Фестиваль dancehelpfest, что в третий раз провела в Москве Елена Панасенко, создательница мощного портала dancehelp, где учатся и учат хореографы, специализирующиеся на современном танце, был в основном сосредоточен именно на образовательных программах. Лекции, мастер-классы, научно-практическая конференция — все для участников, съехавшихся со всей страны. Но вечерами периодически возникали и спектакли — и одним из самых занятных стала «reКонструкция», что привез пермский Свободный театр современного танца.
Пермь в современном танце привычно ассоциируется со знаменитым «Балетом Евгения Панфилова», но в городе, где панфиловцы десятилетиями приучали публику с интересом относиться к неклассическим поискам, а в местном училище преподают современные техники, дело, конечно же, не могло ограничиться одним театром. Свободный театр 8 лет назад создала Ксения Малинина — хореограф, в биографии которой аэрокосмический факультет местного политеха сменился его же гуманитарным факультетом со специализацией по иностранным языкам, а затем и вовсе краевым колледжем культуры и искусств. В этом году ее спектакль поучаствовал в Дягилевском фестивале, а сама хореограф получила третью премию в соревновании современных хореографов на балетном конкурсе «Арабеск». Теперь ее работу увидели и москвичи.
Конечно, самые самоотверженные из них: dancehelpfest проходил в Культурном центре «Вдохновение», это километр пешком от метро «Ясенево». Центр ухожен, в нем тысяча мест (вмещает всю толпу хореографов и артистов от Калининграда до Владивостока), его сотрудники явно рады видеть приходящих туда людей (нет вот этого «шастают туда-сюда, полы пачкают»). Руководство «Вдохновения» стало соорганизатором фестиваля, и потому «Дансхелпу» не пришлось платить за аренду (что, как все понимают, чрезвычайно важно). Но какая это все-таки окраина, и разве это правильная география для всероссийского фестиваля? В Ясенево он замыкается в себе, редкий фанат контемпорари доберется до спектаклей. Так выполняется его учебная функция, но не культуртрегерская — а если бы фест проходил, скажем, во МХАТе Горького и его рекламные плакаты висели на Тверском бульваре, народ бы увидел, как богата талантами наша страна и в современном танце. В общем, фесту явно нужно внимание властей и грантовая поддержка — и можно только надеяться, что к следующему танцсъезду его разглядят и поддержат.
А пока что – КЦ «Вдохновение» и толпа зрителей, в которой почти все знают друг друга: одна профессия, одни интересы. И чрезвычайно внимательный взгляд этой публики, профессиональные суждения, порой – жесткие (но вежливые), порой – нескрываемо восторженные. Пермская «reКонструкция» получила у этой публики долгую овацию.
Хотя аннотацию перед спектаклем народ читал с недоверием. Соединение классической балетной музыки и современного танца? Ну-ну, положим. Пародия, наверное, на балет? И сколько их уже было? Есть уже такая примета: если хореограф контемпорари берется высмеивать классический танец, значит, толком ему сказать нечего. «Современники», как правило, «классику» не любят (за тоталитарные порядки), но лучшие из них строят свою вселенную, вообще «классиков» не замечая. Впрочем, опасения как были, так и сгинули. Малинина не высмеивает балет, она предлагает по-новому посмотреть на затоптанную балетную музыку.
Начинается все с «Болеро» Равеля. С тех пор, как Морис Бежар поставил свой великий спектакль, немало хореографов брало эту музыку, чтобы посоревноваться с гением или просто оказаться рядом. (Более раннее «Болеро» Брониславы Нижинской утонуло во времени – и его выловили и реанимировали лишь к концу ХХ века.) Всю вторую половину прошлого столетия авторы буквально ходили по кругу, подчиняясь музыке и не смея спорить с ней. В XXI веке в головы сочинителей уже стала приходить мысль, что кольцевая композиция необязательна, – и вровень с Бежаром встал Матс Эк, сочинивший спектакль для Парижской оперы, а на наших просторах попробовал поработать с Равелем Иван Васильев, нашедший для всем известного сочинения свои не слишком сложные, но вполне внятные слова. Ксения Малинина тоже не стала ставить своих артистов в круг: двигаясь сначала из левой кулисы в правую, они вскоре разбиваются на группы разнонаправленного движения, и все вместе превращается в каталог возможностей современного артиста.
Каждые несколько секунд меняется способ передвижения артистов по сцене. Вот несколько человек идут и просто хлопают себя руками по бокам. Вот катятся по сцене бревнышком. Вот кувыркаются. Движутся спиной вперед. Идут на четырех конечностях, по очереди резко отрывая их от земли, будто «земля» раскалена солнцем и слишком горяча. Вариантов тьма, все даже не ловит глаз. В каких-то движениях фигуры артистов нарочно трансформируются в «некрасивые» (отклячивается зад, слишком выпирает грудь), в каких-то они воспроизводят почти модельный шаг и кажутся созданиями неземной красоты. Одна манера движения сменяется другой, эта – третьей, при этом нарастание напряжения в музыке будто не замечается: каталог есть каталог, следующий ход не лучше и не страшнее предыдущего, все равны. Лишь к финалу торжествует усталость, движение почти исчезает, но финальный вопль музыки не становится приговором, не говорит о личном апокалипсисе, только о конце рабочего дня танцовщика/танцовщицы, что честно выполняет свою работу. Очень простая мысль и вполне внятно воспроизведенная; «Болеро» может быть и таким.
За ним в спектакле следуют номера, поставленные на самые известные фрагменты балетной музыки. Они крайне неравноценны: где-то просвечивает всем знакомая и не слишком изобретательная пародия (ну, нервные взаимоотношения четырех маленьких лебедей – это же всем смешно, правда? да?), а где-то для измученных треков находится свежий ход. Одна из лучших сцен сделана на музыку вариации Эсмеральды – той самой, что в хореографии Николая Березова появляется на множестве конкурсов и концертов, где под музыку Пуни балерины бьют ногой по высоко поднятому бубну. У Малининой – никакого бубна и никаких сверхоткрытых ног, из глубины сцены к публике просто идет светская дива. Модельная походка (бывшая работа, пока героиня не вышла замуж за олигарха?), надменный взгляд, и в каждом небольшом шаге – тот внутренний размах и тот вызов, что кидают в зал конкурсные «Эсмеральды», взметая ноги над головой. Вот это и есть переосмысление музыки – в лучшем его варианте.
Забавен дуэт из «Спящей красавицы», где на полу спит вовсе даже красавец, а бедная женщина (очевидно, что не в первый раз) тормошит его, пытается сдвинуть, волочет по полу – диалог изысканной музыки Чайковского и реальности нашего века чуть насмешлив и при этом вполне серьезен. Совершенно замечателен «Танец рыцарей» из «Ромео и Джульетты» Прокофьева: нет ни надменной веронской аристократии, ни притащенных на сцену Леонидом Лавровским подушек, есть только та чудовищная энергия войны, обещания смерти, та жуть, что звучит в музыке, и она отражается в воинственном дуэте на сцене, где ладонь, врезающаяся в ладонь, кажется орудием убийства. Просто драка, но в танце прописан каждый ход, и придумано это блестяще. Не менее пугающ начинавшийся как сентиментальная притча и выросший в настоящую трагедию «Умирающий лебедь» – танцовщик, вначале встречаемый смешками зала, заставляет публику замереть, когда его герой погибает как застреленный в затылок заложник – на коленях, с убранными за спину руками. Пугающие эпизоды перемежаются эпизодами юмористическими (чаще всего не слишком удачными: превращать Кармен в простенькую шлюшку – это слишком простенько), но и в мрачных историях есть свой юмор. У подобных сборных композиций часто бывают проблемы с финалом, но здесь все придумано безупречно: над ставшей забавной белой картиной «Лебединого озера», трогательным белым стадом, вдруг загораются два красных прожектора, два красных глаза, будто позаимствованных из «Чайки». За всеми шуточками на сцене наблюдают силы зла. И хореограф это понимает.
А затем выключает «дьявольские глаза» и выводит всю труппу на поклон. Выбрасывая все дурное из головы и уверяя публику, что хорошо выученная труппа, изобретательность хореографа и вера в будущее преодолеют все на свете.