю, ты поневоле подталкиваешь какой-то негатив в мире. Даже если смотришь современными глазами на нее. Вот такие лично у меня проблемы с оперой в данный момент.
ОР Я посмотрела внимательно на ваш послужной список. Там, с одной стороны, классика, в том числе русские оперы («Мазепа», «Пиковая дама»), а с другой – оперы XX века: Берг, Бриттен, Яначек… А вам с чем интереснее работать?
ДО Все интересно, честное слово. Если музыка ко мне обращается, «говорит со мной», то сразу наполняет меня энергией, как бы благословляя на постановку.
Правда, Яначек – отдельная история. Я хотел бы Яначека поставить здесь. Мне странно, почему он не считается важной частью репертуара Большого театра. Мне кажется, люди пропускают что-то очень значительное. Яначек вообще был большой русофил, его музыка так подходит русскому стилю… Почему же он практически игнорируется?
ОР Возможно, отчасти потому, что «Грозу» Островского, по которой написана опера «Катя Кабанова», проходят в школе. И у всех в зубах навязла фраза публициста Николая Добролюбова о том, что Катерина – это «луч света в темном царстве».
ДО Понимаю, но опера – это другое, там многое изменено по сравнению с первоисточником Островского. «Катя Кабанова» – одна из величайших опер, когда-либо написанных. И «Енуфа» тоже. В наше время два огромных открытия произошло в области оперы: открытие заново барочных опер и открытие Яначека.
ОР Но, помимо опер, вы занимались и шоу и когда-то поставили концерт группы Pet Shop Boys.
ДО Да, было такое.
ОР Так может быть, новым операм стоит черпать материал из поп- и рок-музыки?
ДО А что? Может быть…
Перевод Катерины Новиковой
