Фестиваль всегда открывается в один и тот же день, в день рождения маэстро, 27 марта, заканчивается 2 или 3 апреля. Получается компактный марш-бросок из 5–6 концертов, но это событие, которое пропустить нельзя, из разряда «must go».
В формате чисто классического музыкального фестиваля в столице – это, пожалуй, наш лидер. Главное: он по-настоящему международный. Каждый год его художественный руководитель Ольга Ростропович привозит такие коллективы, таких солистов, которых мы либо вообще никогда не слышали, либо слышали крайне редко и зачастую как раз у нее. Но, конечно, участвуют и наши знаменитые коллективы-друзья фестиваля – как оркестр Санкт-Петербургской филармонии под руководством Юрия Темирканова или РНО Михаила Плетнёва.
В этом году исключений из правил, к счастью, не было.
На открытии мы услышали оркестр Берлинского радио (с этого сезона им руководит Владимир Юровский). Это мощнейший коллектив, который еще раз доказал, насколько замечателен сам по себе институт радиооркестров на Западе, к сожалению, напрочь утраченный у нас (сейчас уж никто и не вспоминает, что БСО на самом деле имел подзаголовок Всесоюзного радио и Центрального телевидения, но почему-то утратил его). Ведь в чем смысл радиооркестра? В том, что он не только концертирует, но и записывает музыку, постоянно расширяя репертуар, а значит, и квалификацию музыкантов, и их профессиональный кругозор. Когда-то мы слушали на Фестивале симфонических оркестров мира радиооркестры и убеждались в их феноменальных возможностях: Шведского радио с Лейфом Сегерстамом, Радио Франции с Мюнг-Вун Чунгом, Западногерманского радио с Семеном Бычковым. Изредка к нам приезжал и скоро снова пожалует один из лучших коллективов мира – оркестр Баварского радио с Марисом Янсонсом.
Оркестр Берлинского радио в этом же ряду: изумительный баланс, одинаково качественная игра всех групп, вовлеченность музыкантов в общее дело… За ними было интересно наблюдать – настолько оркестранты заражали своей озаренностью, и каждый играл так, будто он солист и именно от него лично зависит успех. За пультом стоял датский дирижер Томас Сондергаард – не по-скандинавски темпераментный музыкант и, как потом я выяснила в личной беседе, – открытый, приятный человек, который искренне любит русскую культуру, музыку. Сейчас он возглавляет Национальный оркестр Уэльса, до этого руководил оркестром Норвежского радио, а со следующего сезона станет лидером Королевского Шотландского национального оркестра. Он сказал мне, что всего лишь второй раз выступает с Берлинским радиооркестром, но уже влюблен в него, в его красивый, благородный звук.
Вообще такой комплимент дирижера оркестру дорогого стоит, но Томас прав: у меня даже возникло странное ощущение во время концерта – как будто я сижу внутри оркестра, настолько обволакивал, окружал меня звук со всех сторон, как бы погружая внутрь.
Первая фестивальная программа была целиком посвящена Сергею Прокофьеву. Понятно почему. Прокофьев и Ростропович, возможно, не были друзьями, хотя бы в силу разницы в возрасте, но были добрыми коллегами, соратниками, которые относились друг к другу с симпатией и уважением. И Симфония-концерт для виолончели с оркестром, которую сыграл молодой испанский виолончелист Пабло Феррандес, возникла во многом благодаря Ростроповичу, и в фестивальном буклете приведены любопытные свидетельства Миры Мендельсон-Прокофьевой на сей счет: «В истории возникновения Симфонии-концерта роль Ростроповича преуменьшить нельзя. И незаконченное Концертино, и задуманная, но не осуществленная соната для виолончели – это отклик Сергея Сергеевича на игру Ростроповича, на его замечательное отношение к творчеству композитора… Мне кажется, что их по-человечески сближало и присущее им обоим чувство юмора: многие улыбки, появлявшиеся в то трудное время у Сергея Сергеевича, – заслуга Ростроповича».
Оркестр Берлинского радио в этом же ряду: изумительный баланс, одинаково качественная игра всех групп, вовлеченность музыкантов в общее дело… За ними было интересно наблюдать – настолько оркестранты заражали своей озаренностью, и каждый играл так, будто он солист и именно от него лично зависит успех
Во втором отделении мы услышали последнюю, Седьмую симфонию Прокофьева, я бы сказала, в эталонном звучании: и соло чудесные, и оркестровые тутти – стройные, сбалансированные. А открывала программу сюита «Любовь к трем апельсинам», которая, при всей своей шлягерности, редко звучит целиком: обычно мы слышим только марш, ну еще скерцо, а тут были все эти милые, полные юмора пьесы «Чудаки», «Сцена в аду», нежные «Принц и принцесса» – парад комических и лирических образов. Все тщательно, в деталях и мелочах проработано. После концерта я сказала Томасу Сондергаарду, что у меня сложилось фантастическое ощущение, будто Прокофьев – это его друг: настолько лично, прочувствованно он его играет. Томас признался, что да, этот композитор ему особенно близок. Он уже ставил в театре «Ромео и Джульетту», «Любовь к трем апельсинам», а теперь планирует записать все семь прокофьевских симфоний. Как выяснилось, Томас был в Москве всего лишь раз, да и то в 1990-е годы, и теперь счастлив, что приехал вновь.
Что касается Пабло Феррандеса, то он, напротив, у нас частый гость, лауреат Конкурса имени Чайковского (4-я премия, 2015). Солист-виолончелист – по понятным причинам – вообще особая позиция на фестивалях Ростроповича, к их выбору Ольга Ростропович подходит особенно трепетно, и за эти годы мы увидели и услышали разных виолончелистов – Энрико Диндо, Трулса Морка, Алису Вайлерштайн. Безусловно, Пабло – достойный музыкант, и все же мне показалось, что в труднейшей Симфонии-концерте (Пабло справедливо заметил, что это «высший пилотаж») – оркестр был чуть выше солиста. Я бы сказала так: оркестр был безупречен, а солист – хорош, но все же не безупречен, где-то допускал погрешности, не очень чистую интонацию, но многое компенсировал своим темпераментом (он ведь горячий испанец!) и огромным желанием сделать все по максимуму. В этом выступлении чувствовалось его личное отношение к Мстиславу Ростроповичу. Я спросила Пабло, был ли он знаком с маэстро, но музыкант вспомнил, что лишь дважды видел его на концертах, когда ему было 4–5 лет (а сейчас Феррандесу 27), но, конечно, мечтал бы познакомиться с маэстро, сыграть для него…
Второй вечер, 29 марта, был посвящен венским классикам – Гайдну и Моцарту, и изначально он предполагался с совсем другим солистом – виолончелистом Готье Капюсоном, который приехать не смог. Его заменил пианист Рудольф Бухбиндер, и, соответственно, видоизменилась программа. Бухбиндер – беспроигрышный вариант: это мэтр, которого наша публика хорошо знает, он много раз выступал в России, первый раз, кстати, его привезла именно Ольга Ростропович. Не могу сказать, что игра Бухбиндера всегда поражает (говорю о себе), играет он, на мой взгляд, разный репертуар по-разному, но уж венская классика – настоящий конек этого австрийского «тяжеловеса». В этот вечер Бухбиндер исполнил концерты Моцарта № 9 и Гайдна № 11. Не самые шлягерные вещи, между прочим, этим, пожалуй, и интересны. И если Моцарт был превосходен, то Гайдн прозвучал просто потрясающе, как некое откровение. Он смотрелся настолько выигрышно, свежо, незаезженно, что в каком-то смысле перекрыл впечатления от всей прочей программы (а в ней были еще Десятая симфония и Маленькая ночная серенада Моцарта). Вот ведь как интересно: иногда Бухбиндер кажется таким бесстрастным, чуть ли не скучным пианистом, но не в этом случае. Именно Гайдна он сыграл неравнодушно, стильно, музыкально, при этом очень точно и технически блестяще. Я даже подумала: не в этой ли блестящей технике, возможно, и заключена сама суть музыки, какой-то особый ее секрет? Я, честно говоря, давно не слышала такого изумительного Гайдна. Тем более, что сопровождал Бухбиндера камерный оркестр «Вена–Берлин», которым руководит скрипач Райнер Хонек. Это коллектив, в котором играют музыканты Венского и Берлинского филармонического оркестров. «Вену–Берлин» Ольга Мстиславовна уже привозила на другой фестиваль имени Ростроповича – в Баку в прошлом году, там тоже было более чем успешное выступление, и вот теперь успех, видимо, решили повторить. Это правильный выбор: кому, как не этому оркестру, играть венских классиков? Их они исполняют виртуозно, филигранно, духоподъемно. Эта музыка была ко всему прочему более чем уместна в траурные дни после кемеровской трагедии: Гайдн и Моцарт звучали деликатно-ободряюще, как поддержка для всех нас.
Третий концерт, 1 апреля, и снова смена декораций – это был вечер русской классики. Главная приманка тут – Михаил Плетнёв-пианист (он исполнил концерт Скрябина). На сцене весь вечер был Российский национальный оркестр, за пультом – итальянский дирижер Пьер Карло Орицио. В программе: увертюра Чайковского «Ромео и Джульетта» и скрябинский концерт в первом отделении, «Шехеразада» Римского-Корсакова – во втором. Не скрою, я больше всего ждала Плетнёва, очень уж хотелось услышать Скрябина в его исполнении. Не сказать, чтобы этот концерт совсем не играли, но все же происходит это нечасто. Начался он по-плетнёвски тоскливо, щемяще, в этом слышалась какая-то его личная нота, голос человека, который смотрит на мир с неким скепсисом, но при этом задается серьезными философскими вопросами. И вместе с тем концерт звучал по-шопеновски романтично, местами несколько пафосно, с трогательными лирическими эпизодами. И конечно, солист проявил себя здесь как блестящий виртуоз. Особенно впечатлила мелкая техника: пассажи струились, словно ручейки – с таким чистым, родниковым звуком. Михаил Плетнёв подарил публике наслаждение звуком, но сам при этом был спокоен, сосредоточен, обстоятелен, непроницаем как всегда. Он просто погружал публику в тот мир, в котором существует сам.
В целом фестиваль Ольги Ростропович – важный акцент музыкального сезона, это интересный парад оркестров, солистов, новых исполнителей. Может быть, не нового репертуара, но нового взгляда на старый репертуар – несомненно. Вроде бы фестивалей много, а он такой – сугубо классический, высококачественный по исполнительскому уровню – один. Он занял свою нишу и практически не имеет конкурентов. Поэтому – всегда ожидаем, любим зрителями, и мы неизменно видим в зале аншлаги. Я знаю, что у Ольги Ростропович планы сверстаны на много лет вперед. Хочется, чтобы традиция продолжалась, и каждый год 27 марта мы ходили бы на день рождения к Мстиславу Леопольдовичу…