In memoriam
В нем сочеталось то, что до его появления считалось несовместимым. Его оперный голос был исключительно органичен в эстрадном жанре. Его любила власть, хотя именно он так смело ввел в моду разнузданные «капиталистические» тенденции – твисты и шейки. А сногсшибательный успех и головокружительная карьера не изжили его природной скромности, порядочности и честности ни в искусстве, ни в жизни. В Союзе Магомаев был первопроходцем, попутно получая прозвища с унизительным, по его собственному признанию, числительным: «второй Ланца», «второй Челентано», «второй Элвис». В свое время Леонид Парфенов парировал: «Не “второй Элвис”, а “первый Магомаев”».
Ему было суждено стать музыкантом: дед певца, Абдул-Муслим Магомаев, был известным композитором, основателем азербайджанской композиторской школы. Внуку-тезке прочили пойти по стопам деда. В музыкальной школе-десятилетке при Бакинской консерватории мальчик делал большие успехи на фортепиано и в композиции. Но после ломки голоса обнаружился очаровательный баритон – тогда Муслим твердо изъявил желание стать певцом.
Страна открыла для себя Магомаева в марте 1963-го. На заключительном концерте Декады Азербайджанской ССР в Кремлевском дворце съездов он спел «Бухенвальдский набат» и каватину Фигаро. Исполнение последней «взорвало» зал аплодисментами, и певец даже бисировал ее на русском языке. Телевизионную запись и сейчас можно посмотреть и удивиться, как темпераментно и умело юноша распоряжается своим феноменальным голосом. После такого триумфа двадцатиоднолетнему бакинцу сразу предложили сольный концерт в столичном Зале имени Чайковского, что в то время было невиданным делом.
Молодой певец поначалу не собирался серьезно заниматься «легким» жанром – это было не в почете, а увлечение юноши песнями и джазом вызывало скепсис и в семье, и у педагогов. Отчетливо вырисовывался путь оперного певца: академическая выучка, недюжинный артистизм и яркая фактурная внешность. Магомаева пригласили в Азербайджанский театр оперы и балета и отправили стажироваться в миланский Ла Скала. После московского успеха его даже несколько раз звали в Большой театр, но он наотрез отказывался, ссылаясь на молодой возраст. Вскоре тот успех, который «свалится» на Магомаева как эстрадного певца, уже бесповоротно определит карьеру.
Так получилось, что на Олимп они «взобрались» вместе – Муслим Магомаев и Арно Бабаджанян. Успех певца неотделим от успеха композитора. Бабаджанян приметил Магомаева после Декады и предложил ему записать несколько своих сочинений: первой была «Ожидание», написанная в стиле любимых Муслимом неаполитанских песен. Чуть позже из Италии Магомаев привез пластинки с западными твистами, и в том же 1964-м страна услышала первые советские образцы авторства Бабаджаняна: «Лучший город Земли», а следом – «Королеву красоты» и «Солнцем опьяненный». К слову, Магомаев на своих концертах уже пел западные шлягеры, такие как Come prima («Как прежде»), Guarde che luna («Посмотри, какая луна») и знаменитый твист Адриано Челентано Ventiquattromila baci («Двадцать четыре тысячи поцелуев»). Именно они и стали источником вдохновения.
Бабаджанян мгновенно освоил особенности мелодики, ритмики и гармонии нового стиля, а Магомаев пел их свежо, зажигательно и совсем не так, как было принято у советских артистов. Он даже позволял себе двигаться на сцене, подражая пластике Челентано. Так, два кавказца, вышедшие из академической среды, «сменили пластинку» культурной жизни всей страны: миллионы освоили новые движения под новые звуки. Это был пик оттепели, а творцы эпохи, армянин и азербайджанец, стали идеальным примером советского интернационализма. Сейчас подобное и представить трудно.
Продолжительный творческий дуэт Магомаева и Бабаджаняна подарил отечественной культуре ряд шедевров: лирические «Не спеши», «Ноктюрн», «Благодарю тебя», а также «Чертово колесо», «Свадьбу» и «Сердце на снегу», написанные в стиле царившей в начале 1970-х «моды на Русь». Магомаеву, конечно, поступали предложения и от других авторов. Легендарную «Мелодию» Александра Пахмутова вместе с Николаем Добронравовым писали специально для него. Пожалуй, это главная песня в творчестве Магомаева, при этом она и сейчас в его исполнении звучит современно и отнюдь не архаично.
Еще один нестареющий хит, признанный эталон магомаевской лирики – «Песня Трубадура» из мультфильма «По следам Бременских музыкантов». Кстати, в картине баритон спел песню Сыщика и озвучил Атаманшу – даже не верится, что можно так артистично и гибко пользоваться своим вокалом. Магомаев имел славу блистательного пародиста и частенько перепевал звезд советской эстрады в их манере, делая это остроумно и с большим юмором.
Магомаев был настоящим королем эстрады. В рядах миллионов поклонников стояли и власть имущие – «советского Орфея» обожали министр культуры Екатерина Фурцева и лично Леонид Ильич. В тридцать один год Магомаев стал народным артистом СССР. Это было исключительное событие – в те времена давать такие престижные звания эстрадным певцам было просто не принято.
Репертуар Магомаева насчитывал более шестисот песен и отличался фантастическим разнообразием. Певец перепел практически все советские шлягеры, каждый раз привнося что-то особенное в свои трактовки. Яркий пример – «Песня о далекой Родине» Микаэла Таривердиева. В магомаевской версии и следа не осталось от суровости и некоторой холодности исполнения Иосифа Кобзона. Напротив – страсть, трепет и нестерпимая тоска. Вообще, вокальному творчеству Магомаева, человека южных кровей, была свойственна чувственность и экспрессия.
«В первую очередь он большой музыкант, а уже потом – певец», – всегда подчеркивала его жена Тамара Синявская. Талант Магомаева не ограничивался пением – он довольно виртуозно аккомпанировал себе на фортепиано и сочинял, став автором более двадцати песен. Лучшая из них, «Синяя вечность», стала очередной визитной карточкой Магомаева-певца.
В перестройку Магомаев увлекся джазовыми и рок-н-ролльными хитами – даже выходил на одну сцену с рок-группами и при этом не выглядел на фоне новоиспеченных кумиров чем-то чужеродным и нафталиновым. Его всегда отличала невероятная органичность, искренность и требовательность к себе. Последние годы он пел все реже и реже, объясняя: «Каждому голосу, каждому таланту Бог определил определенное время». Магомаев покинул сцену, пока голос был в силе, а поклонники заполняли залы на редких концертах. Как мудрый человек, он не вышел за рамки определенного ему времени, оставив нетронутой увяданием величественную эпоху, в которой царствовал чарующий баритон «советского Орфея».
