Кент Нагано: Эра Маркуса Хинтерхойзера – важный шаг в будущее

SF Для Ouverture Spirituelle вы выбрали «Страсти по Луке» Кшиштофа Пендерецкого. Почему остановились именно на этом произведении?

КН Когда «Страсти по Луке» были впервые сыграны в 1966 году в Мюнстере, мы, в Америке, увидели в этом художественном событии особый смысл. Оно оказалось знаковым в перспективе складывающегося направления, которое впоследствии стали называть «новой музыкой». В этом сочинении повествовательность удачно сочетается с выразительностью современного языка и его идиом, и все это в рамках традиционной структуры оратории. Вплоть до наших дней «Страсти» не утратили впечатляющей силы воздействия и глубины.

SF В чем вы видите уникальность Симфонического оркестра Монреаля, с которым вы приедете в Зальц­бург?

КН Как и многие оркестры Северной Америки, этот коллектив обладает исключительным потенциалом в техническом отношении и может воплотить в жизнь любую идею современного композитора и дирижера. В этом оркестре сочетаются самые провокационные и одновременно прогрессивные манеры исполнительской традиции Нового Света. Самое очевидное отличие его от других североамериканских оркестров – то, что он возник и стал воплощением культуры Квебека – региона, первого заселенного европейцами – в антропологическом отношении, эта территория связана с началом европейской культурной традиции и языка в Северной Америке. Важно, что население Квебека в психологическом и историческом отношении никогда не переживало разобщенности с богатым наследием Старого Света, актуальным и имеющим огромное значение в XXI веке. Это также единственный регион в Северной Америке, свободно говорящий на нескольких языках. Может, в этом кроются причины того, что в оркестре Монреаля такая удивительная сплоченность, что можно расценивать как отражение культурных и эстетических связей между Европой и Северной Америкой.

SF Как вы относитесь к музыкальному наследию Ханса Вернера Хенце?

КН Художественные результаты и творческая плодовитость Хенце производят потрясающее впечатление и по сей день остаются чем-то особенным. Они являют собой пример, совершенно отличный от эстетики музыкального авангарда того времени, представленной такими лидерами, как Пьер Булез, Карл­хайнц Штокхаузен и Луиджи Ноно. Хенце идет в русле музыкальных традиций Европы; диапазон музыкальных форм, использованных им, огромен: это симфонии, камерные пьесы, сочинения для сольных инструментов, опера. И все же Хенце создал глубоко индивидуальный музыкальный язык, независимый от преобладавших в то время тенденций, и оставался верен собственным эстетическим идеалам вопреки общей полемике. Возможно, в центре его творчества, в частности, его опер и хореографических работ – гражданская реакция на события, вызывавшие негодование в обществе. Это отразилось в таких замечательных произведениях, как оратория «Плот “Медузы”», балет «Тристан» или опера «Мы приходим к реке» – и это только несколько названий. Эти же мотивы также проскальзывали в его проектных инициативах – художественных мастерских для молодых музыкантов в итальянском Монтепульчано и позже на Мюнхенской Биеннале.

Опера «Бассариды» по трагедии Еврипида «Вакханки» была написана Хенце в середине 1960-х годов по заказу Зальцбургского фестиваля, первое исполнение последовало летом 1966 года. Этот период связан с колоссальными изменениями, затронувшими социально-политические структуры (в ряде европейских стран установились новые режимы), культурные процессы, общественное сознание. Это было время социальных потрясений, международных конфликтов. Пресса обсуждала убийство Кеннеди, войну во Вьетнаме, международное студенческое движение… Сюжет «Бассарид» (авторами либретто выступили Ч. Кальман и У. Х. Оден) обнаруживает связь с темой социальных преобразований в Германии, Европе и за ее пределами. В своем музыкальном воплощении этого сюжета Хенце демонстрирует колоссальную тягу к динамичности, высвобождая напряжение, вызванное экзистенциональными силами, которое одновременно и трогает, и переполняет. На мой взгляд, «Бассариды» Хенце – одно из самых важных и замечательных произведений в музыкальном театре XX века.

Felsenreitschule создает особое напряжение между публикой и артистами. оно перерастАет в мистическую атмосферу текучего «воображаемого театра»

SF Кшиштоф Варликовский – какие ассоциации у вас возникают, когда вы слышите это имя? Что для вас наиболее ценно в сотрудничестве с режиссером?

КН До нынешнего фестиваля я имел возможность работать вместе с ним над постановкой оперы «Евгений Онегин» в Баварской опере. Это не такой большой опыт, но, тем не менее, я наблюдал за тем, как и что он делает, и считаю его смелым, изобретательным режиссером, который достает до самых глубин в выбранном материале и умеет воплотить свои идеи на сцене.

SF А что вы думаете о зале Felsenreitschule?

КН Для каждого, кто когда-либо был на Зальцбургском фестивале, Felsenreitschule – особое место – для драматических постановок, хореографических спектаклей, оперы и концертных исполнений. Сказывается его специфика при строительстве – аркады зала прорублены непосредственно в каменном массиве горы Мёнхсберг. Эта неразрывная связь с природой производит впечатление на публику – ощущается сильное взаимодействие с тем, что творится на сцене во время спектакля. Felsenreitschule создает особое напряжение между публикой и артистами. Оно перерастает в мистическую атмосферу текучего «воображаемого театра» – своеобразный контрапункт хрупкой действительности современного мира.

SF А вы замечаете изменения в реакции публики, когда исполняется музыка XX века и та, что пишется в наши дни?

КН Остается только удивляться тому, как быстро сформировалось наше видение и наша оценка опыта предыдущего столетия, ведь мы живем в XXI веке всего лишь 18 лет. Для современного слушателя ХХ век – ранее прочно ассоциировавшийся с авангардными, сложными, революционными и экспериментальными направлениями – расценивается сейчас как прошлый век. Мы также осознаем, что история музыки, будучи далека от того, что многие назвали бы концом великой музыкальной традиции предшествующих столетий или разрывом с ней, представляет XX век как один из самых «урожайных» периодов. Сегодня в наш стандартный репертуар входит обширный каталог признанных шедевров XX века, тогда как еще пятьдесят лет назад художественная ценность многих из них считалась спорной. Эта тенденция вселяет в нас оптимизм, на­­дежду и дает нам веру в потенциал человеческого гения.

SF Говоря о вашем предстоящем выступлении в Зальцбурге, невозможно обойти тему сотрудничества с Венским филармоническим оркестром.

КН Звук и культура игры этого коллектива – уникальное явление в мире. Для любого музыканта, любого оркестра – это образец, на который необходимо равняться. Я считаю, что дело в традициях, укоренившихся в музыке великих венских классиков, – музыкальная сила экспрессии этого оркестра происходит из ассоциативной связи со многими композиторами, с которыми он сотрудничал на протяжении всей своей солидной истории.

SF Какое место в вашей творческой жизни занимает Зальцбург и его фестиваль?

КН Впервые на Зальцбургский фестиваль меня пригласил Жерар Мортье. Он дал мне – на тот момент молодому дирижеру – поработать рука об руку с великими режиссерами, певцами, оркестрами. Я дебютировал с «Симфонией псалмов» и «Царем Эдипом» Стравинского. Тогда Зальцбург переживал период ренессанса, а до этого был период богатой, процветающей художественной эры под руководством Герберта фон Караяна. Десятилетие, в течение которого я был вовлечен в дела фестиваля, дало мне возможность наблюдать за этапами эволюции главного зальцбургского события под руководством разных интендантов. Этот опыт оказал сильное влияние на мое развитие как артиста и музыканта, и для меня большая честь вернуться вновь сюда, уже в новую эру Маркуса Хинтерхойзера. По моему мнению, этот период станет важным шагом в будущее.

Перевод: Юлия Чечикова и Ольга Бочихина