Марк Минковски:
Опасность надо встречать лицом к лицу и учиться жить с ней

ИО Вы репетируете с оркестром не день-два, как часто делают приглашенные дирижеры, а почти неделю; как идет процесс?

ММ Очень хорошо! (Смеется.) Я слышал от коллег исключительно хорошие отзывы об оркестре; со студенческими оркестрами работаю нередко, но они обычно не такого уровня. Как правило, это студенты консерваторий, еще продолжающие учебу. Такой оркестр — совсем другое дело, это молодые профессионалы, и я стараюсь дать им максимум того, что могу, поделиться секретами оркестровой игры. Меня особенно радует грандиозность состава: четырнадцать первых скрипок, восемь контрабасов — столько обычно нужно для симфонии Брукнера! Или для крупных сочинений Берлиоза. Пожалуй, впервые исполняю симфонию Бетховена с таким большим составом струнных. Мог бы его уменьшить, но решил, что для них для всех будет важно узнать ­что-то новое. Их подготовка — на самом высоком уровне, качеством их игры я восхищен.

Мне кажется, мой способ работы хорошо подходит оркестру такого рода. Иногда в работе с традиционными симфоническими оркестрами все идет очень хорошо… а иногда очень плохо. Порой оркестрантам кажется, будто я слишком витаю в облаках, или слишком много объясняю, возможно, их больше устроил бы человек-­метроном, но это не я. С французскими оркестрами обычно, например, получается не очень, в том числе по разным безумным организационным причинам. Но, судя по отзывам, с возрастом я не порчусь, а наоборот. В прошлом году, например, заменял Михаила Юровского на концерте Израильского филармонического оркестра, и это был шок… в хорошем смысле. Подобные волшебные моменты случаются у нас и с РНМСО — они гораздо моложе «израильских филармоников», но радости от работы тоже очень много.

ИО Как вы выбрали программу?

ММ Когда меня спросили о моих пожеланиях, я предложил «Арлезианку» — это хороший пример французской музыки, в особенности для молодых музыкантов. Кроме того, мы обсуждали классический репертуар, я сказал, что исполняю сейчас в Японии все симфонии Бетховена, и предложил одну из них, мы сошлись на Шестой. Она и завораживающая, и очень трудная, и очень глубокомысленная, ее надо играть с тонкостью струнного квартета. И с первой репетиции я удивлялся тому, как гибки музыканты, притом что они играли Бетховена не очень часто и немного боялись, по их же словам. Я очень воодушевлен.

Музыкальная галерея из Лувра

ИО Мы беседуем в «Филармонии-2», открывшейся несколько лет назад. Как вам зал?

ММ Звук тут гораздо более сухой, чем в Зале Чайковского. По крайней мере, на сцене так кажется. Правда, пока в работе мы это не очень учитывали, я хотел дать музыкантам максимум концентрации. Посмотрим, может быть, для КЗЧ придется немного приспособиться. Зал же мне нравится, хотя звук и суховат. Но репетировать в нем отлично. Он на окраине, но если это позволяет большему числу людей быть в контакте с классической музыкой, то и хорошо. Очень важно, чтобы она ассоциировалась не только с центром города и местами вроде ГУМа.

ИО В этот раз вы в Москве дольше обычного, есть ли у вас время посмотреть город?

ММ Увы, не очень. Отсюда я еду в Берлин, где меня попросили заменить Саймона Рэттла, а в программе – сочинение, которого я не знал и теперь спешно учу: «Рай и Пери» Шумана. Поэтому в основном сижу над партитурой. Но выходить тоже необходимо, в этом смысле локдаун для меня был ужасен, никогда не хотел бы пережить это снова. Конечно, Москва меняется, она выглядит более интернациональной, чем прежде, более легкой для жизни. Впервые я был здесь больше двадцати лет назад…

ИО В 1994 году.

ММ Это когда у нас был концерт в Консерватории имени Чайковского? Почти тридцать лет, ну надо же! Мы останавливались в гостинице «Россия». Я слышал, ее больше нет? Сегодня, конечно, здесь другой мир. А между тем днем и сегодняшним — «Пеллеас и Мелизанда» в Музыкальном театре Станиславского, тоже больше десяти лет назад, да? Даже пятнадцать? Особенно изменились автомобили: сам я машину не вожу, но как раз сейчас собираюсь ее купить. И ищу очень большую, в том числе чтобы иметь возможность перевозить своих лошадей. Поэтому обращаю внимание на машины на улице, и сегодня они выглядят куда цивилизованнее, чем прежде. Мне вспоминаются громоздкие, некрасивые машины, будто их делали на заводе, где делают танки. Теперь другое дело, и это знак того, что жизнь здесь обретает новое дыхание. А сколько новых ресторанов и кафе, в которые приятно зайти, и еда такая вкусная!

ИО В программе музыки Рамо чувствовался особый энтузиазм, объединявший оркестр, вас и публику, верно ли? Без этого, вероятно, вы не стали бы четырежды бисировать?

ММ Энтузиазм необходим изначально, без него бессмысленно выходить на сцену и мне, и «Музыкантам Лувра», вот почему это столь исключительный оркестр: он подобен большому струнному квартету. Играя в России, мы чувствуем себя как дома — это публика высокой культуры, для которой классическая музыка особенно важна, для нас она как родная. Мы любим и Зал Чайковского, где играли три года назад, и очень рады оказаться там вновь. Впрочем, такое чувство сегодня возникает во многих залах, где мы выступали накануне пандемии: в ту пору каждый из нас думал, что, может быть, следующий концерт случится у нас завтра, а может быть, и никогда! К тому же наш приезд сюда неоднократно срывался: мы были в Берлине, готовясь исполнять в Москве «Митридата», но вылет из города закрыли накануне нашей первой оркестровой репетиции. Пришлось прерваться, правда, мы сделали запись, которой я очень горжусь, и в ноябре ­все-таки исполним «Митридата» в Берлине.

ИО Вы не раз называли себя хамелеоном; один из самых ярких показателей этого вашего свой­ства — то, что наряду с музыкой барокко и венских классиков вы исполняете Оффенбаха. Оперетту часто недооценивают, но ваши интерпретации его сочинений не уступают более «высоким» образцам вашего репертуара. Как вы настолько сроднились с Оффенбахом?

ММ Как вы знаете, я всегда старался исполнять самую разную музыку. Оффенбаха же полюбил с первой встречи и навсегда. Начал с «Орфея в аду» в Лионской опере много лет назад, и это было волшебно. Я прежде не знал этой музыки и сказал себе: «У этого композитора я хочу исполнить всё» — так она прекрасна. И уже не останавливался: месяц назад в Валенсии несколько раз исполнял «Сказки Гофмана» с «Музыкантами Лувра». В ближайшее время меня ждет новая постановка «Периколы» в Париже, и я хотел бы еще раз сделать «Орфея в аду» — эта музыка так свежа, по духу для меня это аналог Чарли Чаплина или Бастера Китона в музыке. С невероятным чувством юмора, и юмора самого высокого класса!

ИО Почему Оффенбах звучит так органично у дирижеров, специализирующихся на барокко?

ММ Я очень стараюсь не быть «дирижером-­барочником» (смеется). В этом смысле мои ориентиры — Джон Элиот Гардинер и Николаус Арнонкур. Они исполняли Оффенбаха?

ИО У Арнонкура есть запись его «Прекрасной Елены», Гардинер записывал «Разбойников».

ММ И точно. Кстати, Гардинеру предложил за них взяться тот же менеджер, который впервые предложил Оффенбаха и мне, — Жан-­Пьер Броссман, важный человек в мире оперы. И Гардинеру, и мне интересен разный репертуар, хотя и он, и я, разумеется, начинали с барокко. Но это не мешает нам любить французскую музыку разных эпох, хоровую музыку, в чем он особенно силен, будь то Бах, Брамс или Шуман. Ну а если у тебя есть эта жадность до разных стилей, то на Оффенбаха ты уж точно обратишь внимание. Иногда я слушаю записи мастеров середины ХХ века, например, Рене Лейбовица или Игоря Маркевича, и им тоже отлично удавался Оффенбах, а пройти мимо него не удавалось.

Играя в России, мы чувствуем себя как дома — это публика высокой культуры, для которой классическая музыка особенно важна, для нас она как родная.

ИО Как и где вы пережили первые месяцы локдауна?

ММ Шесть лет я был генеральным директором Национальной оперы Бордо и совсем недавно оставил этот пост. Я проводил время недалеко от Бордо и через коллег по театру поддерживал связь с публикой: мы оказались в разлуке надолго, было важно ее не потерять. Многие слушатели помогли театру, не став сдавать билеты на отмененные спектакли. Я понемногу занимался административной работой, наслаждался природой, морем, но моя жизнь связана с лошадьми: у меня их много, я занимаюсь верховой ездой и периодически делаю спектакли с участием лошадей, как в Зальцбурге. А недавно начал заниматься еще и выездкой. Мне очень важно проводить время с животными, и тем ужаснее был локдаун, когда мои лошади оставались в стойле и было нельзя туда ходить. Я сказал себе «больше никогда»: первым делом после локдауна поменял свой дом на другой, где мог бы жить со своими лошадьми. Это оказалось сложно, но возможно. Рядом лес, красивая гора, и если ­что-то случится, мы будем вместе. А коронавирус лошадей не волнует.

ИО Итак, вы расстались с оперой Бордо?

ММ Да, в январе. У меня были два трехлетних контракта. Это интересный опыт, мне нравилось планировать афишу театра на сезон, хотя нередко приходилось быть очень тонким политиком. Во Франции артисты вовлечены в политику как мало где… Продажи абонементов выросли вчетверо, количество спонсоров — вдвое и даже более, в Бордо впервые приехали лучшие певцы планеты: Рене Флеминг, Йонас Кауфман, Брин Терфель, Натали Дессей, Соня Йончева, Диана Дамрау, Анжела Георгиу, я был по-настоящему горд! Теперь, если вновь стану ­где-нибудь менеджером, я бы выбрал место, где мог бы чувствовать себя свободнее. Может быть, фестиваль, а может быть, и театр, но опера Бордо очень уж огромная. Там работает четыреста человек. Хотя есть театры и крупнее, как Мариинский, а мне бы поменьше, тогда есть о чем подумать.

ИО Кто занял ваш пост?

ММ Эммануэль Ондре, в свое время — программный директор зала «Плейель», позже — один из директоров Парижской филармонии. Чему я очень рад: он музыковед, а не исполнитель, и гораздо более опытный менеджер. Для театра, где надо решать столько вопросов, это верный выбор. А я буду возвращаться туда уже как гость, и в мае меня ждет трилогия Моцарта — Да Понте. Во Франции любят слухи и говорят, разумеется, что я ушел из театра не просто так, что был конфликт, но это действительно мое решение. Иначе бы я не оставался там шесть лет. Но свободы мне не хватало, кроме того, я развиваю, как могу, свою дирижерскую карьеру, так что посмотрим. В этом году еще ведь сорок лет «Музыкантам Лувра»! Мы готовим большой гала-концерт, вероятно, к октябрю, вероятно, с музыкой Генделя. Вы первый, кому я об этом рассказываю. Все еще думаем над разными возможностями празднования, но тем, что нам сорок лет, я горжусь. Оркестр за эти годы стал совсем другим, сменились президент, менеджер. Сейчас у нас готовится много проектов, тем более что в годы работы в Бордо я занимался оркестром чуть меньше. Он моя семья.

ИО В начале работы в Бордо вы сказали, что это сродни воплощению мечты, которое обернулось кошмаром. Вы повторили бы сегодня эти слова?

ММ Кошмаром, но с очень приятными моментами! Особенно когда ты от него просыпаешься (смеется). Для меня и для театра эти годы были, несомненно, успешными. Вы знаете, хвалить себя не в моем духе, я достаточно скромный человек. Но этот вид работы был для меня непривычным, и я могу уверенно сказать, что делал ее хорошо, хотя и не без проблем, оперный мир ими полон. Я люблю экспериментировать и до того, как вы помните, возглавлял «Неделю Моцарта» в Зальцбурге, и тоже закончил эту работу по собственному желанию, и тоже считаю ее сильной. А когда Роландо Вильясон пригласил меня туда на «Мессию» в начале 2020 года, я был счастлив вернуться. Тем более что следующие два фестиваля не состоялись вообще. Некоторые страны на почве пандемии сошли с ума! Россия меня восхищает — у нас был концерт с «Музыкантами Лувра», теперь эти два, я ходил в Большой театр и думаю, что люди научились с этим жить, я вижу это на улицах, в ресторанах. Почему другим странам надо так бояться вируса? Если бояться, то и жить не стоит. Опасность надо встречать лицом к лицу и учиться жить с ней.

ИО Вы не раз называли сочинения, которые хотели бы исполнить и пока не собрались: оперы Вагнера, «Весну священную» и не только. Этот день настанет?

ММ Да. Что касается Вагнера, то помимо «Летучего голландца» и «Фей» я делал концертное исполнение «Валькирии» и надеюсь продолжить. Это было с оркестром Франкфуртского радио. «Весна священная» могла бы хорошо получиться, например, с РНМСО, есть о чем подумать!