События
Оригинальное сочетание композиторских и исполнительских имен, рождение новых концертных дуэтов, ансамблей – фирменный стиль Международного фестиваля вокальной музыки «Опера Априори», в этом сезоне уже девятого по счету.
Личной встречи Михаила Глинки с его старшим современником Джоаккино Россини не случилось, при этом с Беллини, и с Доницетти наш тогда еще не классик, а молодой адепт итальянской оперы, познакомиться успел. Однако опусы Россини и Глинки, услышанные рядом в одном концерте, удивительно близки по духу и манере высказывания.
Программа камерного вечера 28 ноября в Малом зале «Зарядья» должна была состояться ровно год назад, осенью 2021-го, в преддверии 230-летия Россини. Тогда из-за болезни россиниевской меццо-сопрано Марианны Пиццолато ее партнерша пианистка Варвара Мягкова сыграла сольный дебют в Бетховенском зале Большого театра. Но продюсер «Опера Априори» Елена Харакидзян не привыкла останавливаться на полумерах. Если невозможен сейчас приезд иностранной певицы – найдем колоратурное меццо здесь, в Москве.
Даже для профессионала фраза «итальянские песни / романсы Глинки» будит лишь отдаленное воспоминание из уроков музыкальной литературы о пытливом русском путешественнике, что в молодости исколесил пол-Европы, особо прилежно погружаясь в языковую и музыкальную среду Италии и Испании. Двенадцать канцонетт на стихи разных поэтов, среди которых и Феличе Романи – известный либреттист многих опер Доницетти, Беллини, раннего Верди, – создавались Глинкой в 1827-1832 годах. Некоторые непосредственно в Италии, как отклик на свежие оперные впечатления: «Послѣ каждой оперы, возвратясь домой, мы подбирали звуки, чтобы вспомнить слышанныя любимыя мѣста» – цитата из буклета Фестиваля с аутентичным шрифтом «Записок» Глинки.
В концертном репертуаре из двенадцати итальянских канцонетт закрепилась разве что Alla cetra («К цитре»). Остальные практически забыты вокалистами. Слишком обширно русское наследие Глинки. Можно представить, какой восторг узнавания испытывают итальянские певцы при знакомстве с этими произведениями.
Начался концерт блоком из семи песен: Mi sento il cor trafiggere («Тоска мне больно сердце жмет»), Tu sei figlia («Скоро узы Гименея»), Piangendo ancora rinascer suole («Как в вольных просторах), Ho perduto il mio tesoro («Смертный час настал нежданный»), Dovunque il guardo giro («Куда ни взгляну»), Pensa che questo istante («Волей богов я знаю») и Pur nel sonno («Я в волшебном сновиденье»). При всем разнообразии тем, от меланхоличных кантилен до танцевального веселья, и от драматического пафоса до легкой бытовой лирики, в них совсем не чувствуется не только Глинка, но вообще хоть какая-то «русскость». Похоже, что написаны они для голоса комфортно, в отличие от некоторых зрелых романсов и тем более оперных партий композитора, выматывающих многих певцов трудностями тесситуры. Напомню, Михаил Иванович, кроме уроков композиции в Миланской консерватории, брал также частные уроки вокала. У него, по воспоминаниям современников, был весьма недурной голос, подвижный баритональный тенор – как раз для россиниевского Отелло, если бы судьба не уготовила ему стать «первым русским классиком».
Ощущение технической свободы, ровности звуковедения, впетости и осмысленности текста передала в этих миниатюрах солистка Большого театра Екатерина Воронцова. Но центром притяжения в этот вечер стала Варвара Мягкова. Открыв для себя эту замечательную пианистку, можно просто замереть, как Берендей перед Снегурочкой, перед этим Чудом – аскетично скромная женщина заставляет рояль петь, и начинают резонировать какие-то сокровенные струны души. Подобное ассоциируется только с записями Марии Юдиной. Даже в вокальном аккомпанементе наслаждаешься «смычковым» туше Варвары, богатством оттенков и ее полным погружением в звуковую стихию.
Зазвучал сольный фортепианный номер Варвары Мягковой – Ноктюрн La Séparation («Разлука»), и вот это уже настоящий, узнаваемый Глинка! Элегически выразительная тема нещадно эксплуатировалась на советском телевидении как фон или заставка, уступая в популярности разве что «Вальсу» Грибоедова. И вот так сыграть этот «шлягер», чтобы слушатель почти растаял от нежной благодати, чтобы перехватывало дыхание и казалось, что сочинение исполняется впервые, – это уже выше, чем мастерство. «Этот поцелуй дорогого стоит», – как говорит персонаж знаменитой пьесы Островского.
Далее прозвучали еще пять итальянских канцонетт: Mio ben ricordati («Если вдруг средь радостей»), O Dafni che di quest’ anima amabile dilletto («О Дафна моя прекрасная»), Il desiderio («Желание»), Ah, rammenta, o bella Irene («Вспомни, о Ирена), Alla cetra («К цитре»). И показались они в общем контексте ярче, музыкально насыщенней.
Еще один фортепианный островок, как связка со вторым отделением, – пьеса Россини Une caresse à ma femme («Ласка моей жене») из «Альбома для умных детей». А вообще, весь цикл пьес для фортепиано у Россини называется забавно: Péchés de vieillesse («Грехи старости»). Все бы так грешили! Изящно, мелодично, чувственно.
Финал первого отделения удивил даже суперзнатоков. Ария (драматическая сцена) Глинки L’iniquo voto e profferito! («В суде неправом решен мой жребий!») – абсолютный раритет. Опять талантливое эпигонство операм-бельканто, дерзко и страстно поданное обеими артистками. Теперь понятно, почему Екатерина Воронцова стала лауреатом прошлогодней «Золотой Маски» за партию Ариоданта в одноименной опере Генделя.
Второе отделение началось с еще двух «Грехов старости» Россини: Prélude inoffensif («Безобидная прелюдия») из «Дачного альбома» и Échantillon du chant de Noël à l’italienne («Образец итальянской рождественской песни») из «Итальянского альбома». Прекрасные душевные пьесы опять наполнились личным светом Варвары Мягковой.
Кульминация, вокруг которой выстраивалась программа, – кантата Россини Giovanna d’Arco («Жанна д’Арк») в авторской версии именно с фортепиано. Она тоже входит в «Грехи старости» (XI альбом, № 10) и посвящена Олимпии Пелисье – парижской светской красавице, ставшей женой овдовевшего композитора в 1846 году. Есть версия, что Россини задумывал написать оперу-сериа, посвященную Жанне, но не нашел подходящего либретто. Пожалуй, из всей программы именно кантата о Жанне обросла слушательскими предпочтениями и предвкушениями, но обойдемся здесь без перечня великих меццо и контральто прошлого и настоящего. Рояль под руками Варвары Мягковой звучал по-оркестровому наполненно и многоцветно. А вот у Екатерины Воронцовой партия Жанны (да-да, именно партия с развернутым речитативом, каватиной, еще одной арией, бравурной стреттой) пока просто добротно и профессионально сделана. Сказывалась эмоциональная усталость к финалу «марафона»: умопомрачительные фиоритуры выпевались подчеркнуто-старательно, про гибнущую в огне Орлеанскую деву вообще как-то не вспоминалось.
Гораздо эффектней у Екатерины прозвучала на бис знаменитая ария Танкреда Di tanti palpiti. И напоследок наши прекрасные дамы подарили романс Россини L’invito («Приглашение») – игривый вальс с испанским оттенком, после которого так и хочется откупорить бутылку доброго вина и расцеловать любимого. Да будет так!
