Не Болдинской единой

Нынешняя «Аида» – уже четвертое обращение в этих стенах к шедевру Верди: в далеком 1935-м это была одна из первых западных опер, поставленных в молодом театре тогдашнего Горького. Ее решение – сверхтрадиционно: это, безусловно, красивый и монументальный спектакль в стиле «колоссаль», образ, с которым опера «Аида» ассоциируется у подавляющего большинства театралов. Интересно, что малый объем сцены театра (она ни глубока, ни широка – ведь это сцена концертного зала Народного дома, худо-бедно приспособленная в 1930-е для театральных постановок) не помешал авторам спектакля создать иллюзию помпезного действа в духе Веронской арены. В этом главная заслуга художника-постановщика Евгения Спекторова, чьи образы Египта ярки и привлекательны, предельно контрастны и очень живописны. Искусство рисованной декорации сегодня во многом утрачивается или даже уже утрачено, и в сценографии Спекторова чувствуется дыхание старой школы монументальной живописи, что неизменно производит на зрителя колоссальное впечатление. Пески африканских пустынь, абрисы величественных пирамид, священный полу­мрак храмов настраивают на нужный лад: пришедшие на оперу в буквальном смысле слова погружаются в колористическую роскошь древней легендарной цивилизации, изящной и безупречной по стилю, ярко индивидуальной и предельно выразительной. В единой стилистике с декорациями выдержаны и костюмы, исторические в своей основе, великолепно подчеркивающие характеры героев, их главные особенности. Режиссура Дадишкилиани бережно вписывает линии поведения персонажей, их мизансцены в это пиршество для глаз, наполняя картинку живыми эмоциями, нешуточными страстями.

Удивительно услышать на излете второго десятилетия XXI века «Аиду» по-русски: в этом тоже фирменный стиль, своеобразие Нижегородской оперы – быть ближе к людям, к рядовому слушателю. Весь западный репертуар здесь идет на «великом и могучем» – и в этом непередаваемое обаяние и по нынешним временам уже раритетность, если не революционность – ведь так уже не делают давно и практически нигде в России.

Вокальным лидером спектакля оказалась Елена Шевченко (Амнерис), чей красивый, сильный, властный голос, умеющий в то же время быть мягким и вкрадчивым, сумел обрисовать многомерный образ египетской царевны. К тому же эта Амнерис не знает технических проблем, что дает исполнительнице вокальную и эмоциональную свободу – оттого образ лепится уверенно, мастеровито и получается исключительно убедительным, даже захватывающим. Нина Товстоног в титульной партии несколько ей уступала, прежде всего, ровностью звуковедения и озвученностью всего диапазона: наиболее уверенно певица чувствовала себя наверху, в то время как середина и особенно нижний регистр оказались небеспроблемными. Обе артистки находятся в поре творческой зрелости, поэтому в образах молодых героинь ждешь от них, по понятным причинам, уже не свежести и порывистости, но вокального совершенства.

Мужской состав в целом был слабее женского. Лишь Михаил Наумов (Рамфис) убеждал своим властным, весомым голосом, остальные певцы скорее вызывали больше вопросов, чем приносили удовлетворение. Особенно это касается тенора Евгения Скорочкина (Радамес), чей сильный голос подходящего тембра, к сожалению, звучит пестро и неровно, больше в силовой манере, от чего порой страдает интонация. Зато весьма порадовал оркестр театра под управлением Сергея Вантеева: особенно ему удавались лирические фрагменты, где коллектив звучал мягко и проникновенно. Впрочем, в целом опера была сыграна очень достойно, красивым, тембристым звуком, с нюансовым разно­образием, с верным звуковым балансом между сценой и ямой.

Балетная премьера, главная в этом сезоне, подарила встречу с «вечно зеленой» классикой всех времен и народов – редкий театр на постсоветском пространстве не имеет в своем репертуаре «Дон Кихота» Минкуса. В Нижнем взялись за каноническую версию Мариуса Петипа и Александра Горского в редакции Юрия Ветрова (балетмейстер-постановщик),  – хорошо всем известный «московский» (по стилю) балет-дивертисмент, драматургически нелепый, в котором фигура титульного героя играет лишь роль соединителя швов между балетными номерами, но прекрасный своей особой гармонией, духом безраздельно царящей стихии танца.

«Дон Кихот» в Нижегородской опере – это настоящий спектакль-феерия, отдохновение прежде всего для глаз: череда блистательных балетных номеров захватывает в вихре веселья и удовольствия что новичка, что бывалого балетомана. Праздничному настрою очень способствует сценография (художник Евгений Спекторов): это волшебная Испания, какой никогда не было и не будет в реальной жизни, страна-сказка, страна-праздник, страна-мечта, страна-восторг. Яркие краски, контрасты, отсутствие полутонов, дидактическая «всамделишность» словно приглашают зрителя погрузиться в мир грез, оторваться от обыденности и приобщиться к прекрасному. Этот феерический карнавал-дивертисмент необыкновенно созвучен классицистской красоте зала Нижегородского театра: такой спектакль воспринимается очень естественно, беря контрастом к строгости оформления зрительской части. Особенное впечатление производит сине-белый задник в сцене сна Дон Кихота, изображающий хрустальный дворец – идеальный локус: его появление вызывает неподдельный восторг у публики.

В целом настроение этой премьеры – спектакль-праздник для людей, для самого широкого зрителя. Красота сценографии гармонично сочетается с хореографическим мастерством труппы, которая танцует определенно на столичном уровне, не уступая ведущим балетным театрам страны, включая самые первенствующие. Это относится и к кордебалету, и к ведущим солистам.

Как и полагается, безусловное лидерство у главной лирической пары: это сверхизящный, тонкий и сильный премьер Василий Козлов (Базиль), чей танец энер­гетически заразителен, полон огня, но в то же время не стихиен, в нем чувствуется красота стиля и понимание этого стиля, и прима театра Юлия Ануфриева (Китри), которая, провела свою партию феерично – с самозабвением и полной отдачей, с изяществом и легкостью, естественной грацией и невероятным задором. Бесспорный дуэтный контакт артистов рождал убедительную драматургию их танца.

Из солистов второго ряда справедливо отметить мужественного и грациозного мачо Александра Лысова (Эспада) и импульсивную и экспансивную Татьяну Пельмегову (Уличная танцовщица): мастерство обоих, равно как и прочих танцовщиков и кордебалета, подтвердило впечатляющий уровень нижегородского балета, где именитые и молодые равно держат высокую марку. Мастерство драматической выразительности явили в своих пантомимно-драмбалетных партиях Павел Смаев (Дон Кихот), Максим Малов (Санчо Панса), Михаил Болотов (Лоренцо) и др.

За музыкальную сторону дела в «Дон Кихоте» отвечал главный дирижер театра Ренат Жиганшин, что подчеркивало значимость и статусность балетной премьеры для нижегородской труппы. Его профессио­нальный аккомпанемент танцорам наиболее убедителен был в игривых, бравурных фрагментах, меньше впечатлили лирические места. Но в целом общий тонус, драйв оркестровой игры был высок, что добавило дополнительных и отнюдь не маловажных очков в копилку праздничного настроения, полноправно царившего в памятный вечер в Театре имени Пушкина.

Два разных спектакля, которыми одарил коллектив горожан и многочисленных туристов (прежде всего из Москвы – из столицы частенько ездят, особенно на балет в виду умопомрачительных цен на балетные спектакли в родных пенатах и одновременно из-за достойного уровня местной труппы), свидетельствует об эстетическом кредо театра: добротный традиционализм и стопроцентная эмпатия к публике, для развития вкуса и кругозора которой делается немало.