Азиатская Джоконда

В молодости свой­ственно искать себе кумира, своего рода ориентир, к которому стремишься в период становления. Когда я начал аккомпанировать певцам, такими для меня стали Михаэль Раухайзен и Джеральд Мур. Помимо того, что они были выдающимися представителями профессии, меня восхищало в них, что даже с возрастом они не теряли ни на йоту в своих качествах, переходя от одного поколения певцов к другому, демонстрируя завидное профессиональное долголетие. Тогда мне это казалось недостижимым, но сегодня, оглядываясь назад, я могу гордо сказать, что по количеству замечательных солистов и по временному периоду творческой деятельности мне тоже удалось многого достичь (естественно, я не претендую на художественные параллели, сравнения с великими коллегами).

Перед моими глазами (вернее, пальцами!) прошла длинная череда солистов: тех, кому мне посчастливилось аккомпанировать, тех, с кем связала меня музыкальная судьба. К сожалению, многих моих партнеров уже нет, и сегодня, когда я думаю о них, ушедших, они предстают предо мной такими, какими я их любил, такими, какими их запечатлела моя память, стоящими на сцене у рояля.

Это произошло в 1988 году. В моей ленинградской квартире раздался телефонный звонок. Звонила Нелли Ли. Она представилась и предложила мне… аккомпанировать ей в концертах в Южной Корее, в рамках культурной программы Олимпийских игр. Конечно же, я несказанно обрадовался: сотрудничество с этой прекрасной певицей показалось мне очень интересным и перспективным. К тому же для меня, страстного болельщика, попасть на Олимпийские игры всегда было вершиной мечтаний.

Надо сказать, к тому времени я стал среди певцов довольно «модным» аккомпаниатором. Победы и лауреатские регалии на международных конкурсах, трехлетняя профессура в Дрездене, совместная работа с Петером Шрайером, Тео Адамом, Галиной Ковалевой, Сергеем Лейферкусом, Владимиром Черновым, Ольгой Бородиной, сестрами Лисициан и многими другими выдающимися исполнителями были тому причиной. Но был и другой аспект: я слыл «выездным». Тогда над всеми нами дамокловым мечом висела опасность быть не выпущенными за рубеж. Синенький международный паспорт с визой на выезд попадал в наши руки только в день отлета, а зачастую уже в аэропорту, и угроза вернуться домой с купленными в дорогу копченой колбасой и консервами реально витала над каждым артистом. Наверняка Нелли Ли, как и любому другому солисту, не хотелось сесть в самолет без невыпущенного аккомпаниатора.

Так я познакомился с Нелли — певицей, при воспоминании о которой сердце наполняется теплом. Женщина удивительного обаяния, изысканности и красоты, тихой речи и внутреннего такта, Нелли не только тихо говорила, но и умела тихо петь, что являлось тогда исключением в громкозвучащем вокальном ландшафте. К тому же она превосходно пела на иностранных языках, что тоже встречалось тогда достаточно редко. Мы выстроили программу, договорились о репетициях и немедля начали интенсивную подготовку к экзотической поездке, до конца так и не веря в ее реальность.

Советская Конституция 1977 года торжественно провозгласила рождение новой исторической общности — советского народа. Честно говоря, я не знаю никого, кто бы тогда вчитывался и анализировал текст конституции (заботы о хлебе насущном и проблемы быта занимали нас много больше), но с одним из реальных доказательств существования этой общности я воочию столкнулся, познакомившись с Нелли. Кореянка с ветвистым генеалогическим древом, она родилась и выросла в Советском Союзе и ни слова не говорила по-корейски, не была знакома с культурой предков. Русскоязычная среда, характер и содержание нашего обучения практически исключали это.

Мой нынешний консерваторский класс в Берлине состоит на треть из корейцев. Корейцы прилежны, обязательны и слывут среди музыкантов «азиатскими итальянцами» (вот она, музыкальная генетика Нелли!). Но тогда, до нашей поездки, я сталкивался с представителями этого народа только… на рынках, где они предлагали отведать традиционные яства и не показывали разочарования, если этим и ограничивалось твое посещение, чем разительно выделялись в атмосфере царившего вокруг хамства. Корейцы, как и все азиаты, очень сильны ментально. Мимика улыбки делает их глаза более узкими — вот почему лица азиатов мы изначально воспринимаем как приветливые и «улыбчивые». Но это ощущение обманчиво: иногда, в одно мгновение, их взор будто холодеет, и приветливые секунду назад глаза словно ранят вас взглядом, как острием стального клинка. Я это не единожды наблюдал. У Нелли генетика этого феномена оказалась стертой: я никогда не видел ее ни агрессивной, ни озлобленной. Она не могла ни ранить, ни обидеть, ни нанести душевное увечье. Скорее из ее глаз могли потечь слезы.

Перенесусь вперед, к нашему концерту в Сеуле. Нелли поставила перед собой задачи, далеко выходящие за рамки обычного концертного исполнительства. Она боролась за самоутверждение, доказывала свою художественную самобытность, равноправие своего изысканного камерного искусства с «громогласным» оперным пением ее коллеги, певицы Людмилы Нам, которая тоже вместе со своим аккомпаниатором входила в нашу небольшую советскую делегацию и уже успешно выступила с сольным концертом. Но главное, она декларировала свою корейскую суть. Попав в Корею, она словно вновь родилась. Родилась кореянкой.

Уже в начале концерта публика попала под обаяние ее искусства, и реакция зала превзошла все наши ожидания. Каждый романс встречали столь горячо, что на Après un rêve Габриэля Форе она… заплакала и во время аплодисментов, отвернувшись от зала, смахнула слезу. Под маской легкости и непринужденности скрывалось колоссальное напряжение, и в антракте у Нелли началась сильная мигрень. На помощь пришла корейская медицина, которая блистательно доказала свою чудотворность: десять минут точечного массажа поставили ее на ноги. Во втором отделении по моему настоянию Нелли вышла на сцену в корейском национальном одеянии — длинном, ярком, «колоколообразном» платье. Зал взорвался овациями.

На бис мы подготовили две корейские народные песни, она пела их по нотам. Ирония судьбы: для кореянки петь по-французски или по-итальянски было намного легче, чем на языке ее предков, и мы решили не рисковать. Успех был огромный. Зал встал. Битва за поставленные цели была блистательно выиграна. А победительница, подлинно корейская певица Нелли Ли, стояла на сцене и под гром оваций плакала.

Иногда судьба играет с нами в неожиданные игры. Нелли Ли после многочисленных просьб со стороны Южной Кореи (как нам стало известно позже) была выпущена туда главным образом с идеологической миссией — представлять счастливое корейское население многонациональной Страны Советов. Теоретически эта миссия изначально была обречена на провал, но, всем на удивление, была блистательно выиграна абсолютно аполитичной Нелли благодаря ее потрясающему искусству и удивительным человеческим качествам. После сеульского концерта имя Нелли стало известно всей Южной Корее, и даже сегодня, рассказывая моим студентам, что я был аккомпаниатором Нелли Ли, я поднимаюсь в их глазах на этаж выше: Нелли знают и чтят до сих пор!

В Корее нашей главной опекающей стороной стал крупнейший газетный концерн страны. Каждый день газеты повествовали, как живет, чем занимается Нелли Ли. Ее портреты не сходили с газетных страниц. Я наслаждался пребыванием в Корее — такого приема мне тоже еще никогда не оказывали! Нас баловали в гостиницах номерами «люкс», изысканные приемы следовали один за другим, мы переезжали между городами в лимузинах с полицейским эскортом мотоциклистов с проблесковыми маячками, Нелли повсюду сопровождали секьюрити, за каждым из нас был закреплен автомобиль с шофером в костюме с галстуком и в белых перчатках, который был готов возить нас денно и нощно. Наверное, так чувствуют себя голливудские звезды!

Однажды, отправившись за сувенирами, мы зашли в большой универмаг. Чтобы не быть узнанной, Нелли надела большие черные очки и повязала на голову платок, низко спустив его на лоб. Но не ­тут-то было! Стоящий у входа менеджер с воплями «Нелли Ли! Нелли Ли!» бросился к ней, и через минуту мы сидели в кабинете директора. После традиционного чаепития мы были отпущены с настоятельным требованием выбрать себе подарок, «любой, какой захочется!».

Концерны и фирмы, университеты и консерватории (а их только в Сеуле, кажется, девять) стояли в очереди, чтобы пригласить на прием Нелли Ли, одаривая ее (и меня за компанию!) дорогими подарками. Так, национальное платье для сеульского концерта тоже было не куплено, а подарено (что было очень кстати — денег у нас совершенно не было!). Известный во всем мире модельер Андре Ким (корейский Версаче, как его называли) специально пошил для Нелли и подарил ей два концертных платья. Мы были обречены только на одно поражение — перед нами маячил гигантский перевес багажа в обратном полете. Спасение пришло в последнюю минуту: фирма Samsung, подарив нам по телевизору и видеомагнитофону (что было тогда невообразимой роскошью!) одним махом оплатила и сумасшедший перевес багажа. Конечно же, Нелли была достаточно известна в Ленинграде, но по пересечении корейской границы она словно одним взмахом крыла вознеслась на недосягаемые досель вершины почитания и восхищения.

Вспоминается еще один почти курьезный случай. Хозяин газетного концерна пригласил Нелли и меня на обед. Казалось, нас уже нечем было удивить. К тому времени я почти привык есть палочками. Кстати, это оказалось не так и просто — на приемах высшего уровня сервируют на редкость скользкими серебряными или золотыми (!) палочками. После них обычные, деревянные, кажутся словно покрытыми слоем клея. Не счесть, сколько пар брюк я загадил, пытаясь хоть ­что-то съесть с помощью этих ювелирных чудес! Но заботливые хозяева всегда спасали меня с помощью экспресс-­химчистки и на следующее утро поставляли мне чистую одежду для следующих надругательств.

Ресторан был на удивление невелик. Вернее, очень мал: одна комната площадью примерно в двадцать квадратных метров. Небольшой стол с камином-­грилем посередине. Едоков было за ним всего пять: Нелли со мной, переводчик и газетный магнат с помощником. Особенностью этого эксклюзивного (как нам пообещали) ресторана было то, что готовили и обслуживали гостей только хозяйка-мать и ее дочь. Но главным было не это. Нужно было лишь открывать рот, жевать и глотать потрясающе вкусную еду: мама кормила Нелли, а дочь — меня! Последний раз я наслаждался такой процедурой принятия пищи в возрасте полутора лет!

Каждый человек являет собой целый комплекс различных качеств. Моя дорогая Нелли удивляла не только ярким талантом, но и ­какой-то оглушительной жизненной непрактичностью. Ярким примером тому стало наше возвращение из Кореи. Гонорары за концерты, сказочные тридцать тысяч долларов, мы должны были отдать Госконцерту, оставив себе лишь суточные (кажется, восемь долларов в день). Нелли «умудрилась» перед полетом положить эти деньги в чемодан и сдать его в багаж. В Шереметьево по прилету мягкий чемодан Нелли (конечно же!) вспороли и украли большую часть содержимого, лишь случайно не добравшись до денег. Иначе, возвращать бы ей всю жизнь долг в оглушительном обменном эквиваленте, о котором нас предупреждали при инструктаже перед поездкой! «Со мной всегда ­что-то случается!» — с улыбкой сетовала она. Воистину, у нашей Епиходовой кии ломались непрестанно!

Последний раз мы виделись летом 2015 года. Нелли зашла после концерта в Малом зале филармонии ко мне за кулисы. Мы обнялись. Казалось, годы совершенно не тронули ее. Элегантная, стройная. Моя прежняя Нелли. Мы договорились в следующий раз обязательно встретиться, пообщаться. Назавтра я улетел. Следующего раза не стало.

Перед моими глазами стоит лицо Нелли. Мне всегда казалось, оно светится матовым, фарфоровом светом, излучает ­какую-то загадочную недосказанность. Азиатская Джоконда. Она была особенной во всем. В ее речи в конце каждой фразы мне чудился вопросительный знак. Даже после восклицательного. Закрыв глаза, я слышу ее дивный голос, неторопливое течение ее речи.

Пусть эти строки станут, Нелли, моим последним ответом на твой навсегда повисший в воздухе вопросительный знак.