Биограф Шостаковича Кшиштоф Мейер и «крестный отец» Майкла Джексона Куинси Джонс, «король танго» Астор Пьяццолла и классик минимализма Филип Гласс, один из лучших вагнеровских дирижеров Даниэль Баренбойм и патриарх аутентизма Джон Элиот Гардинер, автор «Шербурских зонтиков» Мишель Легран и ультраавангардист Эллиот Картер, не говоря уже про Бернстайна, Гершвина, Копланда, Ибера, Мийо и многих других композиторов, дирижеров, солистов: все они – ученики Нади Буланже (1887–1979). Когда-то ради шутки одним из них себя назвал и наш Андрей Волконский, хотя позже признавался, что никогда в жизни ее не видел: «А решил я ее назвать, поскольку имя это было хорошо известным». Имя Буланже известно по-прежнему: она преподавала почти до самой смерти, многие ее ученики – наши современники. Однако мы практически не слышим ее музыки; первой встречей с нею для многих станет двойной альбом «Мадемуазель. Неизвестная музыка Буланже», недавний номинант «Грэмми».
Название альбома можно понимать по-разному: около половины его номеров не только записано впервые, но и не публиковалось прежде; чтобы это стало возможным, была проделана большая работа над рукописями Буланже. Можно понимать и шире – музыка Буланже практически неизвестна в принципе. Если существует минимум четыре диска, полностью посвященные ее дирижерскому искусству, то монографический диск Буланже-композитора до сих пор был один, и тот вышел более четверти века назад. По составу он частично пересекается с нынешним; и там, и тут не обошлось без Трех пьес для виолончели и фортепиано – самого удачливого сочинения Буланже, записывавшегося не менее семи раз. Однако ни одному другому ее творению так не везло, и даже одно из немногих ее крупных произведений, Фантазия для фортепиано с оркестром, прежде записывалось только раз и совсем недавно записано во второй.
Решающую роль в появлении альбома сыграла пианистка Кэрол Розенбергер, в прошлом – ученица Буланже, ныне – глава лейбла Delos, на котором и сама выпустила ряд дисков. В свое время Буланже предвещала Кэрол большое будущее, но вскоре та заболела полиомиелитом и выпала из профессии почти на десять лет; именно поддержка Буланже помогла ей вернуться за инструмент. Возглавив Delos, Розенбергер с благодарностью откликнулась на предложение пианистки Люси Мауро об издании подобного альбома.
Как пишет Мауро во вступительном тексте, за долгую – 92 года! – жизнь Буланже посвятила композиции немногим больше двадцати лет, навсегда перестав сочинять в 1922 году. Хотя от этого решения ее отговаривал не кто иной, как Габриэль Форе, бывший профессор Буланже в Парижской консерватории, она осталась непреклонна, называя свои композиторские опыты не просто «бесполезными», но «худшими из возможных грехов». Двойной альбом наглядно показывает, насколько неправа была Буланже. Дав путевку в жизнь многим передовым мастерам ХХ века, сама она осталась в рамках эстетики рубежа столетий, находясь под влиянием Форе и Дебюсси. Два десятка песен, составляющие первый диск альбома, именно таковы – поздний романтизм с элементами импрессионизма. Впервые записано больше половины, и среди них сразу бросается в глаза «Un grand sommeil noir» – знаменитое стихотворение Поля Верлена, известное в русском переводе Валерия Брюсова «Огромный, чёрный сон».
Оно привлекало внимание самых разных композиторов: если не считать нескольких десятков малоизвестных авторов, в 1895 году его положил на музыку Равель, в 1906 – Варез и уже в 1940-х – Онеггер. Удивительно, насколько разных результатов достигает каждый из них: Равель балансирует на грани минора и мажора, результат – чистая магия; Онеггер полвека спустя задумчиво прощается с импрессионизмом. Варез, от которого никто не ждал бы подобного, удивляет мрачным малеровским вступлением и изысканным мелодизмом; Буланже, одновременно с ним написавшая свой «Чёрный сон», привлекает этакой салонной проникновенностью, но это лишь приманка для того, чтобы оглушить истинной драмой. Во всех красках передает ее баритон Эдвин Кроссли-Мерсер, записавший пять номеров альбома.
Если уровень франкоязычных песен первого диска ровен до умеренного, то на втором мы находим несколько настоящих шедевров; в первую очередь три песни на стихи Гейне в исполнении тенора Алека Шрадера. Они могли бы украсить любую программу австро-немецкой lied, написанные в лучших традициях Шумана и отчасти даже Малера, – неудивительно, если год их создания 1908, как раз когда Малер писал «Песнь о земле». К ним по настроению примыкает более поздняя фортепианная пьеса «К новой жизни», написанная на излете Первой мировой войны и отмеченная характерным ощущением опустошения. Совсем в другом ключе звучат Три пьесы для фортепиано, созданные всего тремя годами ранее и напоминающие скорее миниатюры Сати. Тогда же, в 1914 году, появились Три пьесы для виолончели и фортепиано; виолончелисты нашего времени периодически отдают им должное, исполняя наряду с сочинениями Дебюсси, Сен-Санса и того же Форе, но в этом ряду Буланже все же проигрывает. За исключением финальных пьес для органа, не принадлежащих к сильным сторонам альбома, во всех его номерах участвует Люси Мауро – яркий солист и чуткий аккомпаниатор.
