Как волшебница из сказки, грациозная француженка Сандрин Пьо в своем очередном сольном альбоме задается вопросами: «Могу ли я сегодня чаровать, как прежде? Владею ли я все так же магией пения и влияния на души слушателей?» Она адресует диск всем сразу: и себе, и публике, и своему оперному богу Генделю, подарившему ей много лет назад эту привилегию быть жрицей его музыки. Сандрин спрашивает обо всем этом с французской прямотой, не стесняясь обнажить душу и смело пофилософствовать о силе и возрасте женщины – всем том, что лишь способно украсить, облагородить и еще больше заинтриговать. В поисках ответов она прибегает к цитате из эссе «Волшебницы» (2005) швейцарского литературного критика и философа Жана Старобинского: «Объединившись с музыкой, взывая к древним легендам и театральной условности, поэзия изобрела новое вымышленное пространство – оперу: арену, где можно проверить на прочность все аспекты желания и слепой страсти, но и потерпеть неудачу. Любая власть может быть поставлена под угрозу: чародейки могут сбить героев с пути и удерживать их своим могуществом, но их триумф не может длиться вечно, ибо они – всего лишь воплощение искусства, способного дарить всевозможные удовольствия, и они прекрасно понимают, насколько ненадежен их суверенитет».
В этот раз Сандрин решила обратиться к давнему другу и коллеге Жерому Корреасу и его оркестру Les Paladins, с которым успела записать много чего хорошего, в том числе музыку Рамо. Свою исповедь Сандрин Пьо начинает с задорной арии Аделаиды из «Лотаря» Scherza in mar la navicella, которую можно было бы перевести почти по-пушкински про кораблик («Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет»). В этой арии – весь яркий сангвинический темперамент Сандрин: сегодня она чувствует себя ничуть не хуже, чем восемнадцать лет назад, когда записывала в Пуасси подборку из двенадцати арий из опер Генделя с оркестром Les Talens Lyriques под управлением Кристофа Руссе. Оркестр Корреаса подает себя без суеты, с некоторой долей здорового французского снобизма, вальяжно и респектабельно, бравируя чистотой и точностью артикуляции, виртуозной балансировкой звука и абсолютным подчинением воле солистки. Но уже во второй арии – Сирены из «Ринальдо», приостанавливая бег в баркарольном покачивании, голос наполняется страстью и минорной экспрессией: героиня наставляет молодых черпать пригоршнями время любви в период «зеленой юности». Сандрин выпивает до дна каждую ноту, как эликсир жизни, не оставляя ни капли ни друзьям, ни врагам.
На новом генделевском диске Сандрин поет других героинь, отличающихся от тех, которых записывала в 2004 году. Там были надежда и порыв, здесь – разочарование и рефлексия, попытка вернуть безвозвратно ушедшее. В арии Лукреции Alla salma infedel героиню раздирают хроматические passus duriusculus, где она умоляет наказать «свое неверное тело». И Клеопатра из «Юлия Цезаря» оплакивает свою судьбу в Piangerò la sorte mia, как и Альцина разбита в Ah! mio cor. А потому голос Сандрин здесь расцвечен всеми цветами драматизма и трагизма, готовыми взломать корсет барочных приличий и взорваться актом экспрессионизма. Но мудрая Сандрин завершает свой аналитический этюд на тему колдовских иллюзий едва ли не самым знаменитым сочинением из сокровищницы мировой оперы – очистительными слезами Lascia ch’io pianga из «Ринальдо».