Персона
В следующем году он отметит свое 60-летие, и к юбилею он подходит на пике своей славы и мастерства. Его конек – немецкая музыка. Нам памятен его приезд с Венским филармоническим оркестром и великолепные интерпретации всех симфоний Бетховена. Завсегдатаи Байройта восхищаются его Вагнером: на фестивале он дебютировал в «Нюрнбергских мейстерзингерах». В Россию он привез Четвертую симфонию Брамса, его же «Немецкий реквием», Концерт Листа с приглашенным в качестве солиста Денисом Мацуевым. Несмотря на крайнюю избирательность, а, может быть, благодаря ей, Тилеманн высоко оценил партнерство с русским пианистом, признавшись, что они мгновенно нашли взаимопонимание. Несмотря на почти 20-летнюю разницу в возрасте, у обоих есть много общего: «артисты в силе», уверенные в правильности избранного пути, невероятно успешные и позитивные. В этом можно было убедиться, побывав на пресс-конференции перед московским концертом и послушав ответы герра Тилеманна – об отношении к профессии, репертуаре и жизненных приоритетах.
Опера vs симфония
Я начинал в опере. Это влияет потом на симфонизм. Как дирижер ты должен понимать, где ты аккомпаниатор, а где можно проявить инициативу. Певцу, пианисту нужно давать свободу – играй, пой, чувствуй себя свободно. И потом начинается музыкальная коммуникация, и в опере это работает больше всего. Опера – основа всего для меня.
Симфонический оркестр должен быть таким же гибким, как и оперный. Основная задача главного дирижера – следить за тем, чтобы молодые оркестранты продолжали традиции оркестра. В Дрездене мы очень ценим свои традиции и осторожно принимаем в коллектив новичков. Мы устраиваем прослушивания, и потом в течение пробного года я слежу за их работой, а потом музыканты сообща со мной решают, подходит кандидат или нет. Есть у каждого молодого музыканта ментор из числа оркестрантов, который подсказывает ему – «тут мы играем так, а здесь такими штрихами». Так мы достигаем специфического дрезденского звучания.
Взаимопонимание с оркестром зависит от многих вещей. Самое главное, чтобы возникала духовная связь. Мы же не словами все объясняем. Поэтому я зачастую еду туда, где уже знаю людей, хотя могу попробовать поработать и с какими-то новыми коллективами.
Если говорить о контактах с певцами, инструменталистами, композиторами, то политика отступает на второй план. Как говорят в Германии, если двое ссорятся, то радуется третий. Для меня музыка, которую мы несем, – это послание, и исполнение русского музыканта под управлением немецкого дирижера – это прекрасно. Если бы мы придерживались противоположных взглядов, то не смогли бы играть вместе.
Вдохновение против рутины
Как я борюсь с рутиной? Высыпаюсь как следует перед концертом. Особенно важно это на долгих гастролях (улыбается). У нас программы есть для разной публики – и для поклонников классики, и для более молодых, не очень в ней разбирающихся. Но главное, чтобы во время выступления оркестр не покидало вдохновение, чувство восхищения музыкой. Если игра поверхностная, то это всем заметно. Реакция публики разная: есть люди, знающие каждую ноту, а есть зашедшие случайно, но всех их должны зажигать флюиды, идущие со сцены, от музыкантов. Молодежь можно зацепить только очень сильной энергией, чтобы они потом сказали: «Я даже не знал, что мне может так понравиться. Я ничего не понимаю, но это меня увлекло». Не должно быть равнодушия; рутина – это яд, который отравляет слушателей. Если Концерт Листа слушался скучновато, значит, виноваты музыканты, не сумевшие подать музыку так, чтобы она зажгла публику. Мы стремимся играть с убеждением, с отношением, чтобы люди хотели нас слушать, приходить на концерты.
Мы не играем годами одно и то же. Если сейчас я взял в турне Четвертую симфонию Брамса, то потому, что мы ее несколько лет вообще не исполняли. Мы чувствуем свежесть внутри себя. Не знаю как в России, но у нас в Германии каждые два-три дня звучат симфонии Бетховена. Но их интерпретируют разные дирижеры.
О рукописях, русской музыке и личном времени
Дрезденская Штаатскапелла – самый старый играющий оркестр в Европе, есть формально и старше, но они не всегда были действующими, в их биографии были перерывы. А Штаатскапелла, основанная в XVI веке, несмотря на все войны и столкновения, продолжала выступать. Она называлась по-разному – Саксонская капелла, потом Дрезденская. В библиотеке оркестра сохранились многие редкие издания; например, играя оперы Рихарда Штрауса – «Электра», «Арабелла», мы используем прижизненные издания, с пометками тех времен. Представляете, какой аромат времени от них исходит?!
Я очень люблю Прокофьева, дирижировал всеми его балетами, и жалею, что не могу также активно заниматься Шостаковичем. Но я очень хорошо информирован о русской культуре – не только о Глинке, Лядове, но и об интересных музыкантах, играющих новый репертуар. Но нельзя успеть везде и охватить все сразу. Я охотно бы продирижировал Чайковского в России, но не хватает времени. Если я дирижирую операми Вагнера, то по протяженности они как три концерта. Если ты за что-то берешься, то надо это делать хорошо, а не прыгать с одного на другое. Нужно репертуар немножко обуздывать.
В последние годы я ощущаю потребность ограничивать себя. Я выступаю в Дрездене, с Венским филармоническим оркестром, с Берлинскими филармониками, в Байройте – и считайте, что год расписан. Я должен готовиться к концертам, репетировать, изучать партитуры… А ведь должно оставаться время на частную жизнь. Если не хочешь постоянно жить в гостиницах и аэропортах, то приходится выбирать и от чего-то отказываться. Когда я собирался в Москву, то, конечно, хотел не только выступить, но и увидеть интересные вещи. Мне показали Кусково: прекрасный парк, озеро. Приезд организовали специально в выходной день, когда не было посетителей. Я наслаждался и черпал вдохновение в этой красоте. Перед концертом, возможно, пойду в Пушкинский музей. Так что иметь личное время тоже важно.
