Персона
Значительным событием в афише юбилейного фестиваля «Звезды белых ночей» стали концерты выдающегося иранского дирижера и композитора Александра Рахбари. Наследник великих дирижерских традиций венской школы, лауреат международных конкурсов в Безансоне и Женеве, человек, работавший вместе с самим Гербертом фон Караяном, выступал более чем со 120 оркестрами по всему миру! Оркестр Мариинского театра стал одним из таких счастливых коллективов. По приглашению маэстро Валерия Гергиева Александр Рахбари прилетел в Санкт-Петербург и впервые продирижировал прославленным российским оркестром в Концертном зале Мариинского театра.
Корреспондент «Музыкальной жизни» Виктор Александров (ВА) поговорил с Александром Рахбари (АР) о его увлечениях русской и иранской музыкой, встречах с Гербертом фон Караяном и Валерием Гергиевым, работе с разными оркестрами мира, опыте композиции и вреде санкций в музыкальном мире.
ВА Маэстро, как вы полюбили русскую музыку?
АР Большинство музыкантов, которых я знаю, хорошо знакомы с русской музыкой. Среди них мой первый преподаватель по скрипке, фортепиано и гармонии с ирано-русскими корнями Рахматолла Бади. После окончания Национальной консерватории я выиграл стипендию от Министерства культуры и искусства Ирана, которая давала возможность выехать за пределы страны. Мне хотелось поехать в Москву учиться композиции. Дирижирование не увлекало меня тогда. Но вместо российской я вдруг неожиданно получил австрийскую визу и отправился в Вену.
ВА Именно там вы увлеклись дирижированием и начали учёбу у великого Ханса Сваровски.
АР Я был избалованным, но отчасти счастливым ребенком. В 13 лет уже сочинил несколько опусов для хора и дирижировал ими. В Венской академии музыки и исполнительских искусств я учился не только у Ханса Сваровски, но и у других замечательных профессоров, таких как Карл Эстеррайхер и Готфрид фон Айнем, мой лучший учитель по композиции. В 21 год я вернулся в Тегеран, и там мне выпала удача продирижировать балет Адана «Жизель» с ведущими солистами Большого театра, а также симфонии и оперы с Тегеранским симфоническим оркестром. Затем снова вернулся в Вену. Опыт работы с музыкантами из самых разных оркестров, особенно с теми, кто не идеально играет, лучшая практика для начинающего дирижера.
ВА Вы настоящий рекордсмен по количеству выступлений с разными оркестрами мира.
АР Я возглавлял Брюссельский филармонический оркестр, много лет был приглашенным дирижером Чешского филармонического оркестра, музыкальным руководителем Загребского филармонического оркестра, Филармонического оркестра Малаги, камерного оркестра «Виртуозы Праги». С этими коллективами осуществил множество записей русской музыки, в том числе записи симфоний Прокофьева и Шостаковича.
ВА Какие импульсы и идеи стараетесь исповедовать в работе с оркестрами?
АР В целом для меня не существует какой-то особой разницы. Я всегда стараюсь вытащить наружу самое лучшее и ценное из оркестра. У меня был опыт работы с оркестром невысокого уровня из Тегерана. Но результат оправдал ожидания. Я тщательно репетировал с музыкантами, вносил необходимые корректуры и замечания. Сейчас этот оркестр заметно вырос. Среди наших значительных проектов записи Девятой симфонии Бетховена и «Фантастической симфонии» Берлиоза.
ВА Как произошло ваше знакомство с Гербертом фон Караяном?
АР В 1980 году он пригласил меня поработать своим ассистентом в Берлинском филармоническом оркестре. Мне было 29. Тогда я параллельно работал с Тегеранским симфоническим оркестром и объяснял музыкантам обоих коллективов одни и те же вещи. Это нормальный естественный процесс. На тот момент я был победителем двух престижных международных дирижерских конкурсов в Безансоне и Женеве. И вот сейчас, спустя столько десятилетий, Валерий Гергиев пригласил меня в Санкт-Петербург. Эти два случая я считаю подарками судьбы.
ВА Какие впечатления остались у вас от работы с симфоническим оркестром Мариинского театра?
АР Мне нравятся русские музыканты, особенно их менталитет. Я чувствую себя здесь как рыба в воде. Думаю, что мой менталитет каким-то образом позволяет мне очень хорошо находить общий язык с русскими.
ВА На репетиции я заметил, что вы дирижируете без партитуры. Неужели, вся музыка у вас в голове?
АР В молодости я дирижировал в Вене. Уже тогда музыка исполняемых сочинений была в моей голове, даже во время репетиций. Я никогда не пользовался партитурой. Мне легче, когда все знаю сам наизусть – все цифры, штрихи и нюансы. Мой друг, замечательный польский пианист Кристиан Цимерман как-то сказал мне: «Если ты выучишь очень хорошо один такт, а затем другой – у тебя будут уже два такта. А у меня двадцать тысяч таких тактов. Ты можешь постепенно уложить их любое количество. Это не так сложно».
ВА Тема Востока в русской музыке представлена множеством самых разнообразных сочинений. В программе петербургского концерта вы предпочли «Шехеразаду» Римского-Корсакова. Вероятно, это одна из ваших любимых симфонических партитур?
АР Не совсем. Просто по своей ментальности – я восточный человек. Но музыка есть музыка. Шостакович мне нравится точно так же, как и Бетховен, Моцарт и Пуччини. Я не делю для себя музыкальные миры каждого из этих композиторов. Я записал все оперы Пуччини. Римский-Корсаков – величайший композитор, потрясающий мастер оркестровых красок. У него замечательные симфонии, сюиты, каждая из которых представляет определенные сложности. Дирижировать «Шехеразаду» Римского-Корсакова непросто. Помимо нее я включил в программу концерта Пятую симфонию Шостаковича, а в Корее недавно дирижировал его Десятую симфонию.
ВА Существует великое множество разных исполнений Пятой Шостаковича. Каков для вас мир этого сочинения?
АР Шостакович один из величайших композиторов XX века. Я считаю все его симфонии потрясающими, в них точно запечатлена советская история. Эта могущественная музыка, которая нравится обычным людям. У нас много сегодня современных композиторов, но обычных слушателей не так сильно увлекает их музыка. А вот творчество Шостаковича наоборот вдохновляет.
ВА Когда и где вы познакомились с Валерием Гергиевым?
АР Я знаю Валерия уже очень давно, еще со времен его работы в Нидерландах с Роттердамским филармоническим оркестром. Я работал в то время в Бельгии с Брюссельским филармоническим оркестром. Мы часто виделись с ним и наблюдали за совместной работой друг друга. Однажды Валерий узнал, что я в Вене, и пригласил меня на свои репетиции с Венским филармоническим оркестром в Концертхаус. Любой оркестр с таким дирижером, как Валерий Гергиев просто не может быть плохим. Я уже нахожусь в Петербурге несколько дней и впечатлен таким гигантским количеством работы маэстро. Каждый день новая опера или концерт. Невероятная работоспособность! Он еще успевает посещать и мои концерты! Гергиев — фантастический и уникальный дирижер. Люди могут любить или ненавидеть его, но он заслуживает большого уважения. Если сравнивать его с политиками, то я не вижу здесь никого, кто был бы в одной лиге с Валерием по заслугам и достижениям. Он уже ярко заявил о себе еще задолго до того, когда на мировой арене появились современные политические лидеры.
ВА Маэстро, как вы сами относитесь к системе санкций, препятствующих развитию мирового музыкального процесса?
АР Я один из тех музыкантов, кто сейчас приехал в Россию из западного мира. Но даже если после этой поездки меня никуда не пригласят — мне абсолютно все равно. Я счастлив и горд, что приехал в Россию и готов чаще бывать здесь! А то, в какие условия сейчас ставят каждого музыканта или спортсмена – это совершенно несправедливо! Такое со мной уже происходило. Меня приглашали в Америку и Канаду в 1979 году для участия в симфоническом турне по Чикаго, Детройту, Кливленду и Торонто. Маэстро Караян поздравлял меня с тем возможным ангажементом. Но, к сожалению, в тот год в американском посольстве в Тегеране произошел захват заложников, и американцы отменили все мои концерты. Так что я лучше, чем многие другие, понимаю, что санкции против музыкантов не приведут ни к чему хорошему.
ВА Александр, а как возникла идея создания Персидского международного филармонического оркестра?
АР В 1997 году на знаменитом летнем австрийском фестивале в Брегенце мне удалось собрать шестьдесят иранских музыкантов из разных оркестров Австрии, Бельгии, Франции, Германии, Нидерландов, Испании, Швеции, Швейцарии и США. За три недели нашего плодотворного сотрудничества нам удалось сыграть и осуществить записи «Шехеразады» Римского-Корсакова, Скрипичного концерта Хачатуряна и даже моего собственного Скрипичного концерта «Nohe Khan», который я написал в 19 лет.
ВА Многовековая история иранской народной музыки нашла свое воплощение в вашей композиторской деятельности?
АР Безусловно. Я очень интенсивно изучал иранскую народную музыку в контексте мировой классической музыки. Этот колоссальный опыт затем нашёл отражение в таких моих произведениях, как цикл симфонических поэм «Моя мать Персия», «Бейрут» (симфоническая поэма для девяти флейт и оркестра), «Фламандская сила», десять пьес для оркестра и мужского хора. Этой весной вместе с Загребским филармоническим оркестром мы представили в Хорватии мировую премьеру моей новой симфонической поэмы «Так говорил Заратустра Спитама», в которой я переосмыслил образ иранского пророка, запечатленного в произведениях Ницше и Рихарда Штрауса.
ВА Шекспир в музыке – чрезвычайно многогранная тема. Вряд ли, кто из композиторов и дирижеров миновал ее в своем творчестве. Вы, например, остановились на уникальной в своем роде музыкальной адаптации 154 сонетов Шекспира. Что это за проект и как возник его замысел?
АР В течение десяти лет в любом отеле, где я останавливался, в каждом аэропорту, поезде, самолете, сочинял музыку, положенную на сонеты Шекспира, кстати, очень легкую (смеётся). Бетховен и Мендельсон оставили после себя несколько вокальных миниатюр на тексты сонетов Шекспира. Я написал 154! Этим летом мы наконец-то начали делать их запись. Если маэстро Гергиеву понравится такая идея, я надеюсь представить в Мариинском театре этот цикл и для этого даже готов привезти сюда специальные иранские народные инструменты.
