Владимир Юровский:
Мир давно перестал походить на книжки с картинками, на которых мы росли

Оценить сложившуюся ситуацию и ее последствия Юлия Чечикова (ЮЧ) попросила дирижера Владимира Юровского (ВЮ), экс-худрука ГАСО России имени Е.Ф.Светланова, в настоящее время возглавляющего Баварскую оперу и Симфонический оркестр Берлинского радио.

ВЮ Несмотря на бесспорный трагизм сегодняшней ситуации, я продолжаю придерживаться на этот счет оптимистических взглядов. Я очень рассчитываю на то, что, вопреки практически полному разрыву между Россией и Европой, между Россией и западным миром в наших культурных связях не возникнет брешь. Мы все – и тут я говорю, естественно, не только о себе и своих западных коллегах, но также и о многих европейских политиках и общественных деятелях, – должны приложить и уже прилагаем все усилия для того, чтобы русское искусство продолжало оставаться важной частью мирового культурного пласта, а деятели искусств из России оставались частью мирового культурного сообщества.

От лица руководства Баварской оперы могу сказать, что наш театр продолжает рассчитывать на участие творческих сил из России и при восстановлении «Носа» Шостаковича в июле этого года, и в новой постановке «Войны и мира» Прокофьева в следующем сезоне. Конечно же, если авиасообщение к этому времени не восстановится, нам придется действовать по обстоятельствам: либо менять название, либо собирать огромный шостаковичевский или прокофьевский каст (порядка пятидесяти ролей) из одних лишь живущих на Западе русскоязычных певцов или же певцов, для которых русский язык – неродной. Безусловно, такая практика более чем распространена в оперном мире, но в целом мы не сможем сохранить ставший за последние десятилетия высочайший творческий и профессиональный уровень музыкальной жизни (как в исполнительской, так и в композиторской среде) одними европейскими именами. Миру жизненно необходим приток свежих сил из Восточной Европы, и я при этом думаю не только о России, но также об Украине, Белоруссии, о других странах СНГ. На ум приходят имена таких молодых композиторов, как Алексей Ретинский, Алексей Сюмак, Ольга Бочихина, или же имена молодых дирижеров из Белоруссии Дмитрия Матвиенко и Виталия Алексеенка,  или таких певиц, как Ольга Кульчинская из Украины или Айгуль Ахметшина из Башкирии. Безмерно талантливых молодых людей, которые должны стать частью нынешнего мирового музыкального сообщества, огромное множество. Поэтому необходимо прилагать максимальные усилия для того, чтобы никакие политические и даже военные конфликты не смогли полностью остановить этот процесс. Безусловно, в западных странах сейчас начнут вводить достаточно жесткую цензуру на участие музыкантов из России, но это коснется, прежде всего, тех, кто находится в близких отношениях с российской властью.

ЮЧ Тем не менее под так называемые «санкции» европейских держав уже попадают нейтральные, далекие от какой-либо социально-политической активности исполнители – в частности, молодые представители русской фортепианной школы, которых не допустили к участию в международных конкурсах по причинам, никак не связанным с их исполнительским уровнем.

ВЮ Я считаю, что этот и подобные ему факты, как, например, исключение российской и белорусской спортивных команд с Паралимпийских игр, – малоаппетитные проявления политически мотивированной ксенофобии, для меня это в некотором роде «культурное мародерство». И если бы существовал некий центральный культурно-судебный орган, следящий за правомочностью происходящего в мировой культурной жизни, то он должен был бы применять жесткие взыскания за подобного рода действия, так как, по-моему, здесь имеет место явное  «превышение мер культурной самообороны». Применять подобные санкции в отношении артиста, музыканта или спортсмена только за то, что у него паспорт красного цвета или русская фамилия, – это совершеннейшее варварство! К сожалению, мы сталкиваемся с подобными случаями в сегодняшнее время. Тем не менее все здравомыслящие люди в мире понимают, что за действия правительства какого бы то ни было государства нельзя наказывать его граждан, виноватых только в том, что они – граждане этого самого государства, но ничем и никогда действий своего правительства не поддерживавших! Однако так уж устроен человек – в экстремальных ситуациях он ищет, прежде всего, крайних. И тут предстоит огромная тяжелая работа. Сегодня нужно приложить все силы, чтобы культурные связи между Россией и миром ни в коей мере не пострадали, и, в особенности, чтобы искусство прошлого не становилось «козлом отпущения» – чтобы не запрещали по национальному признаку музыку, театр, литературу, живопись, кино ушедших времен.

Запрещать Пушкина, Толстого, Чехова, Достоевского из-за военных действий на Украине – не меньшее варварство, чем запрет на поэзию Гёте, Шиллера, Гёльдерлина или на музыку Бетховена, Вагнера из-за войны с Германией в первой половине прошлого века. Стоит, впрочем, отметить, что в Советском Союзе Бетховена продолжали исполнять и в годы войны, считая его творчество достоянием всего прогрессивного человечества. А вот из-за запретов на исполнение Вагнера я сам вырос, так и не увидев в театре ни одной постановки «Тристана и Изольды», «Парсифаля» или тетралогии «Кольцо нибелунга» (в начале 1980-х в ГАБТ была, правда, постановка «Золота Рейна», но это было явным исключением из правил). Под запретом какое-то время находилась и музыка Сибелиуса, так как в 1940-е годы Финляндия состояла в военной коалиции с Германией. Это сегодня кажется совершенно немыслимым! Ведь сам Сибелиус прекрасно говорил по-русски и неоднократно приезжал в Россию до революции. Истории, к сожалению, известны и другие случаи подобных «культурных санкций». Еще один пример – пострадавшая от идеологии в послереволюционной России и запрещенная вплоть до 1930-х годов опера «Жизнь за царя» Глинки. Первая в СССР постановка ее новой, «советизированной», версии – «Иван Сусанин» – практически была приурочена к подписанию пакта о ненападении Молотова – Риббентропа. В связи с этим на нее наложили действующее и поныне вето в Польше, признав как «антипольскую», хотя в ней ничего подобного и близко нет – напротив, Глинка в своей опере написал для поляков красивейшую музыку, равно как и Мусоргский в своем «Борисе Годунове»! Если же речь идет о политических и военных конфликтах давно ушедших времен, то, в конце концов, что делать с Шекспиром и англо-французской войной? Например, запретить во Франции исполнение «Генриха V», а вместе с ним заодно и «Войну и мир» Толстого, изображающую французских захватчиков 1812 года в самых нелицеприятных красках?

Нужно признать, что подобные дискуссии возникли за несколько лет до нынешних событий.

В последние лет пять во всем мире расцвела пышным цветом так называемая cancel culture как естественное продолжение линии на «политкорректность» мыслей и поведения, причем не только по отношению к «провинившимся» деятелям современной культуры, но зачастую и по отношению к мыслителям и художникам далекого прошлого.

Естественно, я лично отношусь к такого рода «перегибам» крайне отрицательно, но вынужден мириться с тем, что они – тоже неотъемлемая часть нашей жизни. С ними нужно бороться так же терпеливо и последовательно, как раньше боролись с эпидемиями цинги, с безграмотностью или же с «детскими болезнями левизны» в ранние годы советской власти, в результате которой чуть было не оказались за бортом сегодня великие деятели культуры дореволюционной эпохи….

ЮЧ Мировое сообщество уверено, что в нашей стране весь культурный пласт сильно замешан на идеологии. Откуда подобное мнение?

ВЮ Государственная система испокон веков оказывает культурным организациям в России мощнейшую финансовую поддержку. Если бы они существовали исключительно на частных инициативах, то давно бы закрылись. В 1990-х в связи с сокращением госдотаций и развалом инфраструктур творческие люди в России были вынуждены зарабатывать себе на жизнь различного рода коммерческой работой. Новый режим, возникший на стыке веков, стал активно осуществлять внутривенные вливания в культуру, что было воспринято сначала как крайне положительное явление, но постепенно обнаружились и темные стороны этого процесса, а именно – идеологический контроль за искусством. Организациям, существующим на государственные дотации, следовало либо соответствовать основным идеологическим установкам, либо искать средства в другом месте. Об этом неоднократно заявлял бывший министр культуры Владимир Мединский, об этом же продолжает говорить и поборник «государственного» подхода к искусству Никита Михалков в своей телепрограмме «Бесогон». Я сам десять лет проработал здесь в бюджетном учреждении (Госоркестр России имени Е.Ф.Светланова) и был время от времени вынужден считаться с тем, что у бюджета есть некоторые ограничения.

ЮЧ И тем не менее, если верить директору Московской филармонии Алексею Шалашову, который говорил в одном из интервью, что в России вам предоставлен такой карт-бланш, какого нигде в мире нет, то из этого я делаю вывод о вашей полной творческой свободе.

ВЮ Действительно, в Москве мне до сих пор практически никто не мешал работать. Ну, разве что не рекомендовали играть Четвертую симфонию Арво Пярта, посвященную Михаилу Ходорковскому, пока тот продолжал сидеть в тюрьме… Но в целом Московская филармония меня очень оберегала и старалась во всем следовать моим идеям и желаниям, но и я старался ее никогда не подставлять, хотя и подпускал некоторые «шпильки» в своих вступительных словах (например, на тему, «чьим» являлся Крым с точки зрения Мусоргского, написавшего произведение «Близ Южного берега Крыма»). В марте 2014 года,  во время Майдана, перед исполнением Девятой симфонии Бетховена мы сыграли «Уцелевшего из Варшавы» Шёнберга, и тогда я попросил публику воздержаться от аплодисментов в память о погибших в Киеве людях. Были и другие «остропублицистические» программы. Мы с ГАСО всегда старались занимать отчетливую гражданскую позицию, пропагандировали не только «чистое», но и социально-критическое искусство, тем не менее стараясь не впасть в крайность и не превратить концерт в политинформацию. Политика – не наша профессия, но мне кажется, что музыкант не имеет сегодня права быть аполитичным!.. Я всегда полностью осознавал, что руковожу государственным оркестром, «федеральным бюджетным учреждением», как это именовалось в официальных документах, и поэтому не имел права подвергать его музыкантов опасности, занимая в некоторых общественно-политических вопросах радикальные позиции. Но у нас изначально, еще в 2011 году, была договоренность с тогдашним министром культуры Александром Авдеевым о моем нейтральном положении вне дискурса актуальной российской политики. Меня позвали в Госоркестр с определенными целями, главная из которых была – заниматься музыкой и максимально поднять уровень оркестра и его реноме. Я и хотел заниматься музыкой, но при этом и иметь возможность выступать (в рамках дозволенного российскими законами)  с тех позиций, которые считал для себя морально приемлемыми. И действительно, за истекшие десять лет у меня в России не было никаких инцидентов, связанных с моей политической позицией. В конце концов, в уже упомянутом 2014 году, когда из-за присоединения Крыма произошел первый конфликт Украины с Россией, мне никто бы не запретил сыграть на фестивале «Другое пространство» Восьмую симфонию Валентина Сильвестрова. Сам автор запретил нам тогда исполнение этого сочинения, и мы, естественно, не осмелились пойти наперекор его требованиям. Позднее, в 2017-м, мы все-таки сыграли в Москве Струнную серенаду Сильвестрова, а Гидон Кремер, выступивший в том же концерте в качестве солиста, выбрал тогда на бис вариации Игоря Лободы на тему украинской народной песни – и это тоже был своего рода политический стейтмент. Никаких «санкций» со стороны властей тогда не последовало. Сейчас, вероятно, все было бы несколько иначе, и на «былые заслуги» уже никто бы не посмотрел… Но тем не менее у меня нет личных претензий к российской власти по факту вмешательства в мои творческие планы за все время моей деятельности в Госоркестре Светланова.

Сейчас, как мне кажется, завершился какой-то исторический период (вспоминается название стихотворения Иосифа Бродского «Конец прекрасной эпохи»), но это не означает, что связи между Россией и Западом, между музыкальным миром Москвы, Петербурга и европейских столиц оборвались, прекратили свое существование. Все сохранится, просто сейчас все замерло, замерзло, обледенело (тут на ум приходит другое стихотворение того же автора – «Время года – зима. На границах спокойствие…»), а к обычным отношениям мы обязательно со временем вернемся, но лишь тогда, когда восстановится мир.

А пока что программы двух моих ближайших концертов с Симфоническим оркестром Берлинского радио составлены почти исключительно из произведений русской музыки. В конце марта мы сыграем Первый скрипичный концерт Шостаковича с Юлией Фишер, Анданте op. 29bis Прокофьева и «Симфонические танцы» Рахманинова. С этой программой мы поедем в небольшое европейское турне (если позволит омикрон): Инсбрук, Брегенц, Вена и Будапешт. А в конце апреля – начале мая мы будем играть сочинение Марко Никодиевича «cvetić, kućica … la lugubre gondola II», Восьмую симфонию Шостаковича, а также новое сочинение Елены Фирсовой – Альтовый концерт с солистом Нильсом Мёнкемайером.

В Баварской опере в период постановки оперы «Дьяволы из Лудена» Кшиштофа Пендерецкого (май – июнь 2022) у меня будет концерт с Мюнхенским государственным оркестром, включающий в себя два сочинения Игоря Стравинского – «Петрушка» и Вариации памяти Олдоса Хаксли для оркестра. Если вы посмотрите на программу Академических концертов Мюнхенского государственного оркестра, и не только моих, на текущий сезон – там сплошная русская музыка. Не так давно коллектив исполнял с румынским дирижером Кристианом Мачелару «Исламей» Балакирева и Третью симфонию Рахманинова. В апреле в концерте моего отца – Пятая симфония Прокофьева и Серенада для струнных Чайковского. Никто этих программ не отменял и не отменит. Никто не вынудит Кирилла Петренко оставить Берлинскую филармонию из-за его русского происхождения, равно как и меня никто не попросит из Мюнхена и Берлина за то, что на протяжении многих лет я ездил в Россию и продолжаю считать себя русским музыкантом.

ЮЧ Примечательно, что вы упомянули именно своего предшественника в Баварской опере – Кирилла Петренко, который тоже уехал из России примерно в то же время, что и вы. Мне кажется, европейское сообщество уже давно принимает вас обоих за своих. А что насчет «гостей»?

ВЮ На постановку «Пиковой дамы» Чайковского в Ла Скала, откуда удалили Валерия Гергиева, был приглашен Тимур Зангиев – молодой и совершенно неизвестный на Западе дирижер. Я надеюсь, что для него это возможность сделать себе имя.

В уже упомянутой новой постановке «Войны и мира» в Мюнхене моими ассистентами будут работать Дмитрий Матвиенко и Азим Каримов. А одним из дирижеров, приглашенных Мюнхенским государственным оркестром для программы академического концерта в следующем сезоне, является Юрий Иванович Симонов. И оркестр очень надеется, что он сможет приехать в Мюнхен! Я также считаю, что выходцы из России, живущие продолжительное время на Западе и считающиеся неотъемлемой частью западного культурного пространства, должны отстаивать не только свои собственные права, но и бороться за права своих коллег, которые несправедливо и необоснованно подвергаются остракизму.

ЮЧ То есть вы считаете, что угрозы изоляции русских музыкантов нет?

ВЮ Кроме как для людей, лично и активно связанных с российской властью, я ни для кого не вижу опасности. Да, отдельные случаи такого неправомочного ограничения и даже дискриминации, к сожалению, сегодня имеют место, но против любой формы дискриминации можно бороться, в том числе и через суд.

ЮЧ Может ли это означать, что отныне европейские концертные организации начнут проверять исполнителей – не только российских –  на «политическую чистоту»?

ВЮ Нас всех, так или иначе, уже давно проверяют «на чистоту», и началось это прежде всего с тех пор, как в мире возникла угроза исламского терроризма. Мы же все постоянно находимся под радаром различных секретных служб мира. Ведь давно известно, что когда въезжаешь в Израиль, вне зависимости от того, являешься ли ты евреем, русским,  немцем, американцем, поляком или турком, – тебя будут с одинаковой фанатичной дотошностью проверять дамы и господа из Моссада. Я ко всему этому уже давно отношусь довольно спокойно. Мы ведь живем в совершенно безумном и беспощадном мире, который давным-давно перестал походить на те милые книжки с картинками, на которых мы росли. Наверное, это печально, но жить все-таки можно, просто в подобных условиях жить не всегда приятно и, как многие теперь любят говорить, не очень комфортно. Ну, положим, комфорт я давно уже ощущаю только тогда, когда  общаюсь со своими близкими, любимыми людьми, или занимаюсь своим любимым делом, но все это не страшно, если только небо над нами мирное… Наверное, не зря все мы с детства со всех сторон слышали одну и ту же фразу – «лишь бы не было войны».

ЮЧ Как обстоятельства новой действительности отразятся на репертуаре оркестров в России? Вероятно, сейчас будет очень сложно работать с европейскими издательствами, заказывать ноты, оплачивать голоса?

ВЮ Да, могу себе представить, что сложностей не избежать. Один из вариантов выхода из сложившейся ситуации я вижу в обращении к массиву, накопленному интернет-сообществом. Другое дело, что это может расцениваться как пиратство. В былые времена в Советском Союзе музыку часто играли по нотам, переписанным от руки, и в этом, на мой взгляд, великого греха не было – ведь намного хуже было бы, если вся эта от руки переписанная музыка, вообще не звучала, ведь так?.. Но с точки зрения международного права это, безусловно, проблема. Тем не менее мне кажется, что

правильнее, справедливее заплатить правообладателям позднее, но не лишать людей счастья встречи с искусством,

которое для них сейчас как глоток свежего воздуха.

ЮЧ В России не так много крепких дирижеров, способных взять под свое крыло такой серьезный коллектив, как ГАСО. Сколько он может просуществовать без рулевого, и какие перспективы могут быть?

ВЮ Оркестру, конечно, сейчас нужно продолжать укреплять связи с музыкантами, живущими в России, и следить за тем, чтобы не опускаться ниже своей собственной санитарной нормы. ГАСО имеет все шансы полностью сохранить свой высочайший класс еще на многие годы вперед – благо у них есть опыт существования в кризисных ситуациях. Технический уровень оркестра всегда был высокий, и мне кажется, что за последние десять лет нашей совместной работы он даже еще более возрос. Так что Госоркестр, я в этом уверен, выдюжит и не утратит свое высочайшее качество. Кстати, хотя я и ушел в прошлом году со своей должности художественного руководителя и в связи с нынешней ситуацией не могу пока приехать в Россию даже в качестве гостя, наш контакт с оркестром не прервался: я продолжаю регулярно общаться и с дирекцией оркестра, и со многими его музыкантами – они знают, что всегда могут мне написать или позвонить по любому творческому вопросу, и я никогда не откажу им в ответе. К сожалению, я пока не научился дирижировать по Скайпу, технически запаздывание звука – все еще непреодолимая преграда для всех дирижеров и оркестров мира. А вот моя сестра Мария, которая много сотрудничает и с Большим театром, с «Новой Оперой» как языковой коуч, продолжает и в нынешней ситуации давать русским певцам уроки по Скайпу. Я считаю, что это очень благородно и правильно. Возглавляемый мною Берлинский радиооркестр, с которым мы должны вскоре играть «Стихии» Ребеля, только что получил от библиотеки Госоркестра подготовленный мною прошлым летом набор оркестровых голосов этого сочинения, и точно так же сотрудники библиотеки моего Берлинского оркестра откликнутся на подобную просьбу из московского коллектива. До тех пор, пока люди остаются людьми и ведут себя «по-людски», связи между ними сохраняются.