Релизы
«Мир по Джорджу Антейлу» или, точнее, «Мир от Джорджа Антейла» – название нового диска скрипачки Патриции Копачинской. Среди недавних ее альбомов два также строились вокруг фигуры композитора – Вивальди и Шёнберга, – но без подобного евангелического размаха. Возможно, именно поэтому они получились более масштабными и цельными, а заглавные композиторы все-таки занимали в них центральное место и были представлены несколькими разноплановыми сочинениями. По сравнению с теми дисками нынешний лаконичнее (чуть больше часа), а произведение композитора, давшего ему имя, ровно одно. Первая скрипичная соната Антейла занимает меньше половины удивительной программы, в которой соседствует с Седьмой скрипичной сонатой Бетховена, а также с пьесами Фелдмана и Кейджа.
Зато эта запись дает немало новой пищи для размышлений о том, что такое интерпретация, каковы ее возможные границы и существуют ли они вообще. Антейл ворвался в музыкальную жизнь 1920-х как анфан террибль, старался создавать вокруг своих концертов обстановку скандала и даже якобы клал револьвер на рояль во время выступлений. Это не мешало ему наряду с ультрасовременной, в том числе собственной, музыкой исполнять произведения Баха, Шопена, сонаты Бетховена – фортепианные и скрипичные, в дуэте со скрипачкой Ольгой Радж. Копачинская не говорит этого буквально, но, ставя в центр антейловской программы сонату Бетховена, явно предлагает нам представить, как ее мог бы играть Антейл.
В своем роде Копачинская и сама анфан террибль, которую обычно либо любят, либо ненавидят, а ее запись Концерта Чайковского – до сих пор повод для споров. Удивительно, но примерно те же волюнтаристские приемы, которые могут вызвать оторопь от ее Чайковского, рождают совсем другие чувства, когда слушаешь Бетховена в трактовке Копачинской с Йоонасом Ахоненом. Не первая ее бетховенская запись, но именно в ней исполнителя узнаешь с первых нот, а разве не в этом один из смыслов интерпретации? Да, может показаться, будто Бетховену противопоказана такая прямолинейная фразировка, которая больше подошла бы Стравинскому. Но Копачинская на то и мастер, чтобы в первой части зацепить внимание слушателя мнимым хулиганством; вторую, напротив, сыграть так бережно, что захватывает дух; уйти в отрыв в третьей, допустив пару созвучий, которых не могло быть у Бетховена, и суммировать это всё в четвертой.
Забавно, что собственно Первая соната Антейла производит не такое сильное впечатление: здесь артистическая натура Копачинской идеально совпадает с исполняемым материалом. И если на ее счету великолепная запись Скрипичного концерта Стравинского, то неудивительно, что она, как будто шутя, справляется с сонатой, в которой сконцентрирован дух музыки «царя Игоря» рубежа 1910–1920-х годов. «Прослойкой» между двумя сонатами служит великолепный Ноктюрн Кейджа, совсем не похожий на привычный нам образ его музыки, а роль альфы и омеги программы играют две ранние пьесы Фелдмана. Как объясняется в буклете, именно Кейдж познакомил Фелдмана с Антейлом, оценившим молодого автора и даже вступившим с ним в переписку, но для создания цельного «Мира от Джорджа Антейла» этих связей все-таки не хватает.
