Игра по чужим правилам

Творчество группы очень четко делится на два этапа. Первый – то, что они сделали по 2009-й включительно. Их первая пластинка Parachutes, увидевшая свет в 2000-м, стала манифестом пост-бритпопа, в котором эйфория от падения режима Тэтчер, молодецкий задор и ощущение, что «мы с тобой будем жить вечно», сменились на печаль, неврастению и поиски себя в стремительно меняющемся мире. В музыкальном плане Coldplay продолжали дело ранних Radiohead, а также норвежцев A-ha, которых лидер группы Крис Мартин не раз называл своей любимой группой. Coldplay были одними из тех, кто на рубеже тысячелетий переизобрел рок, доказав что этот жанр – совсем не обязательно про мачо-эстетику и громкий протест. Оказалось, что музыка вполне может быть тихой (ту волну музыкантов нередко так и называли «новыми тихими»), задумчивой и очень личной. С поколением старших миллениалов (то есть с теми, кто родился в начале 1980-х) Крис Мартин говорил о ­чем-то важном, словно бы общаясь с каждым один на один.

Название первого же трека на первом альбоме (Don’t Panic) стало своего рода манифестом первой фазы развития коллектива. Музыка ранних Coldplay была одновременно «проблемной» (был в ней ­какой-то надлом, идеально понятный каждому тинейджеру) и успокаивающей, но их посланием было вовсе не то, что «все будет хорошо», а скорее то, что «ты не один». Песни вроде Yellow, In My Place, The Hardest Part или Fix You – это идеальный саундтрек для того, чтобы покопаться в себе, забравшись с головой под одеяло.

Но мало-помалу в их музыке появляется и другой вектор. Рядом с «ломкими» камерными песнями в дискографии группы стали появляться стадионные хиты. С музыкальной точки зрения они ничем не проигрывали личностным вещам (а порой и превосходили их), но это был уже не разговор со слушателем по душам, а выступление рок-идола перед аудиторией. С каждой новой пластинкой Coldplay делали еще один шаг от A-ha в сторону U 2 – на момент начала – середины нулевых главной рок-группы современности. Clocks, Talk, Speed of Sound – все эти вещи брали уже не интимной доверительностью, а масштабом.

Пик Coldplay в качестве стадионной рок-группы пришелся на альбом Viva La Vida or Death and All His Friends (2008), где таких песен было едва ли не две трети, а аранжировками занимался легендарный продюсер Брайан Ино, приложивший руку и к лучшим записям U 2. И хотя некоторые давние фаны роптали, что за масштабом их кумиры теряют фирменную искренность, голоса их тонули в громком хоре восторгов. Пластинку почти безоговорочно признали лучшей в дискографии группы, а сами Coldplay, вчерашние тихие аутсайдеры, замахнулись на статус великих. Тогда же стал формироваться и образ Криса Мартина как идеального героя XXI века, этакого анти-­Кобейна – человека, который все делает правильно и осознанно. Ест тофу, заботится о себе и о других, а также борется за мир и экологию.

Покорив рок-олимп, британцы следующей своей целью поставили захват американского рынка, где на тот момент уже безраздельно доминировали хип-хоп и R&B. Вчерашние рокеры завели дружбу с Jay-­Z, записывали дуэты с Рианной, цитировали танцевальные хиты из девяностых и привлекали в продюсеры корифеев стадионной электроники Avicii и Chainsmokers. Рока в их звучании почти не осталось, зато группу тянуло то в пресловутые urban beats, то в евродэнс, то в сентиментальные поп-баллады. А главное, из коллектива Coldplay все больше превращались в соло-проект Криса Мартина. За синтетическим продюсерским лоском порой попросту не находилось места для ударных, баса и гитары. А вот роль менеджера группы Фила Харви, в ­какой-то момент официально включенного в состав коллектива в качестве «креативного директора», все росла.

Как и полагается поп-пластинкам, альбомы Coldplay 2010-х порой блистали яркими хитами. Something Just Like This, A Sky Full of Stars, Adventure of a Lifetime или совершенно не стадионная Midnight, записанная вместе с Джоном Хопкинсом (где вновь появилась фирменная доверительность), сделают честь любому сборнику Greatest Hits. Но о том, что Coldplay ­когда-то были альбомной группой, чьи пластинки можно слушать как целостные произведения, мы стали забывать. Главной проблемой песен Криса Мартина стала выхоленность и некоторая безжизненность – его музыка стала такой же обезжиренной, как пресловутый тофу (как тут не вспомнить про «лучше бы пил и курил»). Эти синглы моментально «стреляли» в чартах и так же моментально забывались. Даже сам Крис Мартин, чьи речи «за все хорошее против всего плохого» в нулевые воспринимали всерьез, стал, подобно Боно, превращаться в героя анекдотов.

Почувствовав неладное, в 2019-м Coldplay попробовали откатиться к заводским настройкам и выпустили диск Everyday Life, где экспериментировали с афробитом и снова пробовали говорить со слушателем один на один. Но продавался альбом настолько вяло, что группа спешно вернулась на большую дорогу. Нынешние Coldplay – уже не музыкальная группа, а корпорация, каждый шаг которой продиктован не ­чьей-то личной инициативой или авторской позицией, а соображениями рыночной эффективности. За этими хитами совсем не видно живых людей. Сегодня Крис Мартин все больше похож на Лето Атрейдеса из «Детей Дюны», которому для того, чтобы стать властителем империи, понадобилось изжить в себе человека. В момент, когда мерилом успеха стало то, насколько часто вашу песню выдает алгоритм автоматического отбора в стриминг-­сервисе, мы уже оказались в том будущем, когда музыка пишется алгоритмами для алгоритмов. И будущее это мало похоже на утопию.