Александра Филоненко:
У «Кода памяти» есть будущее

ЮЧ Саша, какие задачи ты ставила перед собой в «Коде памяти» (Memory code)?

АФ Это уже третья моя пьеса для оркестра, и, не хочу показаться пафосной, но она стала для меня очень важным и определяющим сочинением последних лет. В «Коде памяти» я попыталась воплотить многие идеи – как оркестровые, так и эстетические. После некоторых моих камерных сочинений, в особенности для струнных, здесь я пыталась пойти дальше в плане расширения техники исполнения и трактовки струнных инструментов. Так, я отталкивалась от идеи перехода от «обезнуливания» и стирания чистого звука, от его предела (тотального «разрушения») к чистому первоначальному звучанию. Именно сам переход был мне интересен, и, думаю, он сработал в этой пьесе. Ударные у меня тоже были изначально задуманы как «поющие», звучащие объекты. Конечно, в пьесе используются и традиционные способы исполнения, но главной идеей у ударных я хотела воплотить мою давнюю идею «пения». Вынашивая идею пьесы, я понимала, что она станет для меня ­чем-то очень важным и в ­каком-то смысле решающим. Именно «Код памяти» подытожил мой определенный эстетический период.

ЮЧ Поделись впечатлениями, что чувствует автор, когда впервые слышит свое детище?

АФ На репетициях, когда пьеса постепенно, как флер, начала просвечивать, я поняла, что рождается именно то, что я задумала. Самое сложное заключалось в работе со струнными – пришлось объяснять, показывать, погружать в звучание моей пьесы молодых музыкантов. Как я полагаю, они никогда прежде не исполняли подобную музыку, и вряд ли им в ближайшее время предстоит взяться за ­что-то похожее. Наверное, для них это тоже был очень непростой опыт – как слуховой, так и психологический. Им нужно было словно забыть все, чему их обучали, как нужно играть, и как бы заново переродиться, найти иной подход к своему инструменту.

Конечно же, когда я писала пьесу, то знала, как она будет звучать. Я вообще долго вынашиваю свои пьесы, а фиксирую нотный текст довольно быстро. Присутствовало опасение, что когда я буду проживать пьесу на репетиции, придется столкнуться с преодолением ­каких-то препятствий. И они, конечно, были, у музыкантов возникали вопросы, нужно было решать ­какие-то проблемы, но важно, что на первой же групповой репетиции родилась именно та музыка, которая изначально пришла ко мне в голову.

ЮЧ А что произошло во время исполнения на концерте? Накладка сильно исказила общую концепцию произведения?

АФ По неизвестной мне причине на премьере не включилась пленка. На прогонах никаких сбоев в работе техники не наблюдалось. Но это прецедент, на который скорее стоит обратить внимание руководства Московской филармонии. Я же хочу сердечно поблагодарить чутких, исполнительных, творческих музыкантов Российского национального молодежного оркестра, которые совершенно феноменально исполнили мою пьесу. Идею двух параллельно звучащих оркестров (пленка должна была идти в качестве второго оркестра) в этот раз не удалось реализовать, но я не отчаиваюсь, более того – верю, что у «Кода памяти» есть будущее.

ЮЧ Как родилась эта пьеса и что тебя вдохновило на ее написание?

АФ Ко мне обратились коллеги из Фонда Аксенова с просьбой показать свою музыку, а через некоторое время пришло сообщение об отборе в проект «Русская музыка 2.1». Мне предложили представить сочинение для оркестра. В то время я размышляла над идеей новой оркестровой пьесы, так что, можно сказать, все совпало.

Главная идея пьесы – идея памяти, наших воспоминаний, их обрывки, которые проходят через многие годы и со временем перерастают уже в большие события. События XX века, и в особенности Второй мировой вой­ны, долгое время представляли для меня интерес. И чем больше я погружалась, как музыкально, так и исторически, в изучение культуры первой половины прошлого века, тем отчетливее осознавала, что из этого рождается очень важная для моего творчества пьеса. Я постигала музыкальные и документальные материалы, и, опираясь на них, начала писать «Код памяти».

ЮЧ А какая функция отведена пленке, которую мы так и не услышали на премьере?

АФ Электронный материал – это своего рода «музыкальная память» пьесы, благодаря ему и происходит тотальное погружение в художественно-­музыкальные события XX века.

ЮЧ Насколько я поняла, ты написала индивидуальную партию для каждого участника в группах струнных. Зачем?

АФ Мне было важно воссоздать такое единство, где бы каждый участник был одновременно и солистом, и микрочастицей некоего макрособытия. В ­какой-то момент игра оркестра обрывается, подобно эффекту обрыва памяти. Мы слышим только пленку и переживаем этот момент как статичность и вневременное состояние природы, близкое ощущению, которое так трогает меня в фильмах Тарковского. Мы погружаемся в статику природы и чистого звука через звучание бокалов и металлических объектов. И именно через эту статику и суперданность природы мы обретаем свой собственный код памяти.

ЮЧ Все симфонические опусы в концерте репетировал Федор Леднёв. Все ли ему удалось реализовать из того, что зависело непосредственно от оркестра?

АФ Я счастлива, что премьеру готовил именно он. Так кропотливо, мастерски собрать и вытянуть такую гигантскую партитуру за короткий срок, да еще с молодыми музыкантами – это достойно уважения и восхищения. Это просто фантастика. Настоящий профессионал, чуткий, скромный, интеллигентный, мудрый, преданный своему делу, – таким я увидела Федю за работой над моей пьесой.

В тот момент, когда должно было остаться лишь звучание пленки, без оркестра, Леднёв ждал сигнала для продолжения пьесы – мы так договорились. Сигнала не последовало, но, вопреки этому обстоятельству, он мужественно повел оркестр за собой. Я считаю, что Федя – герой, который спас мою пьесу.

ЮЧ Хочу вернуться к идее написания индивидуальных партий для струнников. Ты делала это впервые?

АФ Нет, принцип солирования, оркестра солистов я уже использовала в своей предыдущей пьесе «Фарс». Идея персонификации мне очень близка, так как я интерпретирую каждый инструмент как нечто особенное, личностное, неповторимое. Думаю, синонимичные идеи присутствуют в живописи, что, скорее всего, на меня и повлияло. Рассматривая оркестр как большой мутирующий организм, я хотела воплотить идею солирования и одновременно слияние в один гомогенный звучащий сосуд.