В 2022 году в России отмечается столетие отечественного джаза. В связи с солидной датой по всей стране развернулось чествование ставшего уже международным и одновременно с этим прочно обосновавшегося в русской культуре музыкального явления. В Российской академии музыки имени Гнесиных – первом в СССР учебном заведении, начавшем профессиональное джазовое обучение, – масштабный проект «Джазовый век России» реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Концерты, конференции, творческие встречи, мастер-классы и джем-сейшены – сто мероприятий пройдут в рамках проекта. Один из идеологов и создателей «Джазового века» – известный в России и в мире классический и джазовый пианист, композитор и педагог Валерий Гроховский (ВГ). Вадим Симонов (ВС) поговорил с музыкантом о трудном прошлом, радостном настоящем и туманном будущем отечественного джаза.
ВС Валерий Александрович, какими тремя словами или фразами вы можете описать российский джаз?
ВГ Непростая задача. Первое – это сравнительно молодое направление. Второе – особенное состояние музыканта, стремящегося познать искусство свободного музицирования. Третье – огромное интуитивное желание изучения специфики джазового мышления.
ВС Можно ли говорить, что российский джаз отличается от всех остальных? От американского или европейского?
ВГ По форме, тематике и развитию современный джаз практически не отличается. Разница лишь в методике изучения этого направления. На Западе все выстроено на основе опыта огромного количества музыкантов, которые постоянно экспериментируют и взаимодействуют. Как правило, джазовый музыкант с афроамериканскими корнями будет играть блюз более достоверно. Это связано с образом жизни, религиозным воспитанием, даже с его походкой. При этом я слышал много латиноамериканцев, выросших в другой культуре, кубинцев, мексиканцев, и у них иная музыка. Что касается нашей «блюзовости», то мы как бы входим в образ. Мы пытаемся проникать в сущность, анализировать. Нам необходимо вживаться в этот образ, как актерам, а для хорошего и даже выдающегося артиста это большая работа.
ВС А есть какая-либо особенность, идущая во вред нашему джазу?
ВГ Есть один ярко выраженный у нас нюанс – стремление к эффектности исполнения. Многие современные музыканты хотят добиться определенного эффекта от своего выступления, как бы завоевать слушательскую аудиторию. Для этого зачастую импровизационное соло заканчивают на высокой ноте, барабанщик в финале бьет в тарелку, пианист взмахивает руками, застывая, чтобы, как говорят, сорвать аплодисменты. Это стремление к художественно неоправданному преувеличению создает псевдоэффект и становится вредной привычкой.
ВС С чем вы это связываете?
ВГ Реакция публики мотивирует исполнителя стремиться к новому уровню творческого развития. Когда не аплодируют после соло, многие музыканты говорят: «Наверное, я плохо сыграл». Но случается так, что ваше исполнение способствует более глубокому восприятию слушателей, которые не хотят прерывать это эмоциональное состояние аплодисментами. И поэтому я думаю, что аплодисменты после импровизационного соло не могут являться единственным критерием успеха.
ВС Джаз – все-таки чужая культура. Почему он прижился у нас?
ВГ Элементы импровизационной песенности присущи всем культурам. Но в Америке это зародилось в особой среде. В Новом Орлеане, где, считается, возник джаз, я был свидетелем того, как огромное количество музыкантов музицируют в разных стилях. Заходишь в клуб, а там играют современную музыку – семь человек сидят и в свое удовольствие самовыражаются. Кто-то блюз играет, кто-то диксиленд, кто-то нью-орлеанский старый джаз, кто-то просто на гитаре тренькает. Город живет в разнообразной музыкальной среде. С 1920-1930-х годов прошлого века все хотели понять, как этот джаз играть – привлекала новизна. Истоки джаза коренятся в прикладной бытовой музыкальной культуре афроамериканского населения – и песенной, и ритуальной, и танцевальной. В XX веке советские музыканты почувствовали в джазе не только очень яркое и самобытное, почти экзотическое начало, но и огромные возможности для самовыражения. Это оказалось особенно актуально в непростые сталинские годы, когда стремление государства контролировать довлело над всей культурной жизнью страны. На этом фоне джаз, с его спонтанной импровизационностью, позволявшей ему мягко уклоняться от пристального взгляда цензора, оказался одним из немногочисленных островков творческой свободы. Еще один немаловажный фактор – понимание того, что такое неординарное явление просто не могло пройти мимо нас.
ВС Можете назвать самых ярких, по вашему мнению, отечественных артистов, которые повлияли на советский и российский джаз?
ВГ Поскольку я сам пианист, мне, естественно, ближе творчество моих товарищей по цеху. На мой взгляд, первым профессиональным джазовым музыкантом был Александр Цфасман. Сохранились записи – это выученная музыка, которая великолепно сделана в стиле того времени. Традиции Цфасмана виртуозно продолжил Борис Фрумкин, который сейчас играет в стилях би-боп и хард-боп, но если послушать его ранние записи, то в них ясно прослеживаются традиции джазового пианизма Цфасмана. Не перестаю удивляться Игорю Брилю – его творческой фантазии и необычному музыкальному мироощущению. Сейчас он пришел к какому-то неподражаемому стилю, в котором мы слышим интонационно-гармонические основы музыкального романтизма, импрессионизма и модерна XX века. На этой плодородной основе возник его неповторимый индивидуальный музыкальный язык, который вышел за рамки традиционных джазовых стандартов. В его композициях развивается не просто тема (по структурному принципу «тема – вариация»), а форма во всей полноте ее процессуальной составляющей.
Пианист Леонид Чижик в своем искусстве также преодолел многие классические джазовые ограничения и стал ярким представителем российского джаза на мировой сцене. В начале 1970-х он стал одним из первых джазовых пианистов, для которого открылись не только филармонические площадки, но и центральное телевидение. Мне довелось с ним много общаться, и он говорил, что сегодня его больше привлекают спонтанные импровизации: «Выхожу на сцену – и мне хочется импровизировать с ходу». Он делает это с потрясающей достоверностью и уверенностью, и самое главное, что в этом действе рождается настоящая музыка.
Джаз – это состояние, когда на сцену выходит композитор, интерпретатор и импровизатор в одном лице… Джаз позиционирует себя как исключительно свободное искусство, а в академической музыке аутентичная точность нотного текста является нормой
ВС Вы один из немногих пианистов, кто одинаково преуспел и в джазе и в академической музыке. В чем принципиальные различия между пианистом академическим и джазовым?
ВГ По сути пианистические навыки мало чем отличаются, просто джаз – это другой музыкальный язык. Если вы хотите научиться играть джаз, его нужно полюбить, изучить различные гармонические особенности, фразировку, орнаментику и, конечно, свинг и ритм. Но классику играть после джаза очень трудно. Джаз дает исполнителю ту степень свободы, которая в академической музыке недопустима и порицается как разболтанность и дурновкусие.
ВС Может ли из пианиста академического направления получиться джазмен? И наоборот?
ВГ И джазовый, и академический пианисты, как правило, обладают достаточным уровнем технической оснащенности, чтобы сыграть правильные ноты. Вопрос же стилистической интерпретации зависит от интеллектуального и культурного уровня развития, а также индивидуальных способностей того или иного исполнителя.
ВС При этом идеологически академическая музыка и джаз разные?
ВГ Наверное, да. Вообще, джаз – это гораздо больше, чем просто импровизировать на тему. Это состояние, когда на сцену выходит композитор, интерпретатор и импровизатор в одном лице. При этом в джазе мы все же не можем выходить за рамки определенной эстетики. Таким образом, джаз позиционирует себя как исключительно свободное искусство, в то время как в академической музыке аутентичная точность нотного текста сегодня является нормой.
ВС Сегодня джаз в упадке или в расцвете?
ВГ Он находится в стадии открытия новых горизонтов. В том числе и потому, что сегодня пианистическое мастерство вышло на высочайший технический и эмоциональный уровень. Однако труднее стало распознать индивидуальность. В джазе сейчас вообще очень много людей. Вот бостонский колледж Berklee – лучшая джазовая школа в мире. Из Бостона музыканты «расплодились» по всему миру – основали филиалы и в Италии, и в Голландии. Учат великолепно, у них есть специальная методика, которая обеспечивает обучение игре в разных джазовых стилях. Например, приходишь на концерт – а оркестр играет в точности в стиле Гленна Миллера. И пусть только попробует музыкант штрих не тот взять. Потрясающее мастерство, а индивидуальностей в итоге совсем немного… Я думаю, возникнет что-то радикально новое, как в свое время возник Херби Хэнкок со своей фразеологией, гармонизацией и эстетикой, которыми заразил весь мир.
Может быть, это «новое» придет из Латинской Америки, а может, из Африки. Билли Кобэм десять лет назад мне говорил, что теперь время world music. То есть фестивали объединяют в себе разные стили, жанры и формы: танец, фолк, фьюжн, современную музыку, поп, джаз, классику – все в одном пакете. К сожалению, эта практика не способствует появлению чего-то более интересного, яркого и нового в плане музыки.
ВС Джаз – это элитарное или массовое искусство?
ВГ Джаз – разный. Есть джазовые стили, которые доступны для восприятия самой широкой аудитории. Есть стили сложные, изысканные и интеллектуальные – например, творчество Майлса Дэвиса, Джона Колтрейна и др. Здесь все зависит от слушателя. В основном вся «лабораторная работа» проходит в клубах – там происходит «опознание» музыканта, проводятся фестивали, туда приносится новая музыка. Не люблю слово «элита»: иногда ее представители – необразованные и ужасно мрачные существа. Вот можно ли назвать классику элитарной? Думаю, нет, – надо смотреть на публику. Так и в джазе. В Америке для огромного количества людей джаз – часть их светской жизни. Хотя человек может послушать эту музыку – и не понять. Но со временем он либо отторгает это, либо пропускает через себя – начинает нравиться. Есть музыка диксиленда, камерная, биг-бенды, развлекательная, а потом добавляется что-то серьезное. Также происходит и в академической музыке. Кстати, со мной приезжали гастролеры-американцы и удивлялись молодости нашей публики. В Америке приходят слушать джаз в 35-40 лет.
ВС А российский джаз котируется на Западе?
ВГ Приведу пример. Бас-гитарист Леонид Воробьев основал группу Leonid & Friends, они играют джаз в стиле американской группы Blood, Sweat & Tears («Кровь, пот и слезы»). Американский менеджер пригласил их дать в Америке серию концертов. Я спрашиваю себя: «Зачем? У них есть своя оригинальная группа “Кровь, пот и слезы”». Думаю, что они просто хотят посмотреть, как русские это делают. А делают фантастически! Феноменальное попадание в стилистику, великолепный вокал, исполнение, ансамбль. Хочу их пригласить на «Джазовый век России». Кстати, народный артист России, наш известнейший саксофонист Игорь Бутман вот уже много лет с огромным успехом гастролирует в США со своим оркестром, дружит с Уинтоном Марсалисом, является хорошо известным российским музыкантом в мировом джазовом сообществе.
ВС А каким вы видите будущее российского джаза?
ВГ Сейчас это будущее строят мои современники. Есть заинтересованность, есть желание, есть любовь к этой музыке. Без общения с Западом мы попадем в замкнутый круг и рискуем отстать в развитии этого искусства.
ВС А мы сможем дать что-то свое, самобытное, если изолируемся?
ВГ В последние годы у нас начали появляться коллективы, работающие в стиле российского народного фолк-джаза. Вполне вероятно, что эта тенденция будет еще больше развиваться. Однако подпитка идет из разных мест. Появится какой-нибудь удивительный пианист или саксофонист, например, из Голландии, Франции или Италии, который начнет экспериментировать, а мы об этом так ничего и не узнаем. Стать стимулом может живое общение – допустим, посмотрел, как барабанщик играет, – и внутри все зажглось! Переоценить значение этого творческого взаимодействия невозможно.