Персона
С момента возникновения фестиваль, «балансирующий» на границе двух континентов, между самыми разными направлениями и оптиками современного танца, стал одним из масштабных и презентативных отечественных мероприятий в этой области. Юбилейный «На грани» в течение 5 дней представил 13 танцкомпаний и 7 независимых танцпроектов – от знаковых до начинающих, 25 танцпродукций – от малых форм до спектаклей. Работы 28 хореографов получали оценку в ежедневных интенсивных дискуссиях. О художественных стратегиях фестиваля, о том, как живет и меняется сегодня современный танец – об этом рассказала Наталии Курюмовой (НК) бессменный арт-директор фестиваля, известный российский критик музыкального театра Лариса Барыкина (ЛБ).
НК Что для вас современный танец?
ЛБ Это часть современного искусства, современное мышление, текущий процесс. Все началось, по сути, 30 лет назад, когда у нас в стране возникло движение в сторону нового танца, новой хореографии, новых форм. Это был «глоток воздуха». Мне всегда было интересно рефлексировать на эту тему, помогать по мере сил. Возможность делать фестиваль появилась позднее, только в 2008-м. Сейчас понимаю, что все эти годы мною двигала идея поддержки «отечественного производителя». Невозможно находиться в униженном положении «двоечников» и отстающих, которых можно похлопать по плечу и «научить жить». Всегда казалось: в российском танце есть нечто отличное от европейского и мирового мейнстрима, которое рано или поздно проявит себя – только для этого нужно время, финансы, инфраструктура и умная поддержка критики.
НК Фестиваль «На грани» – по сути, авторский фестиваль. Какими критериями вы руководствуетесь, когда формируете его программу?
ЛБ Современный танец – очень широкое понятие, хотя сейчас есть стремление его предельно «сузить», перевести в область исключительно акционизма и перформинга. Для меня это просторное поле от перформативных практик до танцтеатра и даже неоклассики. И весь этот спектр форматов, направлений, языков представлен в афише «На грани» разных лет, потому что именно зритель должен сравнить и выбрать, что ему ближе.
НК Если посмотреть афишу нынешнего «На грани» и прежних лет, мы всегда видим в ней коллективы первого «героического» поколения: «Балет Панфилова», «Челябинский театр современного танца», «Провинциальные танцы», «Балет Москва»… Означает ли это, что за 30 лет в российском танце не возникло более сильных имен, творческих идей?
ЛБ Такой вывод словно бы напрашивается. Есть простое объяснение: эти компании в итоге сумели получить некий статус (муниципальный, государственный) и в течение многих лет могли позволить себе какую-то художественную политику. Они просто есть. Для большинства других возможен только проектный формат, который, конечно, больше свойственен современному танцу, но он же труднее для жизни. Мы видим, что многое достойное рождается путем взаимопонимания лидера и его труппы; для нас всегда важен если не «театр-дом», то какое-то его подобие. Без этого нашего чувства общности вообще ничего не рождается. Люди, встречающиеся только для проекта – хореограф с какими-то набранными танцовщиками, – это как снять квартиру, пожить, разбежаться и забыть…
НК Что еще было у старшего поколения, чего нет у нынешних?
ЛБ В нашей стране почти все и всегда делается не «благодаря», а «вопреки». И люди, которые научились пробивать лед над головой, жить постоянно в «горящем режиме», – вот они врезультате и пришли к определенным результатам.
НК Это проблемы только современного танца в России?
ЛБ Там все иначе в смысле государственной политики. В 1990-е мы тоже жили большими надеждами, особенно после того, как фестиваль «Золотая Маска» признал этот вид искусства, введя соответствующую номинацию. Было ощущение, что теперь все расцветет пышным цветом и современный танец будет «на равных» с оперой, балетом, драмой. Не стал. Причин тому много. Главное, нет той поддержки, которая есть у академических видов искусства – ни в смысле финансов и институциональности, ни в смысле «равноправия» в головах, как больших начальников, так и публики. Наверное, свободомыслие, присущее авторам современного танца, усложненность, «непрозрачность» танцевальных текстов пугают. Гораздо легче поддерживать более традиционные жанры – казачьи хоры, ансамбли народного танца, классический балет. Но, с другой стороны, кажется, что и больших художественных достижений не так много. Ответственность перед зрителем, коммуникативность, какие-то более общие и значимые темы и образы – это не в приоритете у молодых. Наблюдая сегодня те или иные опусы, понимаешь: автору и сказать, в общем-то, нечего – он пользуется тем, что ему предлагается какими-тоструктурами, куратором, грантодателем, кем-то еще. Лет пять назад в Европе (бываю на фестивалях) все спектакли были про беженцев. Понятно, что это актуальная и важная тема, но я видела, что для большинства авторов она была лишь заказом и модной «повесткой». И чем это отличается от партийности советского искусства? В театре я жду потрясения, искусство – это удар током, ожог. И если его нет – я не понимаю, что происходит. Человек осваивает бюджет? Выполняет свои грантовые обязательства? Поддерживает свое реноме в сообществе? Работу работает? Мне это не интересно.
НК Вы много ездите, много смотрите: как вы оцениваете, какое место на международной карте contemporary занимает российский современный танец?
ЛБ Все прошлые годы я отвечала на этот вопрос так: наш современный танец гораздо менее технологичен, он более импульсивен, душевен и эмоционален. Очень много идей – но очень часто «конечному продукту» не хватает выделки. Теперь мы видим: русские любят учиться – и они научились! Много хорошо обученных танцовщиков и хореографов, владеющих современными пластическими «языками». Но ведь главное – найти, о чем этим языком говорить! За эти годы в Екатеринбурге выступали практически все главные фигуры российского contemporary dance, каждый фестиваль приносил свои кульминации. Спектакли, сделанные по заказу фестиваля (а мы позиционируем себя как фестиваль премьер), получали «Золотые Маски», статус, известность, приглашения к сотрудничеству из других театральных сфер. Перечисление имен, боюсь, займет много места.
НК Фестивалем «На грани» пройден уже достаточный «путь» – 13 лет. Что удалось, а что нет? Что хотелось бы реализовать в дальнейшем?
ЛБ Убеждена, все, что не развивается, то стагнирует. А чтобы двигаться дальше, надо все время задавать себе вопросы. Наверное, на многое не хватило сил. В Екатеринбурге, скажем, не появился Дом танца, со своей репетиционной базой и сценой, открытый для всех. Вообще, со сценами для танца – беда. Хотя фестиваль освоил практически все театральные площадки города. Возможна смена формата, алгоритма существования, что-нибудь придумается. Пока после завершения хочется благодарить всех, кто так или иначе помогал и поддерживал. В первую очередь уже ушедшего от нас Михаила Сафронова, 20 лет возглавлявшего Театр музкомедии, а это учредитель «На грани». Этот фестиваль мы посвятили ему.
