В оперу — как в кино

И вот – премьера оперы Антонио Вивальди «Неистовый Роланд». Той, которая родилась в Венеции, той, где блистала муза «рыжего аббата» Анна Жиро в роли Альцины. Самой знаменитой оперы Вивальди. И дают ее не в театре «Ла Фениче», который был открыт в 1836 году, а в Театре Малибран, который есть продолжение знаменитого Театра Джованни Гризостомо, инаугурированного в 1638 году. Он стал самым большим и самым красивым оперным театром Венеции в XVII веке, но впоследствии, многократно переделанный, влачил жалкое существование. Великая Мария Малибран, которая пела здесь в «Сомнамбуле», пришла в уныние от внешнего вида театра и отдала весь свой громадный гонорар на хозяйственные нужды.

Сегодня театр стоит на маленькой венецианской площади, площадочке, и нет никакого «парадного въезда». Столики ресторанчика мостятся вплотную к входу, с театром соседствует обычный жилой дом, и в антракте мальчик в трусах и майке с футбольным мячом в руках деловито осматривает с балкона оперную публику. Дверей в зал нет – толстая драпировка служит рубежом между залом и внешним миром. Никаких украшений у бортиков ярусов, всё скромно и деловито. Все ярусы на месте, публика сосредоточена. Мы понимаем, что в Венеции XVII века в оперу ходили, как в кино, а не «себя показать и других посмотреть».

А что же спектакль? Играет оркестр театра «Ла Фениче» с добавленными старинными инструментами (включая лютню), дирижирует Диего Фазолис. Увы, не вынимает из музыки Вивальди драматизм и силу, а скользит по поверхности. (Понятно, что в Венеции в дюжине церквей каждый день бренчат «Времена года» Вивальди, желая прежде всего поразить красивыми мелодиями, а не чем-то другим.) Дирижер не дает больших заданий певцам, но, надо отдать им должное, они в основном блестяще справляются со своими непростыми обязанностями.

И режиссер Фабио Череза вкупе с художниками (Массимо Кекетто и Джузеппе Палелла) не грузят артистов трудными актерскими заданиями или сложными мизансценами. На сцене как бы реставрация старинного спек­такля, с некоторыми киношными дополнениями. Не в том смысле, что нам кажут кино, а в смысле плотской достоверности: обольстительные чары девиц из круга Альцины являют в духе венецианской живописи с ее игрой красок и пятнами яркого цвета. На сцене бывают «красивые моменты» и симпатичные приколы – в частности, очень миловидное существо полуконь-полусова, которое задушевно общается с персонажами.

Все певцы – итальянцы, все без исключения. Еще десять лет назад нельзя было себе представить, что в опере Вивальди (а не Пуччини) будут петь граждане Италии. Чечилия Бартоли (которая больше в Швейцарии и Австрии, чем в Италии) первой доказала в наше время (после достижений уникальной Мэрилин Хорн), что Вивальди можно спеть. И теперь итальянский тренд – идти в барочную оперу. На первом месте среди певцов два контратенора – Раффаэле Пэ (Медоро) и Карло Вистоли (Руджеро). Первый захватывает размахом и лирикой, второй щеголяет красотой пения и роскошью голоса. Обоим рукоплещут без умолку.

Но и дамы хороши – при шикарном внешнем виде: Франческа Аспромонте (Анджелика) умопомрачительно вяжет колоратуры, Лючия Чирилло (Альцина) являет могущество воли и блеск обаяния, Лориана Кастеллано (Брадаманте) идет в бой, как виртуоз высокого класса. Соня Прина (Орландо), которую все мы знаем и любим, утратила мощь голоса, но не потеряла широкий диапазон, и поэтому в самом шлягерном месте оперы – арии «Nel profondo cieco mondo» – блистает, как настоящий мастер.

При всей захватывающей броскости опера Вивальди проигрывает перед шедеврами Генделя, где режиссеры сегодня научились закручивать тончайшие драматургические лабиринты. Но может быть, в один прекрасный день и Вивальди повезет – тогда и певцы обретут возможность создавать все же полноценные образы, а не только вокальные коловращения?

Конечно, я не противостоял соблазну сходить и на главную сцену «Ла Фениче». Тут есть и парадный вход, и есть место для въезда на гондоле или водном такси (которое во время последнего восстановления из праха не стали делать пышным, как раньше). И здесь большой зал пышен и богато украшен, хотя знатоки считают, что голубой цвет (рококошный) слишком уж интенсивен по сравнению с оригинальным. Но в «Ла Фениче» оказались только возобновления. О которых я скажу буквально несколько слов.

Из «Любовного напитка» сделана откровенная оперетка, очень-очень динамичная и подвижная. Режиссер Бепи Морасси умеет организовывать большие народные праздники, и тут его умение проявилось вполне органично. Риккардо Фрицца музыку Доницетти замылил, банализировал. И певцам оказалось трудно искать лирику внутри комедии. Ирина Дубровская с красивым лирическим сопрано симпатично играла капризную барышню, но в душу ее заглянуть не позволяла. Очень милым оказался Леонардо Кортеллацци, стройный и кудрявый, в роли Неморино, но в главной арии «Una furtivа lagrima» почему-то стушевался и не взял рывка.

Зато «Мадам Баттерфляй» как спектакль убедила на сто процентов. Прежде всего из-за дирижера Манлио Бенци. Он так рьяно вгрызался в музыку Пуччини, что дух захватывало. И поражали отдельные моменты – например, «мычащий» хор без слов, исполненный из партера, привел публику в справедливый экстаз.

Внешний вид спектакля тоже порадовал. Даже сравнение с шедевром Роберта Уилсона не уменьшало достижений культовой японской художницы Марико Мори (спектакль был в 2013 году частью Венецианской биеннале). Жесткая минималистичность проистекала не из моды, а из внутреннего осознания происходящего. «Сад камней» и игра с гигантским знаком бесконечности, танцы «трех граций» и жесткие мизансценные построения (режиссер Алекс Ригола) срастались в большое целое.

Из певцов надо выделить мощную и сконцентрированную Витторию Йео (Чио-Чио-сан), энергетичную Мануэлу Кустер (Сузуки) и Уильяма Корро (принц Ямадори) с его премьерской внешностью и роскошным голосом.

Основу репертуара «Ла Фениче» составляет итальянская опера, причем ее самые ходовые названия. Это понятно: Венеция – самый туристический город мира, и заполнить такой театр в любое время года можно только на самых раскрученных штуках. В театре «Ла Фениче» стараются, чтобы в оперу ходили, как в кино. До некоторой степени подражая далекому XVII веку.