События
Имя выпускника Киевской и Петроградской консерваторий, ученика Ф.М.Блуменфельда и Р.М.Глиэра Маркиана Петровича Фролова сегодня, к сожалению, мало что говорит даже для меломанов города Екатеринбурга, которому музыкант посвятил 15 лет из 51 года своей жизни. В 1934 году благодаря Фролову в Свердловске была организована первая в азиатской части России консерватория, а в 1936 году при его непосредственной поддержке и участии открыта филармония, быстро превратившаяся в один из важных культурных центров региона. Подобно судьбам многих людей того времени биография Фролова полна неожиданных поворотов и драматических эпизодов. Родившись в 1892 году в Бобруйске, детство и юность он провел в Омске и Харбине. Затем был столичный Институт путей сообщения, который без сожаления оставляется ради учебы в Петербургской консерватории в классе Анны Есиповой. Музыкальное образование растянулось на девять лет: чтобы учиться у обожаемого Рейнгольда Глиэра, Фролов на три года уезжал в Киев, но затем снова вернулся в Петроград, дабы блестяще завершить начатое дело. В 1924 году на выпускном экзамене Фролов с триумфом исполнил одночастный фортепианный концерт собственного сочинения, получив одобрение самого Глазунова. Впоследствии концерт этот не раз игрался автором в разных залах, в том числе и в любимом Киеве в 1926 году.
В 1979 году дирижер Евгений Колобов включил этот концерт в программу своего концерта в Пермской филармонии (солировала выпускница Свердловской консерватории Татьяна Валуева), после чего партитура этого произведения на сорок с лишним лет загадочным образом исчезла. Благодаря усилиям музыковеда Ирины Винкевич ноты удалось обнаружить в архиве Союза композиторов Свердловской области, а прошедший мини-фестиваль Маркиана Фролова стал прекрасным поводом еще раз озвучить это сочинение. Московский пианист Юрий Фаворин героически выучил Концерт в весьма сжатые сроки, а Уральский молодежный симфонический оркестр под управлением Андрея Петренко вдохнул в эту музыку необходимую энергию молодости и задора.
Озаглавленный первоначально как «Траурно-героическая поэма» (здесь, конечно, слышна отсылка к «Траурно-триумфальной» симфонии Берлиоза), Фортепианный концерт Фролова несет на себе явно ощутимую печать музыки Александра Скрябина, почитавшегося в 1920-е годы как один из провозвестников революции. Основу драматургии сочинения составил характерный для романтиков контраст между героическими и лирико-созерцательными образами. Патетическое начало, где после мощного оркестрового вступления следовал взволнованный монолог пианиста, конечно, сразу же вызывало в памяти знаменитые концерты Чайковского и Грига, однако следовавший за торжественным вступлением быстрый раздел переносил в мятежный и бурлящий ХХ век. Юрию Фаворину в своей вдумчивой интерпретации удалось найти точный баланс между экспрессией и интеллектом и сберечь эту музыку от чрезмерного пафоса. Виртуозные пассажи и фигурации, которыми композитор насытил фактуру (первоначально концерт замышлялся как соната), не заслоняли контуров формы, с ее развитием и движением к мощной кульминации, построенной на патетической теме вступления. Живой и гибкий оркестр добавлял свои краски в общую палитру, от густых плотных мазков до прозрачных акварельных звучностей. Если в фортепианной партии больше чувствовался Скрябин, то в оркестре – Мясковский, с его характерной сумрачной сосредоточенностью, хоралами у струнных, нежными перекличками между деревянными духовыми.
Прозвучавшая во втором отделении «Поэма об Урале» – сочинение совершенно иного склада. По жанру это настоящая сценическая кантата с участием оркестра, хора и солистов, премьера которой состоялась на сцене Свердловского театра оперы и балета в 1932 году и была приурочена к 15-летию Октябрьской революции. Режиссер Владимир Лосский составил некое синтетическое действо, в котором музыка перемежалась кадрами кинохроники, репликами актеров, а в конце на сцену выезжал настоящий трактор, символ индустриализации и прогресса. Прошедшие тогда с большим успехом четыре представления стали единственными, времена изменились, произведение было отложено в архив и ждало своего возобновления почти 90 лет. Поставленные Фролову авторами и постановщиками задачи потребовали иного музыкального языка, нежели в Фортепианном концерте. На смену изысканным созвучиям и тонким переливам фактуры пришли ясные и простые гармонии, сопровождающие цитируемые песни, а восходящая кварта из «Поэмы экстаза» Скрябина трансформировалась вдруг в начало Интернационала, общим пением которого завершалась поэма. Кроме Интернационала Фролов процитировал также в «Поэме об Урале» башкирскую народную мелодию и английский гимн «Боже, храни короля», бывший в начале XIX века гимном Российской империи, до того, как появился знаменитый «Боже, царя храни». Автор либретто, уральский поэт Николай Харитонов, написал яркий экспрессивный текст от лица угнетенных башкир и притесняемых царем крестьян. И если в начале 1930-х слова «Русский украл родной Урал… Аул родной сгорел дотла… Будь проклят русский царь» воспринимались еще с революционным запалом, то буквально через несколько лет подобная лексика в условиях официальной пропаганды стала недопустима. Поэта Николая Харитонова расстреляли в августе 1937-го, ему было всего 33 года. Под подозрение попал и Маркиан Фролов, которого исключили из партии, лишили директорского поста в консерватории, припомнив, в том числе, его жизнь и учебу в Харбине. Благодаря заступничеству Мясковского и Глиэра казни композитору удалось избежать, более того, тот же Глиэр помог получить заказ на написание национальной бурятской оперы, с которым Фролов блестяще справился. «Поэму об Урале» композитор впоследствии переработал в симфоническую картину «Седой Урал», благоразумно убрав крамольный текст.
Дирижер Андрей Петренко с мастерством опытного театрального музыканта собрал номера кантаты в единое целое, так что симфонические фрагменты, которые при постановке, видимо, звучали во время перемены декораций, воспринимались как предыкты к мощным хоровым сценам. В ясности и образности самого музыкального материала можно было легко услышать схожесть с известной музыкой к кинофильму «Дети капитана Гранта» И.Дунаевского, появившейся на четыре года позже поэмы Фролова. Конечно, вряд ли советский песенный классик мог услышать сочинение уральского композитора, однако само совпадение указывает, насколько Фролов хорошо чувствовал запрос времени великих потрясений, но и великих надежд на то, что действительно «мы наш, мы новый мир построим».
В том, что сейчас эта музыка после многолетнего забвения снова прозвучала на эстраде, есть важный этический момент. Ведь, как говорил еще Исаак Ньютон, увидеть что-то дальше можно лишь стоя на плечах гигантов. И без Маркиана Фролова, с его организаторским и композиторским талантами, музыкальная культура на Урале вряд ли достигла бы сегодняшних высот.
