Тракторная идиллия

Этот опус создавался по мотивам знаменитого романа, и апологетам великого писателя не следует в спектакле и либретто искать буквального соответствия словесной «партитуре» Льва Толстого. Первооткрывательницей тут выступила Майя Плисецкая (вместе с Натальей Рыженко и Виктором Смирновым-Головановым), чей балет 1972 года по сей день остается лучшей и самой художественно убедительной хореографической интерпретацией культового романа. Из этого спектакля Большого театра вольно и невольно черпали и черпают идеи и сценические решения многочисленные постановщики последующих лет (Андре Проковски, Кристиан Шпук, Борис Эйфман, Алексей Ратманский и др.). А художественная диктатура гениального дарования Плисецкой такова, что в роли Анны Карениной она убеждала безоговорочно и была непревзойденной. Ее спектакль был перенесен в Новосибирск, Ташкент, Одессу, Вильнюс и Свердловск. На сцене Большого театра он имел огромный успех и за тринадцать лет прошел 103 раза (этот рекорд не побит)! А на гастролях в ФРГ в 1973 году овации после спектакля продолжались тридцать пять минут, притом что третий акт балета идет лишь двадцать три минуты.

Поразительно, что в балете «Анна Каренина» Джона Ноймайера, не знакомого, по его словам, со спектаклем Щедрина – Плисецкой, парадоксально лейтмотивно прослеживаются параллели с большетеатровским первоисточником. Режиссерский остов и некоторые пластические ходы и коды у гениев отчетливо совпадают. Но оставим эти сравнения: безусловно, Ноймайер создал самобытный современный и неоднозначный спектакль, универсально выступив в многоликой роли «один за всех» – либреттиста, хореографа-постановщика, сценографа, художника по костюмам (лишь для Анны Карениной они созданы Альбертом Краймлером), автора концепции светового оформления и виртуозного составителя-коллажиста партитуры из опусов Петра Чайковского, Альфреда Шнитке и Кэта Стивенса (Юсуфа Ислама). Музыка каждого из композиторов полифонично озвучила соответственно лиричную чувственность, душевный хаос и вселенную Левина с его поиском истины и душевного равновесия. Выбранные Ноймайером у Альфреда Шнитке сильные музыкальные фрагменты (из фильмов и мультфильмов) для передачи терзаний персонажей и некоторых поворотов сюжета атмосферно, интонационно и по накалу невероятно тождественны щедринским, но все-таки у Родиона Щедрина партитура симфонически достовернее и неопровержимее, а по контрапункту интереснее и изощреннее (считаю страстный и полный тревоги эпизод «Падение Анны» Щедрина своего рода эстетически эталонным образцом). Ноймайер обильно использует красивейшую Сюиту № 1 Чайковского (наряду с другими его сочинениями), а также фолк-баллады Кэта Стивенса («Тень луны», «Печальная Лиза», «Утро настало», «Живем сегодняшним днем»), которые бередят чувства и фантазию хореографа.

Ноймайер выстроил балет с фирменным педантично выверенным психологизмом, любовью и пиететом к сценическим и эмоционально-актерским деталям, насыщенностью красноречивых метафор, минимализмом передвигающихся декорационных конструкций-трансформеров. И если Майя Плисецкая сделала спектакль о женщине, загнанной обстоятельствами в тупик, то Ноймайера интересуют психологические драмы трех семей, кризис в судьбах персонажей и пути его преодоления, а тема материнства находит в его спектакле развернутое звучание.

Ольга Смирнова – Анна,
Артем Овчаренко – Вронский

Балет сделан необычно: начинается с выборов баллотирующегося на важный государственный пост успешного политика Алексея Каренина; вместо скачек остроумно представлена экзотичная для России игра в лакросс; мобильник надрывается не в зрительном зале, а на сцене у Анны; тут же разъезжает новенький зеленый трактор в натуральную величину; команда Алексея Вронского тренируется в спортзале на снарядах; в театре Анна неожиданно для зрителей слушает «Сцену письма Татьяны» из «Евгения Онегина», соотносясь с Певицей; вдруг с колосников упадет насмерть дорожный рабочий в оранжевой робе; игрушечный поезд промчится по детской железной дороге на краю оркестровой ямы, своим крушением за секунду предвещая смерть Анны, которая бросается не под колеса на рельсы, а проваливается в люк под сцену. В опусе о современной жизни нет временно-пространственной привязки и конкретики, «прекрасного ужаса метели», фатумной махины поезда, но на крутых виражах одиночества, маеты и отчаяния по театральному экспансивно и с набатом волн душевной боли пробуксовывают и мчатся локомотивом чувства персонажей. С кинематографичной рапидностью, наплывая друг на друга, меняются контрастные сцены длящегося около трех часов спектакля. Передвигаемые статистами в черном стены расчленяют действие на картины, при этом модифицируясь в спальню Сережи, кабинет Каренина, спортзал, дом Стивы, санаторий, салон… О стены персонажи буквально бьются от безысходности и одиночества или в любви трагично пригвождены к ним. Эти белые стены с изнанкой будто обрамляют жизнь, проистекающую в них, – светскую и изнаночную. И двери – в них входят и выходят, тихо закрывая и открывая или громко ударяя ими: они распахиваются, внося сквозняк в хронику бытия, метрономно отсчитывают мгновения жизни и глухо захлопнутся перед Анной…

Политик Каренин «вооружен» прекрасным и выигрышным тылом – счастливой семьей в лице стильной красавицы-жены Анны и славного подвижного сына, сопровождающих его в избирательном марафоне. Целая трибуна сторонников с колышущимся морем портретов Каренина призывает голосовать за своего кандидата. Дома же супруг чужд к чувственным призывам Анны, предпочитая ей чтение информационной сводки свежей прессы. Звонит мобильник, Анну экстренно вызывает из Петербурга в Москву ее брат Стива Облонский, уличенный женой Долли в измене с гувернанткой, уладить семейный конфликт и примирить супругов. Скандал набирает обороты: в Стиву летят сумки Долли с рассыпающимися по сцене багетами, и он тщетно пытается загладить свою вину в дуэте с супругой в наспех натянутых на одну ногу джинсах. Их дети тоже вовлечены в конфликт. Но Стиву ничто не остановит, впоследствии он переключится на флирт с продолжением с рослыми балеринами Большого театра в белых пачках…

На железнодорожном вокзале Анна впервые встречает делающего пробежку Вронского, готовящегося к соревнованиям по лакроссу. Их встреча омрачена дурным предзнаменованием: гибнет станционный рабочий (по либретто – Мужик). В этом пластически «реанимированном» персонаже будто материализуется чувство судьбы, он рок и в то же время напоминание о грехе, «отвратительном и опустошающем душу», и о неминуемом возмездии. Мужик неоднократно появляется рядом с Анной, является Вронскому. А перед сценой смерти героини и Каренин, и Вронский предстанут в спектакле в оранжевых одеждах Мужика. Этот полуреальный персонаж артисты изображают не столь пугающе зловещим, сколь мистическим мрачным бездомным бродягой с тяжелым белым мешком, символизирующим то ли метафорическое тело Анны, то ли чувство вины и гнетущего стыда героини. И каждый из Мужиков – Эрик Сволкин, Денис Савин, Арсен Каракозов – гармонично корреспондирует с солистами своего состава.

Друзья отпразднуют обручение Кити и Вронского, Анна вдоволь наиграется со своим сыном Сережей, предастся мечтам о Вронском, семейство Карениных пронаблюдает игру в лакросс. И – эмоциональная точка наивысшего напряжения в середине несколько дисциплинированно рационального и медлительного течения спектакля: Кити переносит нервный срыв, ее навещает влюбленный Левин. На огромном стекле, установленном перед изнанкой стены с открытой дверью, крупным планом видеоизображение рисует меланхоличный лик Кити, словно терзаемой мукой на стыке сменяющихся времен любви. А наяву – ее соло, резкое, как разбитое стекло, с падениями на пол и натягиванием на голову стула, и пронзительный дуэт с Левиным, воочию позволяющий увидеть одушевленный поэтический текст: «ее глаза словно стекла, по которым струится дождь/она опустила голову, и ее слезы капают мне на рубашку/открой дверь, не прячься в темноте, ты потерялась в ней, но доверься мне…»

С явной симпатией Ноймайер выписал эффектный образ Левина, представив его любящим землю американским фермером, по-ковбойски одетым в широкополую шляпу, красную клетчатую рубаху и резиновые сапоги. Танец Левина фонограммно озвучен фолк-роковыми балладами Кэта Стивенса. Огромный витально раскрашенный трактор на ходу, высоченный стог сена, с которого скатывается Левин, как с медитационного эвереста, в гостеприимные объятия кормилицы-земли, создают антураж для обаятельного и человечного героя, твердо стоящего на земле, предпочитающего журавлю в небе синицу в руках и с терпеливой настойчивостью добивающегося взаимности Кити. Он буквально выхаживает ее в санатории после разрыва с Вронским. Левин в спектакле – альтер эго не только Толстого, но и, кажется, Ноймайера, создавшего «тракторную» идиллию Левина, Кити и их ребенка как психологически достоверную идеалистическую зарисовку счастья.

Спектакль изобилует символами и материализованными метафорами. Вот Вронский в эпизоде «игра с огнем» подносит к сигарете Анны зажженную зажигалку, и из этой искры между ними вот-вот готовой вспыхнуть страсти возгорится любовное пламя. Алая сумочка Анны, которую она почему-то не хотела брать с собой, проваливаясь в финале в бездну пропасти, казалось, пылала сердечной и душевной болью, скрывала тайны. А через прозрачные пластиковые стулья, падающие в беспорядке бытия или устанавливающие порядок (за них хватаются и как за спасительную соломинку, чтобы устоять), будто сквозь призму стекла, завесу-оболочку своей души, героиня пытается заглянуть внутрь себя, скрывая подноготную от сторонних глаз.

Сцена родов Анны, распинаемой белым крестом длинных простыней в руках квартета акушерок, на огромной кровати превращается в трио переплетающихся тел с Карениным и Вронским, в финале которого Анна безуспешно пытается примирить одного с другим. Ребенок остается с Карениным – оба брошены. Спектакль в целом пронизан тотальным одиночеством. Люди, люди.., с их несходством и неблагополучием. Никто не объединяем. У всех свой путь. Все сиротски одиноки. И Каренин, и Вронский. И, морализируя, Ноймайер (который всем сочувствует и никого не судит) в завершение поручает Левину, к которому медленно направляется Кити, наставить юного Сережу на путь истины и добра.

Этот интересный балет непрост для зрительского восприятия: кто-то неподготовлен, кто-то озадачен новым неклассическим прочтением, кому-то сложен язык хореографа с его длиннотами, педантичной перенасыщенностью частностями и мелкими подробностями (вплоть до злоупотребления Анны наркотическими таблетками), прямолинейными, но безотказно воздействующими на публику эффектами и порой лобовыми метафорами, а кто-то вообще воспринимает ряд эпизодов как лишние или чужеродные. Но, как и все спектакли Ноймайера, «Анна Каренина» не обойдена богатством ролей и характеров, что дает благодатную почву для самовыражения танцовщиков и множественности интерпретаций. И балет вдохновенно вытянули артисты Большого – без преувеличения лучшей балетной компании в мире. В ноймайеровском опусе они представили грандиозную россыпь интереснейших актерских работ, и каждый артист из трех составов стремился присвоить исполняемого персонажа именно себе.

Светлана Захарова – Анна,
Денис Родькин – Вронский,
Семен Чудин – Каренин

Анны в исполнении Кристины Кретовой и Ольги Смирновой и их партнеры не заставляют заскучать: в их исполнении чувствуются ноймайеровское психологическое «бисероплетение», ювелирная детализация образов, эмоциональные «виражи» внутри ансамблей. Анна Кретовой, «невидная» поначалу, меняется в дуэтах с Вронским, бросается в любовь как в омут. В дуэте с Мужиком демонстрирует не только ужас, но и мазохистское наслаждение, которого сама же пугается. Ольга Смирнова сперва рисует целую палитру нюансов в своей интровертности; во втором акте с неистовством, открыто она ищет одиночества в самой любви под лавиной суровой реальности. С полной отдачей и по-своему играет в первом составе эту роль Светлана Захарова, делая акцент в сторону от психологизма к графичности образа: острый почерк пуанта, поэтизация высоких арабесков, картинная фиксация поднятых вертикально красивых ног с точеными стопами, изогнутые абрисы длинной шеи в запрокинутых поддержках подчеркивают внешнюю броскость и привлекательность Анны. Автор обделяет Вронского незаурядностью характера, он важен как партнер, выполняющий поддержку – в прямом и переносном смысле этого слова. И все же исполнители Вронского нашли свои краски: Денис Родькин, проглотивший эротику, предстал вальяжным красавцем с поверхностным блеском, Артемий Беляков – романтически страстным и нежным, а Артем Овчаренко серьезно погружен в себя и свои переживания. Чопорный Каренин в исполнении Семена Чудина демонстративно суров, обречен на страдание и вынужден мучиться, у Андрея Меркурьева он жестко деспотичен и авторитарен, а понимающему Каренину Александра Волчкова искренне сочувствуешь. «Второстепенные» роли артисты Большого играли по правилам первоклассного мастерства. Все три Левина – Денис Савин, Георгий Гусев, Артемий Беляков – великолепны, и все разные. Емкий запоминающийся образ, интересный глубиной интерпретации, создал опытный мастер-полистилист Савин. Гусев выделялся искренностью и пластической неуемной мобильностью, привносящими в роль ярчайшие живые краски. Беляков же не просто играл, а каким-то естественным, одному ему понятным образом находился все время в состоянии своего привлекательного героя. А его соло-мечты, да и все эпизоды с ним – готовые полноценные видеоклипы. В трех составах Кити соответственно исполнили трогательная Дарья Хохлова, хрупкая Евгения Саварская, не потерялась актерски и молодая Екатерина Фатеева.

Михаил Лобухин в партии Стивы предстал брутальным и невозмутимым сластолюбцем, вальсирующим по жизни. В роли Долли неистовой, мечущейся была Анастасия Сташкевич, Нина Капцова подкупала умной работой и абсолютной правдивостью образа, Екатерина Шипулина – естественностью и трогательностью в материнских проявлениях с детьми. Роль Сережи, втянутого и во взрослые игры, исполнил живой, запоминающийся, прекрасно небалетный, с подвижной пластикой, смело и ловко управляющийся в дуэте со знаменитой Светланой Захаровой артист балета Григорий Иконников. Шустрыми повадками, предписанными возрастом, отличились в этой партии Артем Калистратов и Алексей Путинцев.

Подготовлены три состава исполнителей. А некоторые солисты выучили даже по две роли, исполняя их в разных составах. Балет – форма эмоций, и только артистизм великолепных танцовщиков сделает спектакль долгожителем.