Персона
Музыковед Гузель Яруллина (ГЯ) побеседовала с композитором (АМ), попутно прояснив, почему произведение, не предназначенное автором для детской аудитории, органично вписалось в формат фестиваля, который его организаторы формулируют как «большой разговор с детьми на взрослые темы языком современного искусства».
ГЯ В афише вы указаны как композитор и режиссер спектакля «Requiem, или Детские игры». Соединить канонический латинский текст с природой обычных детских игр была идеей Маноцкова-композитора или Маноцкова-режиссера?
АМ Никакого Маноцкова-режиссера не существует. В этой профессии есть свои уникальные черты и свойства. Ничего же из того, что делаю я, не выходит за пределы композиторской профессии. Многие, правда, могут счесть, что саму композиторскую профессию, пределы ее компетенции я трактую довольно широко. Да, это есть. Собственно, несколько раз в жизни мне доводилось читать авторский учебный курс, который как-то стихийно назвался «Режиссура как композиторское искусство».
ГЯ Как интересно! Где и кому?
АМ Сейчас это курс Андрея Могучего. Он числится в недрах Петербургской театральной академии, а занимаемся мы в БДТ. Один поток уже выпустился. Еще раньше было несколько курсов, которые мы выпустили с Мариной Разбежкиной и Михаилом Угаровым. Это занятия со студентами немузыкальных специальностей (режиссерами, актерами) композицией. Композицией в том смысле, в котором она применима при устройстве не только музыкальных, но и визуальных действий. Поскольку одни и те же законы применимы и к тому, что звучит, и к тому, что мы видим. Собственно, ничего нового в этом нет. Композиторы тоже этим занимались. К примеру, в какие-то давние времена ставили собственные оперы. Я занимаюсь этим в тех ситуациях, когда сам замысел предполагает некоторую включенность того, что можно назвать постановкой, внутрь того процесса, который можно назвать композицией. Но вообще, гораздо больше люблю, когда мои партитуры ставят настоящие режиссеры. Потому что тогда возникает новый слой, игра. Появляется талантливый человек, который делает что-то такое, чего не умею я.
ГЯ Для тех, кто не смотрел спектакль и не слушал музыку, вы можете приоткрыть какие-то параллели между заупокойной мессой и детскими играми, которые обыгрываются в спектакле?
АМ Об этом уже во всех аннотациях написали, что игра в жмурки – это игра, в которой мертвые ловят живых. Это действительно так. Любой антрополог скажет, что детские игры часто имеют вовсе не детскую подоплеку. Дети любят играть в разные вещи, связанные со смертью. Кто-то воробушка похоронит и придумает над ним поминальную службу. Кто-то страшные истории на тихом часе в пионерском лагере будет рассказывать про то, как «едет гроб на колесиках по черной-черной улице». Знаете, это как у Мандельштама: «О, как мы любим лицемерить и забываем без труда то, что мы в детстве ближе к смерти, чем в наши зрелые года».
С годами, мы забываем об одной важной вещи: в какой момент человек узнает, что он смертен. Это, наверное, главная новость, с которой человек в своей жизни сталкивается. Он же это узнает не в тридцать пять лет, когда ему на Госуслугах приходит сообщение: «Ваши ожидания о будущем не соответствуют действительности. Возможно, в ближайшие несколько лет вы прекратите существование». Так же не бывает! Человек узнает, что он смертен, когда он маленький. Мы, взрослые, часто не отдаем себе в этом отчет. Ребенок сталкивается с этим впервые и навсегда. И он должен найти способ жить дальше в этих обстоятельствах.
ГЯ Сочинять Реквием «с чистого листа» – задача почти невозможная. И сам жанр, и его многолетняя история ко многому обязывают. По какому принципу отбирался арсенал выразительных средств при создании партитуры?
АМ Тут было довольно много компромиссов, обусловленных двумя вещами. В первую очередь – собственное несовершенство, когда художник стремится выйти за границы себя, но насколько это удается в сочинении – настолько удается.
А второе обстоятельство – это детский хор, который втаскивает в композиторскую мастерскую огромное количество конкретных условий. Начиная от уровня сложности музыкальной ткани. Что юные артисты прочитают, запомнят, выучат. И что реалистично для них, чтобы исполнение не было мукой. Поясню: поскольку изначально предполагалось, что исполняемая вещь – сценическая, мне было важно, чтобы люди, исполняющие музыку, могли ее проживать, ориентируясь на свой собственный слуховой опыт. Столь же важны и стилевые предпочтения. На какое-то расстояние от них, конечно, можно было отойти. Но если совсем не принимать их во внимание, то получится космический корабль без двигателя, который не полетит. Хотя должен заметить, что коллектив, которым руководит Анастасия Беляева, – это очень продвинутый хор и исполняет он разнообразную и довольно сложную музыку.
Третий пункт – это как раз традиция, о которой вы сказали. Почему в каких-то эпизодах мне нужно было цитировать узнаваемые вещи? Именно потому, что они создадут контраст с тем, что происходит во время исполнения и чего мы не ожидаем.
ГЯ Dies irae, например…
АМ Dies irae поется хроматизированно на знаменитую средневековую секвенцию…
ГЯ …но узнается.
АМ Узнается, разумеется. Хроматизация там придумана как раз для того, чтобы сделать «сейчас мы вас всех напугаем». Этакое «черная-черная рука выскочила из черной-черной стены и схватила девушку за горло». То есть игра в «страшные рассказы». Именно такое включение традиционного, узнаваемого, как секвенция Dies irae или фактуры на фоне выдержанного звука, как чего-то псевдоамвросианского или псевдогригорианского местами… Это, знаете, как в детской игре, когда участники тянут в игру все, что плохо лежит. Важно, что при этом есть некоторая общая структура, которая все объединяет. А вообще, слово «игры» в названии указывает не только на то, что делают участники представления, но и на то, чем занят композитор.
ГЯ Перед интервью я прослушала спектакль еще раз, но уже в аудиозаписи. И должна признаться, у меня сложилось два разных впечатления. Причем второе не уступает первому. В том числе потому, что в звуковом формате игровые моменты, связанные с ритмом (хлопки, топот и т. д.), «освобождаются» от визуального ряда и воспринимаются в чисто музыкальном контексте. Расскажите, как родилась идея выпустить аудиозапись спектакля?
АМ Идея записи «Реквиема» витала уже пару лет. Мы обсуждали, в какой момент поймать хор в наилучшей форме, учитывая постоянную ротацию детского коллектива. И кроме того, мы хотели сделать запись не в студии, а в концертной акустике на подходящей для этого площадке. Этим летом нас пригласили вновь выступить в ДК «Рассвет». Тогда мы и сделали запись вместе со студией Flysound, а затем выпустили на лейбле Fancуmusic, одним из магистральных направлений которого является новая музыка современных композиторов.
