Густаво Дудамель:
Музыка помогает нам совершенствоваться

ЮЧ Густаво, вы приезжали в Москву лишь раз – это было летом 2010 года. Вместе с Национальным молодежным оркестром Венесуэлы имени Симона Боливара вы дали два концерта. Программы отличались друг от друга: в первый день вы исполнили симфонические вариации Margariteña Иносенте Карреньо, танцы из балета «Эстансия» Альберто Хинастеры и Четвертую симфонию Чайковского, а во второй день – Пятую симфонию Бетховена и «Весну священную» Стравинского. Какие у вас остались воспоминания о том визите?

ГД Посещение Москвы оставило отпечаток в моей памяти – это роскошный город с богатой историей, место силы, важное для каждого человека, так или иначе связанного с музыкой. Здесь жили и творили великие композиторы, выступали гении оперной сцены. Этот культурный пласт российской столицы невозможно переоценить. Кроме того, Москва показалась мне городом невероятной творческой энергии.

ЮЧ Какое впечатление произвел на вас зал Московской филармонии?

ГД Он и выглядит, и звучит великолепно! Сюда всегда приятно приезжать снова. Вы даже не представляете, как много для меня значит возвращение в Москву после стольких лет! Я предвкушаю эту поездку как долгожданную встречу.

ЮЧ Означает ли это, что после концерта в конце января московская публика станет видеть вас чаще?

ГД Честно скажу, что очень надеюсь на это. Вообще, моя заветная мечта – привезти в Москву на Историческую сцену Большого театра одну из постановок Парижской оперы, с которой я тесно сотрудничаю с начала нынешнего сезона (Густаво Дудамель стал музыкальным директором Парижской оперы, его кандидатуру предложил новый интендант Александр Неф. – Ю. Ч.).

ЮЧ Существуют ли для вас «золотые стандарты» в исполнении русской классики? Записи каких дирижеров вы бы назвали эталонными?

ГД Я достаточно много слушал записи русских дирижеров, и многие из них можно без преувеличения назвать выдающимися. С кого бы начать? Первым хочется назвать, безусловно, Евгения Мравинского. Мстислав Ростропович, Кирилл Кондрашин, Рудольф Баршай и, конечно, Марис Янсонс – интерпретации всех этих музыкантов и по сей день остаются для меня источником вдохновения. Они очень разные, но их объединяет очень глубокое понимание тех сочинений, за которые они брались. Не скрою, я отношу себя к большим поклонникам русской музыки, мне преподавали ее еще в детстве, поэтому уже на профессиональном поприще она не казалась мне ­чем-то экзотическим, напротив, любовь к ней мне привили очень рано, и она остается в моем сердце.

ЮЧ Кто из ваших наставников проявлял наибольший интерес к русскому классическому репертуару?

ГД Чайковского очень любил мой педагог Хосе Антонио Абреу – основатель бесплатной программы обучения музыке Венесуэлы El Sistema, вырастивший несколько поколений венесуэльских музыкантов. «Патетическая» симфония была, пожалуй, одним из самых популярных сочинений в нашем репертуаре в Венесуэле. Любой оркестрант знал каждую ноту и мог воспроизвести партию по памяти. Мы играли много русской музыки – Шостаковича, Прокофьева, Римского-­Корсакова, Скрябина. Я и сегодня продолжаю включать их произведения в репертуар своего коллектива. В следующем сезоне, к примеру, мы с Филармоническим оркестром Лос-­Анджелеса планируем провести фестиваль Рахманинова, приуроченный к 150-летию со дня рождения классика. Помимо этого я буду дирижировать «Щелкунчика» – в 2018 году мы сделали live-запись (тоже с оркестром Лос-­Анджелеса) и выпустили ее на лейбле Deutsche Grammophon (Этим диском Густаво Дудамель отпраздновал десятый сезон в должности руководителя оркестра. – Ю. Ч.). Это заложено в нашей ДНК и, безусловно, должно оставаться существенной частью экспорта великой русской культуры.

ЮЧ Удачно, что вы упомянули «Щелкунчика», так как следующий вопрос именно о нем. В конце ноября в новостях мелькало сообщение о том, что в Государственном балете Берлина отменили «Щелкунчика» – реконструкцию оригинального балета 1892 года в постановке Мариуса Петипа для Мариинского театра. Причина отмены, по словам исполняющей обязанности директора Кристианы Теобальд, заключается в том, что спектакль больше не соответствует духу времени и апеллирует к «архаичным культурным стереотипам и расизму». Означает ли это, что мы вот-вот станем свидетелями «охоты на ведьм»?

ГД Я ничего не слышал об этом запрете, но я по-прежнему считаю, что музыка может преподать нам важные уроки – не только помочь лучше осмыслить наше прошлое, но также познать настоящее и в ­каком-то смысле предчувствовать будущее. Музыка развивает навык слушания и помогает нам совершенствоваться, и, на мой взгляд, это умение является самым важным при оценке того, что нас окружает в век поглощающих социальных сетей, потока намеренно вводящих в заблуждение новостей и тому подобного. Мне нравится вслушиваться, максимально задействовать свое внимание, чтобы разгадать истину, которую познал тот или иной композитор. То, как мы играем музыку, в равной степени относится и к тому, как мы взаимодействуем с жизнью.

ЮЧ В начале декабря в российский прокат вышла «Вестсайдская история» Стивена Спилберга. Вы принимали участие в этом проекте. Расскажите, в чем заключалась специфика киноадаптации музыки этого бродвейского хита?

ГД Работу с великим Стивеном Спилбергом я, вероятно, еще долго буду вспоминать – это был необыкновенный опыт! Наша команда состояла из невероятно талантливых людей, которые смогли воплотить этот замысел в жизнь. Я надеюсь, что нам удалось, с одной стороны, найти идеальный баланс между партитурой мюзикла с его оперным потенциалом и концепцией Спилберга и, с другой стороны, подчеркнуть вневременность, универсальность музыки Бернстайна, сохранить заложенные в ней сильные эмоции.

«Вестсайдская история» всегда была частью моего репертуара. Я неоднократно дирижировал ее как в Лос-­Анджелесе, так и в Каракасе. А с моим любимым венесуэльским Оркестром имени Симона Боливара мы исполняли «Вестсайдскую историю» в 2016 году в Зальц­бурге на фестивале Пятидесятницы – в semi-stage версии партию Марии пела неподражаемая Чечилия Бартоли. Было весело!

ЮЧ Для Спилберга «Вестсайдская история» – «величайшая театральная партитура» и «музыкальный символ США». Что значит эта партитура для вас?

ГД Это одно из самых красивых и в то же время трагических повествований о любви и потере, сюжет, созвучный «самой печальной повести» Шекспира. Но «Вестсайдская история» также о том, насколько хрупко наше общество, о причинах раскола и о последствиях.

«Вестсайдская история» Спилберга – прекрасный портрет латиноамериканской культуры, и это для меня очень важно. Лос-­Анджелес очень пестрый по составу населения, почти половину составляют представители Южной Америки. Поэтому, не скрою, я оценил, как мастерски Стивену удалось раскрыть в фильме эту тему.

ЮЧ Хочется поговорить о вашей деятельности на посту музыкального руководителя Парижской оперы. На ваш взгляд, почему многие оперные театры мира – и в США, и в Европе, и в России – начали сталкиваться, по сути, с одной и той же проблемой? Аудитория стареет, постепенно уменьшается, а передать эстафету некому. Какие варианты решения этой проблемы существуют, и какие из них вы считаете наиболее эффективными?

ГД Я думаю, что культурные учреждения должны не только посвящать свою деятельность вечным общечеловеческим вопросам и проблемам, но и затрагивать темы, актуальные для людей сегодня. Если мы сможем это сделать, то я думаю, что появится шанс на обновление аудитории молодой кровью. Дело не в архаичности жанра, но в том, что молодые люди хотят видеть на сцене себе подобных.

Что касается непосредственно Парижской оперы, то это театр со своей историей, так что я думаю, что это было бы в корне неправильно – мне или ­кому-нибудь еще на моем месте – просто прийти и начать проводить реформы по всем направлениям. Я с огромным уважением отношусь к традициям, при этом не скрою, что существует много новых и интересных идей, которые я хочу реализовать со своими новыми коллегами. Но прежде мне бы хотелось убедиться, что мы все так же чтим то, что было создано до нас.

ЮЧ Среди ваших европейских коллег есть те, которые придерживаются мнения, что современному успешному дирижеру совершенно необязательно постоянно путешествовать по разным континентам. Они предпочитают общаться преимущественно с одним или двумя оркестрами в течение сезона. Справедливо ли сказать, что миссия музыканта в современном мире меняется, и он (или она) больше не должен проводить свое время в бесконечных концертах с чужими коллективами?

ГД Это хороший и очень важный вопрос. В данный момент моя творческая активность сосредоточена в Париже и Лос-­Анджелесе, и только одну или две недели я отвожу для работы с другими оркестрами в качестве приглашенного дирижера. На то есть три причины. Во-первых, практичность. Я люблю находиться в одном и том же месте и не быть заторможенным после перелетов (у нас это состояние называется jetlagged) и неизбежной смены часовых поясов! Во-вторых, экологический аспект. Безопасных перелетов, не оказывающих негативного воздействия на окружающую среду, к сожалению, пока не существует – для этого ученым нужно изобрести качественно новое топливо. Изменение климата представляет наиболее серьезную угрозу для нас сегодняшних и для будущих поколений. Тем не менее перед лицом этой опасности мы отнюдь не бессильны, мы можем реагировать. Правда, человечеству придется существенно изменить привычный образ жизни – в том числе меньше путешествовать. Наконец, в-третьих, для моих коллективов будет лучше, если я буду уделять больше времени повседневной работе с ними, а не проводить на другом конце земного шара еще одну гостевую неделю. Это способствует углублению наших отношений.

ЮЧ Вас характеризуют как неавторитарного человека, хотя именно эта черта присуща многим представителям вашей профессии. Как бы вы описали свой способ управления оркестром?

ГД Для меня оркестр – это микрокосм общества, в котором множество индивидуальностей играет разные партии для достижения одной общей творческой цели. Моя задача в этом процессе – сделать так, чтобы мы коллективно добились этого. Но репетиции и само исполнение – всегда групповая работа, гармоничное сотрудничество.

ЮЧ В Москве вы будете выступать с Национальным молодежным оркестром. По части образовательных программ для юношества вы преуспели. El Sistema, о которой вы упомянули ранее, принесла свои плоды и помогла многим талантливым музыкантам раскрыть потенциал, в чем вы сами могли убедиться. Нужно ли в других странах запускать подобные образовательные инициативы для молодых музыкантов?

ГД Я считаю, что у юношества должен быть доступ к прекрасному. Нет ничего важнее этого. Хочется надеяться, что настанет день, когда подобные проекты распространятся по всему миру. Фонд Дудамеля, сопредседателем которого я являюсь вместе с моей женой Марией Вальверде, ставит перед собой задачу – расширить доступ молодых людей к искусству в целом и музыке в частности. Фонд предоставляет им инструменты и дает возможность строить перспективные планы в творчестве. Я верю, что у этих подростков блестящее будущее – из них вырастут новые лидеры и именно им предстоит совершенствовать наш мир, устанавливая культурную планку на самом высоком уровне. Мой наставник Хосе Антонио Абреу всегда говорил: «Нельзя давать бедным людям бедную культуру, им нужно давать самое лучшее, чтобы показать им истинный потенциал того, кем они могут стать».