Релизы
Струнный квартет «Берлин – Токио» создан в 2011 году. За прошедшие годы коллектив стал лауреатом ряда конкурсов, в том числе ARD в Мюнхене, гостем крупных фестивалей и концертных залов, включая Консертгебау. На дебютном диске ансамбля – программа неожиданная и даже рискованная: не считая миниатюр Эрвина Шульгофа, почти весь альбом занимает без малого часовой Квартет-симфония Гавриила Попова, записанный впервые с момента премьеры в 1951 году.
С самыми известными сочинениями Попова – такими как Септет (1927) или Первая симфония (1935), запрещенная сразу же после премьеры, – у Квартета-симфонии, кажется, почти ничего общего. Удивительным образом нет в этом сочинении и ничего похожего на Шостаковича, хотя удержаться от поиска сходств невозможно. Композиторы были почти ровесниками, оба входили в АСМ, а Первая симфония Попова и ее запрет предвосхитили и Четвертую Шостаковича, и ее снятие с премьеры. Имена авторов были в одном ряду и во время антиформалистической кампании 1948 года, причем до того оба успели получить Сталинские премии.
К моменту появления Квартета-симфонии Шостакович уже был выдающимся мастером струнного квартета, и тем удивительнее, что его влияния, которого не избежали многие современники, здесь не слышно. В статье к диску композитор Борис Йоффе говорит о свободе сочинения «от духоты советского экспрессионизма с его обязательной программой по борьбе добра и зла», сравнивая опус с созданной в те же годы Пятой симфонией Попова. Свое название «Пасторальная» она полностью оправдывает, и в этой же эстетике мнимой бесконфликтности написан Квартет-симфония.
Легче всего было бы сказать, что в ответ на критику сверху Попов был вынужден упростить язык и что Квартетсимфония кажется сочинением композитора постаревшего, надломленного. От подобных упрощений предостерегает Борис Гаспаров в статье «Путь к “неслыханной простоте”»: «Движение Попова к диатонической “простоте” и звуковой живописности не было сдачей ранее достигнутого… в нем сохранялись черты музыкального мышления Попова, заявившие о себе с самого начала… простота позднего Попова была не отступлением, а поиском нового берега».
В первых же нотах слышен симфонический масштаб замысла. После колебаний первых минут музыка надолго обретает истинно пасторальный характер, как бы обращаясь поверх советской музыки к полутора столетиям классики и увенчиваясь усталой, но бодрой кодой. Драматургия и продолжительность – двадцать пять минут! – первой части таковы, что она одна воспринималась бы как законченное сочинение, но за нею – еще три. Короткое Presto – дань уважения классико-романтическому стилю, кажется, без тени иронии, но с тревожным окончанием, предвосхищающим пятнадцатиминутное Adagio. Здесь царит подводное течение: конфликт то и дело стремится вырваться на поверхность, хотя ни разу и не проявляет себя явно.
Тем неожиданнее финал, во многом построенный на бетховенских реминисценциях; если Allegretto из Седьмой симфонии временами проносится лишь тенью, то поданная с большим юмором тема «Оды к радости» становится буквально лейтмотивом всей части. Здесь трудно вновь не вспомнить Шостаковича – финал его предсмертной Альтовой сонаты также основан на цитате из Бетховена, правда, переосмысленной трагически. Попову с момента создания Квартета-симфонии оставалось еще двадцать лет жизни и творчества, но его опус отмечен многими типическими чертами именно позднего сочинения. Этим он ближе рождавшимся тогда же, в начале 1950-х, последним произведениям Прокофьева, пришедшего к большей лиричности и напевности, но не переставшего быть собой.
