События
Обращение камерных театров к крупноформатным операм в нынешнем сезоне в Петербурге стало, можно сказать, трендом. Это и «Отелло» Верди в театре «Зазеркалье» и прошедшая в декабре минувшего года «Электра» Рихарда Штрауса в той же «Санктъ-Петербургъ Опере». Новоявленная «Норма» вполне вписывается в эту тенденцию, несмотря на то, что ее эстетика куда лучше резонирует с небольшим пространством театра, расположившегося в старинном особняке на Галерной улице. Несмотря на бешеную популярность «Нормы» в XIX веке, сегодня эта опера «выпарилась» до ставшей хитовым концертным номером каватины Casta Diva и почти исчезла (по крайней мере, в России) с театральной эстрады. Прошедшая осенью 2005 года в московской «Новой Опере» в кооперации со Штутгартом, «Норма» от режиссеров Йосси Вилера и Серджио Морабито стала последней и, к сожалению, не самой удачной попыткой, вернуть шедевр Беллини на сцену в нашей стране. И если в середине нулевых радикалы из Штутгарта перенесли историю преступной жрицы и ее возлюбленного в оккупированную нацистами Францию, то режиссер и худрук «Санктъ-Петербургъ Оперы» Юрий Александров и художник-постановщик Вячеслав Окунев решили сделать уклон в сторону фэнтези, одев героев в плащи, латы, цветастые платья и балахоны, соорудив на сцене затейливые конструкции из прутьев и стволов, отчего история о друидах внешним антуражем стала походить на эпизод из «Игр престолов» или «Хоббита».
Одной из причин ухода «Нормы» со сцены стала не столько ее сюжетная составляющая (волновавшие романтиков истории о преступной любви давшей обет девственности жрицы в XX веке резко утратили свою актуальность), сколько изменившаяся в середине XIX века культурная эстетика. Утонченность и изысканность уступили место мощи и масштабу. От певцов требовалась выдержка и сила, дабы ярче передать возросший накал страстей. Однако и сегодня музыка Беллини способна захватить своей чувственной красотой и неспешной созерцательностью, доказательством чему служат любимые меломанами интерпретации «Нормы».
Соревнование с легендами оперного мира не входило в число задач постановщиков и исполнителей «Нормы» в «Санктъ-Петербургъ Опере». Дирижер Александр Гойхман, отвечавший за музыкальную часть, добился стройного и согласованного звучания оркестра, подчеркнув отдельные изысканные эпизоды (например, аллюзию на «Лунную» сонату Бетховена в призывающем к восстанию хоре жрецов из второго действия). Исполнявшая главную героиню в первом составе Олеся Гордеева (одна из четырех Норм, заявленных в программке) честно спела все положенные ноты, справившись и с кантиленой, и с головокружительными руладами, заставив публику сопереживать судьбе отвергнутой неверным возлюбленным жрицы. Ее счастливая соперница Адальджиза (Лариса Поминова) лучше проявила себя в ансамблевых сценах, играя образ наивной недалекой девушки, поверившей харизматичному бруталу Поллиону. Выступивший в этой роли Сергей Алещенко создал несколько прямолинейный, но убедительный образ героя «без страха и упрека», одетого в броню и свирепо размахивающего мечом. Как опытный постановщик, Юрий Александров умело расставил мизансцены, не озадачиваясь особой режиссерской концепцией. Поющая знаменитую каватину в первом действии Норма спускается по ступеням храма, освещенная лучом прожектора. Во втором действии она же картинно размахивает ножом над колыбелью ангелоподобных малышей. Герой-любовник Поллион, признаваясь в своей страсти к Адальджизе, совершает харассмент, грубо прижимая девушку к стене. Грезящие свободой друиды во время хора гневно потрясают копьями, грозя римским легионам. Спектакль оказывается весь склеенным из внешне простых и даже шаблонных режиссерских трафаретов, напоминая тем самым компьютерную игру-стратегию «Герои меча и магии», где есть заставки (в данном случае это был большой круглый диск с начертанными загадочными письменами), а на определенное совершенное действие высвечивается заданная картинка. Придуманная Вячеславом Окуневым китчевая пестрота (перекликающаяся чем-то с гротом-фойе самого театра) в данной эстетике оказалась вполне уместной. Решивший познакомиться с оперой Беллини неофит не найдет в версии от «Санктъ-Петербургъ Оперы» ничего такого, что бы смутило и заставило задуматься, – все ровно так, как и должно быть у воображаемых таинственных «друидов». И это, наверное, тоже одна из театральных примет нынешнего времени, когда после стерильно-чистых пространств и современных костюмов в операх вновь возникают картины «старины глубокой», а напоминающие персонажей Диснейленда герои распевают арии и ансамбли, где слышны живые чувства, не подвластные векам.
