Помню одну из первых встреч с Мариной Павловной в Музее имени Глинки (ныне – РНММ). В коротком разговоре она упомянула о «результативности», способности завершать начатое, как одном из особенно ценимых ею качеств ученого. Материальное, зримое подтверждение этих слов – книги, изданные ею и при ее участии: монография «Николай Андреевич Римский-Корсаков. Опыт современного осмысления» (1995), ее статьи в «Истории русской музыки» и «Истории русского искусства»: о русской духовной музыке XIX–XX веков, русском музыкальном зарубежье, Н. А. Римском-Корсакове, А. Т. Гречанинове и другие. В 2007 году среди героев работ Марины Павловны неожиданно появился авангардист Арсений Авраамов: под ее редакцией была опубликована книга «Арс Новый», автор которой, писатель и музыковед Сергей Румянцев, не успел ее завершить.
Объектом постоянного интереса Марины Павловны были архивные документы, публикациям которых как увлеченный читатель, собиратель, комментатор, редактор-составитель она посвятила десятилетия. Под ее редакцией вышли сборники материалов, писем и воспоминаний, посвященные Сергею Прокофьеву (2001, 2004, 2007), Дмитрию Шостаковичу (2006). Но самым масштабным, главным трудом последних десятилетий стали фундаментальные тома серии «Русская духовная музыка в документах и материалах» (1998 – по настоящее время). Марина Павловна была автором (и соавтором) нескольких из них, посвященных истории православного церковного пения в ХХ веке, в частности, Синодальному хору и Училищу церковного пения, «Афонской экспедиции Общества любителей древней письменности», С. В. Смоленскому, истории православного церковного пения советского периода. Узнаваемой она была и в любом написанном ею тексте, даже самом кратком, что всегда вызывало мое восхищение…
Список основных мест работы Марины Павловны лаконичен: журнал «Советская музыка» (1969–1987, редактор), Государственный центральный музей музыкальной культуры имени М. И. Глинки (1997–2010, ученый секретарь и редактор изданий) и Государственный институт искусствознания (1987 – до последних дней). Периоды службы во всех этих учреждениях были продолжительными. Как и для других людей нашего круга, «места работы» были для нее не только (возможно, и не столько) источником заработка, сколько человеческой средой. Среди коллег, в разные годы составлявших ее профессиональное окружение, присутствовавших как в памяти, так и в настоящем, – личности разные, иногда почти взаимоисключающие: Юрий Фортунатов, Виктор Бобровский, Соломон Волков, Виктор Юзефович, Алла Бретаницкая, Израиль Нестьев, Юрий Келдыш, Марина Сабинина, Ольга Левашева, Алексей Наумов, Григорий Стернин, Светлана Зверева, Светлана Петухова, Александр Комаров, многие другие… Интерес ее вызывали именно личности, противоречивые – в особенности.
В сравнении с жизнью моей и некоторых моих коллег, требующей моментального переключения с одного на другое, жизнь и работа Марины Павловны со стороны казались неспешными. Ей было необходимо глубокое погружение в «материал». Наверное, даже наоборот, она выбирала такой «материал», который был близок ее образу мысли и чувств. И в этом Марина Павловна была избирательна. В музыке особенно близкими ей были (насколько мне известно): Гектор Берлиоз, Рихард Вагнер, Сергей Прокофьев и, конечно, Николай Римский-Корсаков. «Парсифаль» и «Китеж». В них она чувствовала «духовную сосредоточенность», отблеск другого мира, «достигавший света и откровения».
И, конечно, особенно близкий – Юрий Маркович Буцко (1938–2015), композитор, супруг Марины Павловны. После его ухода из жизни она вместе с дочерью – Анастасией Буцко – основала Фонд Юрия Буцко, участвовала в организации масштабного фестиваля, посвященного его музыке (2018). Сейчас к печати подготовлена книга его памяти «Юрий Буцко: свидетельства жизни», которая выйдет осенью в издательстве «Композитор».
Эмоциональной, иногда пристрастной в суждениях (но и в этом убедительной), сохранявшей интерес к жизни, музыке, к предметам своих исследований, чтению, кино, политике она была до конца. При последней нашей встрече в июне, около месяца назад, мы говорили о разном, в том числе о мультфильмах. Марина Павловна советовала мне посмотреть «Остров собак». Понятно, почему: рядом со столом лежал любимый пес Кузя, которого она время от времени подкармливала печеньем. (Не каждая хозяйка будет кормить питомца печеньем со стола, Кузе это позволялось, и в этом тоже была она!)
На панихиде по Марине Павловне главным было ощущение ее крепости, человеческой и духовной. В ее жизни не было угасания. Люди, заполнившие небольшой храм Святителя Николы в Студенцах, сопровождавшие ее в путь, «бодрствовавшие с ней», как мне казалось, поддерживали это чувство.