Каролин Видман:
За час до концерта распечатали ноты, выбрали пьесу, сыграли

О работе с Максимом Емельянычевым и Российским национальным молодежным симфоническим оркестром (РНМСО), о строгости Пьера Булеза и Дьёрдя Куртага, о любви сестры и брата Каролин Видман (КВ) рассказала Илье Овчинникову (ИО). 

ИО Мы беседуем в «Филармонии-2», открывшейся несколько лет назад. Как вам зал?

КВ Не знаю точно, где в Москве мы находимся, – на центр вроде непохоже? Это отличная идея – не концентрировать все залы в центре, а построить новый в стороне, дав возможность прийти жителям ближних районов. Просто фантастика! И мне уже хочется приехать вновь. В России до сих пор я играла только два раза в Перми.

ИО Не так давно мы не поверили бы в то, что ваш московский дебют состоится на юго-западе, зато второй концерт у вас в самом центре.

КВ В Зале Чайковского я еще не была, не могу сравнить. Тем лучше, что молодой оркестр может репетировать здесь: в больших городах трудно найти место для репетиций, которое не стоило бы безумных денег. В этом смысле у РНМСО выигрышная ситуация, и он действительно очень хорош. Заранее я не знала возраст музыкантов: в Германии, например, в Национальном молодежном оркестре всем от четырнадцати до девятнадцати лет. Здесь они старше – и уже молодые профессионалы: у них еще много энтузиазма – и они уже много умеют!

ИО Второй концерт Прокофьева – предложение оркестра или ваше? Много ли вы играете русской музыки?

КВ Два года назад накануне пандемии мы уже исполняли концерт с Шотландским камерным оркестром, которым руководит Максим. Сейчас он предложил повторить Прокофьева, а для меня это один из лучших композиторов на свете! Первая скрипичная соната – из моих любимейших сочинений, часто играю ее – в конце программы, после нее играть уже нечего. Вторую не так люблю, хотя она тоже прекрасна. Но Первая для меня гораздо глубже. И гармонически она совершенно невероятна. Первый концерт тоже играю часто, фортепианные концерты обожаю. Понемногу начинаю любить Шостаковича, очень люблю Уствольскую, Шнитке…

ИО Мне кажется, ваш репертуар мог бы очень украсить Offertorium Губайдулиной.

КВ Как раз хотела назвать ее имя – мне вообще очень по душе это направление. А если посмотреть подальше, в сторону Чайковского, то его оперы и романсы для меня – лучшее, что может быть. Скрипичный концерт, конечно, тоже, но романсы – просто ух! Недавнее мое открытие. Два года назад в Кёльне мы играли программу музыки Уствольской с чудесным пианистом Ником Ходжесом, пришли настоящие ее фанаты. Это действительно экстремальная музыка, мы столько репетировали! Мне кажется, Уствольская могла существовать только в СССР. Во Франции или Италии она никогда не стала бы такой – эта мысль очень меня занимает. Также я читаю все больше русской литературы и все больше ее люблю. Иногда мне ближе ее романтическая сторона, но как сильны в ней юмор, ирония! «Мастер и Маргарита» – одна из моих любимых книг. А «Мы» Евгения Замятина! Я давала читать роман друзьям в Германии, ничего о нем не знавшим, и один из них был так впечатлен, что записал аудиокнигу, сказав, что просто обязан это сделать. Так я немного помогла карьере Замятина… (Смеется.)

ИО Как вам понравилось работать с Максимом Емельянычевым?

КВ Мы не были знакомы раньше: приходит почти что мальчик – и сколько же у него энтузиазма к музыке, к штрихам, к оттенкам, как он готов над ними работать! Я поверить не могла: обычно, если в программе скрипичный концерт, для дирижера это «аккомпанемент», и репетицию он предпочитает тратить на другое, а тебя спрашивает, сколько ты хочешь времени, чтобы «пройти» концерт. Но это не значит заниматься музыкой! А с Максимом и его оркестром мы вместе занимались поиском звука, и он – настоящее открытие для меня! Такие люди дают надежду на то, что у музыки есть будущее. Он потрясающий! Не только в дирижировании, во всем. С ним у меня было чувство, будто я вновь играю в молодежном оркестре: «Сыграем на бис? Я на рояле» За час до концерта распечатали ноты, выбрали пьесу, сыграли, просто так, для удовольствия! С братом у нас точно так же, музыка всегда была нашей радостью. Нам просто нравилось. Очень стараюсь сохранить этот неподдельный детский энтузиазм, его легко потерять. Как в личной жизни, так и в профессиональной.

ИО Ваш брат – знаменитый кларнетист и композитор Йорг Видман; вы никогда не чувствовали себя в его тени?

КВ (Смеется.) Во-первых, мы очень любим друг друга! Во-вторых, я искренне восхищаюсь им как музыкантом: будь мне не по душе то, что он делает, я бы, наверное, ревновала к его успеху. Но поскольку я вижу, что он работает двадцать четыре часа в сутки и добивается великолепных результатов, у меня нет и тени ревности. Скрипач привык видеть вокруг себя двадцать других, которые могут сыграть как он или лучше – и добиться большей известности. Это очень рано научило меня быть самой собой, предлагать миру то, что могу предложить именно я. И часто как раз в дуэте с братом – не только потому, что люблю его: не будь он мой брат, я бы тоже стремилась с ним сотрудничать.

Пандемия – самый большой кризис в моей жизни

ИО Мы с вами встречались в Зальцбурге, где вы играли Anthèmes 2 Пьера Булеза в присутствии автора. Было ли трудно готовить произведение под его контролем?

КВ О да! (Смеется.) Зато вспоминать весело. В партитуре все штрихи выписаны до мельчайших тонкостей. Но если я старалась их соблюдать буквально, он сразу же говорил: «Нет-нет, уберите это чувство, старайтесь играть нейтрально, объективно». Булез опасался быть слишком эмоциональным и хотел, чтобы в моем исполнении все было выверено до секунды. Мы же, когда его не было рядом, старались сделать интерпретацию более живой, дышащей –  сочинению она очень идет. В этом и ключ к его музыке, иначе зачем за нее и браться? Булез был доволен, в целом я старалась следовать его указаниям, но до сих пор думаю, что в этой музыке больше эмоций, чем ему самому бы хотелось.

ИО Годом позже, также в Зальцбурге, вы участвовали в спектакле Саши Вальц на музыку Моцарта и Марка Андре. Что вам дал этот опыт?

КВ Многим это показалось странным, знаю. Вижу, вам тоже. Для меня же – невероятный эксперимент: не просто участвовать в хореографическом спектакле, но создавать его с нуля. Когда мы съехались, не было буквально ничего, мы все придумывали вместе, пробуя, импровизируя. Был и подарок лично мне – сцена, поставленная для меня и моего партнера, где мы играли Сонату ми минор Моцарта. Потом мы работали с Сашей Вальц на открытии Филармонии на Эльбе, в помещениях которой делали большой проект. Меня очень вдохновляют такие пересечения с другими видами искусств, это позволяет тебе увидеть свое собственное искусство со стороны.

ИО У вас также был совместный с Мариной Абрамович проект «Другой тип слушания».

КВ Да, и тоже потрясающий. Идея состояла в том, чтобы применить ее метод к нашему исполнению и восприятию музыки. Речь не только о классике, там была музыка и индийская, и китайская. Для постижения метода Абрамович требовалось минимум шесть часов, но я хотела узнать его по-настоящему и выбрала десять – десять часов тишины, в течение которых ты перебираешь рис, наблюдая синий квадрат. Или желтый, или красный. Сидишь напротив других людей, глядя им в глаза, но не говоришь с ними. Или можешь встать и медленно пройти метра три. Когда так проходит десять часов, эффект сумасшедший! Не то чтобы это придумала Марина, этим традициям тысячи лет, но именно она собрала все это вместе и именно так.

А назавтра мы играли в Альте Опер, одном из больших залов Франкфурта, для тех, с кем провели много часов в тишине; отдельно купить билет на концерт было нельзя, музыканты и слушатели располагались в зале иначе, чем обычно. Я сама не верила в то, что происходило с моей игрой: время действительно пошло по-другому. В течение всего этого периода у нас не было часов, мобильных телефонов и всего того, о чем ты обычно думаешь при словах «это я», как будто тоже не было. Ты словно возвращался к основам существования. Играть музыку после всего этого было невероятно странным и невероятно особенным опытом. Несколько дней это чувство сохранялось, потом я вернулась к обычной жизни, но кое-что в моей голове существенно изменилось.

ИО Как складывается сезон, многие ли концерты отменяются?

КВ Сейчас все по расписанию, только азиатское турне отменилось: не могу две недели провести на карантине. Остальное по плану, хотя и с меньшим количеством публики. Да будет так – наша жизнь не может идти, как шла последние полтора года, это катастрофа. Были те, кому это нравилось, но не мне: противоестественно, неприятно, меня окружала тишина, которую я не выбирала, но которая была мне навязана, и я страдала. Впрочем, для нас в Германии куда хуже был второй локдаун. С ноября прошлого года возобновились концерты в других странах – Финляндии, Франции, Испании, хоть что-то! Но с начала этого года все, включая мой запланированный московский дебют, отменилось, и я была в отчаянии: возможно, пандемия – самый большой кризис в моей жизни. Тем более что и другие события в мире вгоняли в депрессию. У меня в Лейпциге двенадцать студентов, мы пробовали заниматься в зуме – страшно вспомнить, от такого занятия толку нет.

ИО А в концертах, которые транслировались из пустых залов, вы участвовали?

КВ Да. И это было тоже очень депрессивно. Хотя и лучше, чем совсем без концертов. Но с настоящим концертом ничего общего. Неважное было время, хорошо бы к нему не возвращаться.

Хлеб насущный наш – конечно, Бах

ИО Как вы стали играть еще и на барочной скрипке?

КВ Это началось, когда мы стали сотрудничать с Берлинской академией старинной музыки. Мне посоветовал начать один из их скрипачей, сейчас он на пенсии. «Попробуй, – сказал он, – мне кажется, ты рождена для этого». «Это я-то?!» – подумала я. Но он стал моим наставником, дал мне репертуар – Сонату для скрипки соло Пизенделя, Вестхоффа, Корелли, Верачини. Потом мы перешли к Баху, к Моцарту, я стала играть с Берлинской академией, многому научилась и просто влюбилась в них и их репертуар. Концерты Моцарта после этого тоже зазвучали у меня как другая музыка. Я играла с ними как солист и один раз как концертмейстер.

ИО А с традиционными камерными оркестрами как концертмейстер вы играете?

КВ Да, я люблю программы, где играю скрипичный концерт – и потом симфонию уже за первым пультом. Не знаю, как у вас, а в Германии это все более распространено: ты не столько солист, сколько просто музыкант. Времена меняются: уже неинтересно объезжать мир, играя пару одних и тех же концертов с разными оркестрами. Зачем? Я стараюсь делать то, что мне интересно, что меня вдохновляет, и сыграть концерт Прокофьева с таким дирижером, как Максим, и таким оркестром – это весьма вдохновляюще! Не говоря уже о камерной музыке, хотя сейчас на нее меньше времени.

ИО Ваши коллеги называют вершиной скрипичного репертуара сонаты и партиты Баха, для вас это тоже так?

КВ Да, конечно. Недавно я, наконец, записала Партиту ре минор, долго ждала этого момента и поняла, что он наступил. Помимо Баха – сонаты и концерт Бетховена, каприсы Паганини (для поддержания формы и утренней гимнастики), сонаты и концерт Шумана, Барток, Яначек. И концерт Бузони потрясающий, хотя его никто и не играет, и «Скрипка с оркестром» Фелдмана, не говоря уже о Шёнберге и Берге. Но хлеб насущный наш, конечно, Бах.

ИО Какие из исполненных вами премьер для вас наиболее важны?

КВ Очень люблю Второй скрипичный концерт моего брата, видео премьеры есть на YouTube, и мы его обязательно запишем. Концерт Ребекки Сондерс для меня не менее важен, я сыграла его задолго до того, как она стала очень известной, и наша работа над концертом была такой наивной, мы искренне старались создать что-то новое. Очень люблю концерт Шаррино, премьеру которого играла, и прекрасное сочинение an Марка Андре, которое играла только раз, премьеру, и больше ни разу. И великолепный In lieblicher Blaue Джулиана Андерсона – мы его сыграли впервые и записали с Владимиром Юровским. В записи этого не видно, но он задуман как путешествие: вначале я появляюсь как бы ниоткуда, в процессе исполнения передвигаюсь по залу – в основе сочинения лежит стихотворение Гёльдерлина об удалении поэта от публики, от мира, с очень трогательным финалом. Первый концерт брата пока не играла – вначале его много играл Кристиан Тецлафф, затем появился Второй, и он уже мой!

ИО Часто ли ваши премьерные исполнения оказываются и единственными?

КВ Да, и это очень грустно: в новое сочинение и композитором, и мной вкладывается столько работы! Премьера обычно проходит удачно, а затем по каким-то безумным организационным причинам пьеса больше не играется и никто о ней не знает. А другие сочинения не так хороши, но их авторы настойчивее, и они звучат постоянно. Хотя большинство моих премьерных исполнений все-таки повторялось, мне посчастливилось работать с крупными композиторами; так, COLL‘ARCO Вольфганга Рима в свое время я исполняла много раз.

ИО Недавно вы также впервые сыграли концертную поэму Георга Фридриха Хааса «Что мне сказал Бетховен» для скрипки, контрафорте и оркестра – расскажите о ней, пожалуйста.

КВ О да! По-моему, сочинение просто гениальное. Вначале автор играет с микрохроматикой – четвертитонами, восьмитонами, шестнадцатитонами, мне пришлось сильно работать над развитием слуха! Дальше ткань пронизывают все больше бетховенских мелодий, и в конце – такой щемящий раздел, где семь разных групп одновременно играют фрагменты из Бетховена, и вы вдруг узнаете то один, то другой. Невероятное сочинение! И композитор потрясающий. Пока я сыграла его только два раза.

ИО Вы упомянули Владимира Юровского, какие у вас впечатления от работы с ним?

КВ Думаю, он абсолютный гений. Сколько всего он может расслышать – невероятно. Мы еще давно играли Первый концерт Шимановского, это было сильнейшее впечатление. Он столько знает! Более того, ходит на концерты! В моем исполнении он слушал «Фрагменты из Кафки» Куртага в Берлине – в старом театре в Кройцберге, куда пришло, может быть, пятьдесят человек, и он среди них. Просто потому, что все хорошее ему интересно!

ИО Куртаг известен своей строгостью: помню исполнение «Фрагментов из Кафки» с участием Патриции Копачинской, после которого он своими замечаниями довел ее до слез.

КВ Надеюсь, ей хватит сил об этом забыть. Но сам процесс работы с ним просто сверхинтересен. Да, он строг, но когда мы сможете, пересилив это, внимательно слушать, что он говорит о музыке, это невероятно захватывающе. Он может поместить в контекст истории музыки все: «Как, вы не слышите в этом сочетании нот отсылки к третьему акту “Аиды”?» А ты, конечно, о таком и не думал в связи с «Фрагментами из Кафки», в то время как он подобным просто переполнен, свободно цитирует Беккета, кого угодно… он велик.

ИО На московских концертах Юровский не раз говорил о болезнях нашего времени, излечить от которых может музыка, и об ответственности музыканта, чье искусство особенно нужно больному обществу. Вы согласны?

КВ Да, хотя не сказала бы, что эта ответственность лежит на любом музыканте: пусть каждый решает сам. Я ее, безусловно, ощущаю, в том числе поэтому на пиках пандемии продолжала играть хотя бы для небольшого количества людей. Даже когда говоришь о политике, лучше избегать деления на черное и белое, но отстаивать свои убеждения необходимо.