Британец Йестин Дэвис стал вторым в истории контратенором, записавшим «Прекрасную мельничиху» Шуберта. Первым был Йохен Ковальски, выпустивший этот цикл на Capriccio в 1997 году. Соотечественник Йестина – тенор Иэн Бостридж, съевший собаку на записях вокального наследия венского романтика, благополучно и очень успешно вчитал, точнее, впел английскую ментальность в интерпретацию этого шедевра. Младший современник Бостриджа – Дэвис элегантно сделал вид, будто и не было никаких записей великого предшественника, и записал песни шубертовского подмастерья словно с чистого листа, в абсолютно другой эмоциональной и интонационной тональности. Оба они – и Бостридж, и Дэвис – не понаслышке знакомы с меланхолией, которая питала и продолжает питать их национальную культуру. Но как же отличается эта «черная желчь» у обоих. И Йестину в этом искусстве, конечно, нет равных. У него даже есть превосходный сольный альбом под названием «Искусство меланхолии» с песнями Джона Дауленда. Совсем недавно он выпустил очередной блистательный диск Lamento с наследием немецкого барокко.
Насколько богата примесями холерического и сангвинического меланхолия у Иэна, настолько же она почти перманентно смешивается с мягкими, растушевывающими красками флегматического у Йестина. Его пение – настоящая энциклопедия меланхолии, которая проистекает из особенностей тембра этого певца. В «Прекрасной мельничихе» он – словно юноша в период мутации, у которого вдобавок к ломке голоса вот-вот может сломаться и жизнь. В тембре Дэвиса без труда ощутима тенистая прохлада, заметны облака, прикрывающие солнечные лучи, чувствуется приближение дождя. Он поет словно с невысыхающей слезой. Это хрупкое подростковое существование, беззащитность, идеалистическое восприятие мира слышатся от первой до последней ноты. Но нельзя не заметить в облике нового героя «Прекрасной мельничихи» и тень ангела, который нет-нет да и встревает в исповедь, превращая ее в диалог земного и небесного. В андрогинности тембра слышится так много всего сразу.
Пианист Йестина Джозеф Миддлтон играет роль доброго гения, который ведет простодушного паренька робкого десятка по тропинке бесхитростных искушений. Если Джойс ДиДонато соединила в «Зимнем пути» Шуберта с французскими письмами Шарлотты, до Йестин Дэвис в «Прекрасной мельничихе» с легкостью связывает нас с романами взросления Рильке, Джойса, Манна, да много кого еще. И делает это настолько скромно, невычурно, почти бесстрастно, а иногда отстраненно, что только диву даешься силе его гения.