Пошутили – и хватит!

Визуальный образ спектакля «переехал» в «Дон Жуана» вместе со сценографом Семеном Пастухом из его предыдущих работ в Большом театре – «Идиота» Вайнберга и «Евгения Онегина» Чайковского. Даже если абстрагироваться от сравнений, то конструктивизм пространства, большая луна, искусственные деревья и пластиковые статуи уже не производят должного впечатления, когда европейский театр достигает технического совершенства, используя 3D-технологии, различные декорации-трансформеры и многое другое. Сегодня театр должен удивлять каждым новым спектаклем.

Вечный и вневременной сюжет «Дон Жуана», на первый взгляд, допускает любые интерпретации – можно смело смещать драматургические акценты, переносить действие в любую эпоху. Таким свойством великого моцартовского творения и воспользовался петербургский режиссер, худрук Молодежного театра на Фонтанке Семен Спивак, поместив героев в атмосферу шестидесятых годов прошлого века.

«Ловушка» была в том, что жанровая свобода «Дон Жуана» только кажется безграничной. Термин dramma giocoso режиссер, судя по его интервью, понял как трагикомедию, но в результате сценическое воплощение оперы оказалось исключительно комичным. Однако в музыке Моцарта роль комического отведена лишь буффонным персонажам, а основная музыкальная линия выдержана в драматическом ключе. Отсюда в спектакле масса несоответствий, когда происходящее на сцене противоречит музыке.

Критерий успеха оперной постановки – ее прочная связь не со словом, а именно с музыкой, это слово уточняющей. Яркими примерами среди последних успешных версий «Дон Жуана» можно назвать постановку Дмитрия Чернякова в Экс-ан-Провансе и версию Ромео Кастеллуччи, представленную этим летом на Зальцбургском фестивале. Их спектакли принципиально разные, но оба режиссера сделали акцент на драме и не проиграли.

Семен Спивак обратился к оперному жанру впервые и признался, что не видит особой разницы между драматическим и оперным спектаклем. Увы, разница колоссальная. Режиссер, сопротивляясь сюжетной идее и музыкальной логике, пытается «очистить» для нас Дон Жуана: главный герой становится обывателем, замученным человеком, не успевающим за бешеным течением времени. Поэтому все сцены обольщения либо стыдливо нивелированы, либо маловыразительны, поскольку драматургически их избежать было просто невозможно.

Главная проблема спектакля кроется в технологическом качестве режиссуры. Например, без должного внимания остались массовые сцены – камень преткновения для всех оперных «новичков». У Спивака есть интересный, но нереализованный ход со свадьбой Церлины и Мазетто: большое количество людей хаотично передвигается по сцене без мотивации и осмысленного отыгрывания этого момента.

Разочаровывает решение финала, где Дон Жуан, Лепорелло и Эльвира стареют – такой режиссерский ход абстрактно понятен, якобы прошла их большая жизнь, но как это связать с развязкой оперы? Почему не стареют все остальные? С некоторой натяжкой можно назвать убедительным развитие образа донны Эльвиры, воплощенного Динарой Алиевой: ее героиня уходит в монастырь. При нагромождении сцены пластиковыми статуями образ Командора в исполнении Дениса Макарова выглядит странно и вновь комично, что значительно снижает кульминационный пафос.

Действие оперы разворачивается, прежде всего, в речитативах, и здесь  нужна была детальная проработка каждого нюанса. Кроме того, по законам жанра арии и дуэты в каком-то смысле останавливают действие – но это не значит, что их нужно было полностью лишить режиссерского решения. Например, уместно было бы сценически «оживить» арию Церлины из первого действия или дуэт донны Анны с доном Оттавио, невнятно спетый Светланой Лачиной и Туомасом Катаяла. В спектакле много лишнего мельтешения – но именно в самых «сложных» для воплощения моментах ничего не происходит. По большому счету, в постановке не ставятся вопросы – потому нет и ответов. Мы видим лишь несуразную концепцию подмены драмы и философских подтекстов дешевой комедией.

Еще больше удивил музыкальный уровень постановки. По всей видимости, дирижеру Тугану Сохиеву не хватило репетиционного периода в один месяц – иначе невозможно объяснить, почему все артисты не были приведены «к общему знаменателю». И, самое главное, все участники премьерного состава имеют разное вибрато, что полностью исключает качество ансамблей в ансамблевой опере. Каким образом проводился кастинг?

Стиль Моцарта понять нетрудно, но воплотить крайне сложно: это инструментальный тип мелодии, требующий от певцов точного воплощения нотного текста, идеального ритма и чистой интонации. Из восьми главных героев вокально близок к истине был только Ильдар Абдразаков, но путаная трактовка образа не позволила ему раскрыть свой актерский потенциал, хотя где по сюжету было можно, он удачно и обаятельно комиковал. У остальных партии либо еще не впеты, либо они поют вне понимания моцартовского стиля: напористо, форсируя, грубо соединяя регистры. А если с пением проблемы, если нужно постоянно себя контролировать и думать только о технике, о какой трактовке образа может идти речь?

Возможно, в спектакле удались отдельные вещи, связанные с комическим: например, Кшиштоф Бончик харизматично развивал образ Лепорелло, достойно звучал в сольных фрагментах. Следует выделить работу Екатерины Воронцовой: партию Церлины нередко поют высокие субретки, а ей, благодаря своему меццо, удалось хотя бы неплохо озвучить нижний регистр.

Оркестр Большого театра звучал технически прилично, но абсолютно «безжизненно». Вновь приходится говорить о фатальном влиянии общей концепции спектакля: с учетом странного выбора темпов и «ретуширования» динамики неумолимо пропадал накал общей драматургии, скрадывался эмоциональный посыл. В эту «копилочку» добавляются расхождения с певцами и плохо отрепетированные ансамблевые номера оперы.

Если с музыкальной частью можно продолжать работать и ждать результат, то очередную объективную неудачу драматического режиссера, приглашенного для дебютной постановки в Большой театр, исправить уже невозможно. Безусловно, эта неудача вызывает острую реакцию еще и потому, что буквально недавно сюда же приглашали режиссера совершенно другого уровня – Клауса Гута.  Такие «переключения» опасны: публике есть с чем сравнить.