«Прометей» в блюзовых тонах

Что общего у «космической», «устремленной ввысь» музыки Александра Скрябина и джазово-блюзовой зажигательной музыки Джорджа Гершвина? Казалось бы, ничего. Однако пианист Борис Березовский – а по совместительству худрук I Международного фестиваля А.Н.Скрябина, проходящего в эти дни в столице, – так не считает, о чем и поведал в недавнем интервью «Музыкальной жизни». В Большом зале Московской консерватории, принявшем очередной фестивальный концерт, его мнение о родстве гармонического языка этих композиторов оказалось более чем оправданным. Рапсодия в стиле блюз и Симфоническая сюита «Порги и Бесс» Гершвина (а в придачу к ним Сюита из балета «Дафнис и Хлоя» Равеля) показали своего рода музыкальный мировой процесс, в контексте которого создавалась экзальтированная скрябинская поэма «Прометей», как и на премьере в 1911 году, представшая без партии света.

Музыковед и близкий друг Скрябина Леонид Сабанеев вспоминал: «…Скрябин хотел, чтобы в кульминационном пункте [Прометея] был такой свет, чтобы в глазах было больно – тут должны были быть пущены в ход самые что ни на есть сильные световые источники. <…> Но все это оказалось очень мало пригодным. Кроме того, выяснилось, что кабель не выдержит должного напряжения тока. Световая симфония уплыла в безнадежность мечтаний…» Премьера симфонической поэмы «Прометей» («Поэма огня») к большой досаде автора (исполнявшего, кстати, фортепианную партию) прошла в Москве без его уникальной строки Luce, записанной обычными нотами в двухголосии, – амбициозная затея была реализована лишь в 1915 году в Нью-Йорке. Вновь воплотить грандиозный опус Скрябина взялись созданный специально к юбилейным событиям Фестивальный оркестр его имени (дирижер – Корнилиос Михайлидис), Государственный хор Республики Татарстан (художественный руководитель – Миляуша Таминдарова), Камерный хор Музучилища имени Гнесиных (художественный руководитель – Петр Савинков), пианист Александр Гиндин и органистка Евгения Кривицкая. Плотное, густое звучание оркестра то сливалось в пучину утонченно-изысканных аккордов, то рассеивалось на звеняще-искрящие мотивы и фанфарные темы, среди которых побеждала «тема разума», всплывающая словно из первозданного хаоса и сотрясающая зал. Среди этой огненной стихии соло фортепиано воспринималось как луч света или путеводная звезда, ведущая за собой: тонкая, почти импрессионистская манера игры Александра Гиндина вполне соответствовала скрябинскому определению фортепианной фактуры «Прометея» – «звуковые поцелуи». Впрочем, в ликующе-торжественном финале, когда вступили хоры и орган, эта деликатность исчезла, подхватив своего рода гимн «Поэме огня». Взгляд в надежде упал на световые прожектора Большого зала – но, увы. К счастью, организаторы обещают, что партия Luce будет осуществлена 1 марта в этом же пространстве.

И «Рапсодия в стиле блюз», и Симфоническая сюита из оперы «Порги и Бесс» Джорджа Гершвина не воспринимались в программе как «чужеродные» – разве что вызвали удивление некоторых слушателей в комментариях на YouTube во время прямой трансляции. В Рапсодии солировал Олег Аккуратов – незрячий от рождения джазовый пианист-самородок, импровизатор, который и здесь не изменил своей импровизационной манере (хотя в партитуре композитор не допускал каких-либо «вольностей»). Казалось, пианисту было слегка неуютно в окружении академического оркестра – будто ему приходилось усмирять драйв, который и без того сдерживал медленный темп, взятый дирижером, а легкость и непринужденность, с которой Аккуратов исполнял Рапсодию, его удивительное ощущение свободы не нашли диалога с вязким звучанием оркестра. Зато в «Порги и Бесс» оркестрантам удалось поймать волну блюза и свинга, которую подхватили хор и харизматичные солисты – Роза Габдрахманова, Ксения Романова, Салават Шафиков, Данила Бекшаев, спевшие эпизоды из жизни простых афроамериканцев по-театральному ярко и темпераментно. В финале сюиты, плавно превратившейся в некий бродвейский мюзикл, вспомнились слова все же главного героя этого вечера – Александра Николаевича Скрябина, сказанные Леониду Сабанееву: «В самой позе музыканта в оркестре так много от ремесленности… Никакого подъема, нет праздничности. Оркестр ведь должен быть в постоянном движении, он должен танцевать». И пусть это пожелание было высказано в адрес своих соотечественников-современников и прежде всего по отношению к своей музыке, но в заключительном номере «Порги и Бесс» пританцовывали уже и дирижер, и хор, и публика.