События
Новая Зеландия пользуется ужасной славой: почти все исследования ее связаны с кровавыми событиями, – писал Жюль Верн в «Детях капитана Гранта», отправляя своих героев к двум загадочным островам на макушке Южного полушария. Со времен выхода знаменитого романа прошло ровно 150 лет, и за это время Новая Зеландия превратилась из британской колонии в самостоятельное государство, поменяв свой имидж: теперь она представляется моделью рая на Земле – находящейся на краю мира страной бриллиантовых лугов и лазурных бухт, откуда приходят только хорошие или курьезные новости (например, премьер-министр Новой Зеландии снялась в рекламном ролике, призывающем не забывать наносить страну на карты мира). Не зря же Голливуд избрал ее как место натурных съемок для экранизаций великих сказок – «Властелина колец» и «Хроник Нарнии». Многие взрослые верят, что где-то между Оклендом и Веллингтоном можно встретить эльфа на единороге, переходящих дорожную трассу с левосторонним движением.
Радужный фильтр, отсеивающий информацию о реальной жизни Новой Зеландии, оставляет страну такой же загадочной, как во времена Жюля Верна. А как на самом деле живут новозеландцы? Во что одеваются, что едят, как проводят отпуск, и, самое интересное, какую музыку слушают? Когда я собирал чемодан в Новую Зеландию, я, как Паганель, систематизировавший высадки европейцев на ее еще каннибальские берега, перебирал в уме случаи вторжения «киви» (такое уж у них самоназвание) в мировое музыкальное пространство. Раз – порхающее сопрано Кири Те Канавы, исполнившей арию Генделя на свадьбе принца Чарльза и принцессы Дианы. Два – рок-группа Crowded House, попавшая в середине 80-х в хит-парады со своими мечтательными поп-поэмами. Вообще-то, она из Австралии, но основана новозеландцем Нилом Финном, который гремел на родине с группой Split Enz и перебрался в Мельбурн, чтобы достичь большего. Три – культовый лейбл Flying Nun (flyingnun.co.nz), который в тех же 1980-х объединил вокруг себя множество новозеландских групп, игравших пестрый и мажорный пост-панк и инди-поп. Это движение вполне официально увековечено в истории мирового рока под названием «Dunedin Sound» – по наименованию города Данидин, в университете которого учились большинство участников этих команд. Четыре – и тут мы наконец перемещаемся в наше время – поп-певица и автор хитовых песен Lorde, единственная новозеландка, попавшая на первое место хит-парада Billboard и в музей восковых фигур мадам Тюссо (а ей – всего 21). Отдельным номером идет сюжет о невмешательстве киви в мировую культуру, и он интересней всего, поскольку лежит в области альтернативной истории. Джон Леннон мог очутиться в Новой Зеландии и (не) собрать там группу. Если верить фильму «Nowhere Boy», его отец, ливерпульский моряк, чуть не забрал пятилетнего мальчика у матери и не увез его к далеким берегам. Тогда бы мы никогда не услышали The Beatles, и мировая история сложилась бы совершенно иначе.
Музыкальная реальность Новой Зеландии оказалась, разумеется, другой – непохожей на представления, составленные по книжкам и фильмам. Окленд – самый крупный город страны, в котором проживает треть ее населения, и ее туристические ворота – встретил меня тишиной. Было воскресенье, 1-е апреля – канун католической Пасхи. Последние длинные выходные осени перед дождливой зимой (в Новой Зеландии – все наоборот, в том числе и времена года). Миллионный Окленд почти обезлюдел – его жители разъехались кто куда. По разогретым солнцем улицам слонялись немногочисленные туристы. По центральной улице Окленда, четырехполосной Куин-стрит, время от времени проезжали автомобили. Все магазины были закрыты: работали только редкие кафе, бессмысленные сувенирные лавки и крошечные «суперетты» – мини-маркеты с товарами первой необходимости. Поглазев на витрину закрытого рекорд-шопа, украшенную плакатами Rolling Stones, The Cure и Боба Марли, я направился в церковь – на поиски музыки.
В главном храме Окленда – кафедральном соборе святой Троицы – тоже было пусто и тихо. Собор представляет собой комплекс из трех строений, вырванных из разных временных эпох: первоначальная церковь, из выкрашенного в белый новозеландского дерева, была поставлена в конце XIX века; заменивший ее в XX веке новый храм представляет собой алтарь, имитирующий тяжеловесную каменную неоготику, к которой пристроили огромный неф в духе интернационального модернизма 60-х со стеклянными витражами в полинезийском стиле. Получившийся причудливый гибрид назвали «тихоокеанской готикой». Я неторопливо обошел все залы и задержался в прохладном сумраке притвора деревянного собора, по стенам которого были развешаны черно-белые фотографии. Возле меня вдруг возник седой курчавый джентльмен в светлой рубашке, смотритель храма, и спросил, что я здесь делаю. Узнав, что я турист из России, он произнес дежурное «Далеко вы забрались», обмолвился о деле Скрипаля и стал рассказывать о том, что у них здесь за фотовыставка. Оказывается, старый храм, в котором я наслаждался абсолютной тишиной, прежде стоял на другой стороне улицы, и, когда был выстроен новый, его решено было подвинуть к нему поближе. Самый большой деревянный готический собор в мире в 1981 году попросту перекатили на бревнах, да так ловко, что ни один из разноцветных витражей не покосился. Этот процесс и изображен на помутневших от времени фотографиях, вывешенных в церкви. Я вспомнил рассказ своего недавно появившегося оклендского знакомого о том, как новозеландцы покупают дома в одной части страны и целиком перевозят их в другую. Действительно, в стране, которую в XIX веке заселили не только люди, но и растения, и домашние животные, – должны легко относиться к переездам.
Первый намек на музыку в Окленде я нашел в кафе, расположенном на той же улице, по которой когда-то курсировал англиканский собор. В кафе беззвучно работал телевизор, по которому транслировались новозеландские новости. Страна жила победами ее спортсменов на Играх Содружества – аналоге Олимпийских игр, в которых участвуют страны бывшей Британской империи. Другим важнейшим событием недели стали три концерта рыжеволосого британского поп-барда Эда Ширана, которые тот дал в университетском Данидине. Неожиданный визит мегазвезды лихорадил пасторальный Кивиленд: на одной из центральных улиц Данидина появилась фреска с портретом Эда Ширана, вокруг которой развернулась бурная общественная дискуссия: можно ли увековечить на стене зарубежного артиста в городе, у которого есть свое славное музыкальное прошлое (вышеупомянутый Dunedin Sound)? Новозеландцы, впрочем, ответили на этот вопрос новозеландским долларом: Эд Ширан собрал три аншлага – то есть около 100 тысяч человек, которые приехали на Южный остров со всей Новой Зеландии. Для сравнения – во всем Данидине, одном из старейших и крупнейших городов страны, живет около 200 тысяч человек. А одна киви-пара пришла на стадионный концерт, как в храм, чтобы там обвенчаться. Я пил медовый новозеландский эль и с грустью смотрел в телевизор, где был написан ответ на мой вопрос, какую музыку слушают новозеландские массы. Ту же – что и весь мир. Под песню Эда Ширана «Shape Of You» сейчас совершаются свадьбы от Аргентины до Японии. Глобализированная поп-культура повсеместно вытесняет локальное искусство – в том числе и в Данидине, из которого 5 часов лететь только до Сиднея.
Новозеландцы, как и всякая молодая нация, сложившаяся из иммигрантов, очень внимательно относится к происхождению. Самое лучшее для них – это новозеландское, если речь идет о продуктах или вещах. Здесь на каждом местном товаре вы найдете слоган «proudly made in New Zealand», а местный бизнес обязательно подчеркнет, что он «proudly locally owned». Это знак качества, который не подлежит сомнению. Национальные скрепы Новой Зеландии – это потрясающая природа, тщательно оберегаемая от атомной энергетики, уникальная флора и фауна, луга и пастбища, где безмятежно пасутся тучные стада коров и овец, дающих стране высококачественное молоко и мясо, виноградники, где созревает душистый совиньон блан, и сборная по регби All Blacks. Над всем этим царствует удивительная птица киви, давшая нации название, – бескрылый и бесхвостый эндемик с перьями, похожими на шерсть или иглы, который не поет, а пронзительно верещит в ночи.
С музыкой – сложнее. С одной стороны, новозеландцы трепетно относятся к своему музыкальному продукту, а с другой стороны, понимают, что у них какой-то особенный микроклимат, да и продукта этого не так уж много. В каждом рекорд-шопе страны, где я побывал, новозеландской музыке был посвящен отдельный раздел – всего одна или две коробки, зато горделиво выставленные в центре. В лучшем из них – веллингтонском Southbound Records – на центральной стене висел большой стенд «50 лучших альбомов всех времен и народов», составленный его сотрудниками. Его возглавляла пластинка Beach Boys «Pet Sounds» – классика поп-психоделии 60-х. Новозеландских альбомов среди этих 50-ти – вполне предсказуемо – не было.
После вымершего на Пасху Окленда столичный Веллингтон ошеломил биением жизни. Он оказался ветреным во всех смыслах – в городе, расположенном на проливе Кука, в любое время года дует сильный ветер, а его жители любят повеселиться в кафе, барах, крафтовых пабах, клубах, стрип-клубах, на ночных рынках, в парках и на обшарпанных улицах, расписанных стрит-артом. Своей неформальной, расслабленной, даже расхристанной энергетикой он меньше всего походит на чопорную столицу, в которой сидит премьер-министр, заседают парламентарии и расположены прочие органы власти.
В день, когда я оказался в Веллингтоне, он ходил ходуном. По улицам носились стайки молодых людей. Несмотря на резкий ветер и температуру в коварные +18, девушки были наряжены строго в легкомысленные топы и мини-шорты. Они стекались к центральной набережной, где были установлены белые шатры и гремела музыка. В Веллингтоне в 10-й раз проходил фестиваль новозеландской музыки Homegrown: 5 сцен, 45 артистов и 21 тысяча билетов. Все билеты были проданы за 6 недель до фестиваля.
Имена хедлайнеров Homegrown вряд ли что-то скажут человеку, который не бывал в Новой Зеландии: возглавляемые блондинкой хеви-металлисты Devilskin, почтенный бард Dave Dobbyn, EDM-коллективы State Of Mind и Shapeshifter. Разве что позитивный оркестр Fat Freddy’s Drop, смешивающий даб, ска, фанк, R&B и электронику, регулярно выезжает из Веллингтона на европейские фестивали. По отзвукам, доносившимся со сцен Homegrown, создавалось впечатление, что в Новой Зеландии преобладают те же поп-тенденции, что и в остальном мире: на коне – гибриды рэпа со всем что угодно и электроника для масс с ее простейшими мелодиями и подчиняющим волю битом.
На концерт в Веллингтоне я все же попал. Зашел случайно в паб Rogue and Vagabond, разукрашенный психоделическими картинками и виниловыми пластинками, подвешенными на нитках к потолку. На хорошо оборудованной сцене настраивалась группа: барабанщик, два гитариста, клавишник, два духовика и совсем юный «тамбурин мэн». Ими руководил темнокожий человек в очках и в ямайском берете. Через час они начали играть, человек в берете запел высоким нежным голосом. Публика тут же завелась и протанцевала все его полуторачасовое выступление, в котором ласковое регги чередовалось с неторопливым афробитом и фанком.
Человека в ямайском берете звали Ras Judah – он родился в Ботсване, стране, находящейся на юге Африки. 20 лет гастролировал с группами по ЮАР, Зимбабве и Замбии, а в 2004 году эмигрировал в Новую Зеландию, где собрал новый коллектив Cultural Embassy. Его расслабленная музыка, идущая от африканских и карибских первоисточников, навсегда у меня будет ассоциироваться с идиллическими пейзажами Новой Зеландии – с радующимися жизни городами, уединенными фермами, изумрудными пастбищами, величественными лесами, лазурными бухтами, суровыми вулканами, сапфировыми ледниками, огромными пляжами, не боящимися людей животными и бесконечным океаном. В том, что эта музыка – эмигрантская, видится даже особый смысл, ведь каждый, кто побывал в стране киви, задумывается о том, как бы пустить там корни.
В 60-х Новая Зеландия была далекой провинцией, однако и до нее докатилась мощная музыкальная волна с Британских островов, поднятая The Beatles и Rolling Stones. The Breakaways, появившиеся в сельском Таранаки, ориентировались на жесткий и ершистый ритм-энд-блюз, как у «роллингов». Перебравшись в Веллингтон, они стали киви-звездами: участие в телешоу, хит-синглы и два альбома, которые сейчас являются коллекционной ценностью.
Самая известная группа, принадлежащая к Dunedin Sound, успех которой принес Flying Nun Records – сначала национальную, а потом и международную славу. Звучат как The Cure, которые транспонировали свои песни в мажор. Их творческий пик пришелся на 80-е и ранние 90-е, но и в новом веке The Clean записывали альбомы и с успехом гастролировали по миру.
Основатели Thee Strapons Беверли Грин и Дональд Кэмпбелл – ветераны контркультуры и андеграунда из Данидина. Они сотрясают устои официальной новозеландской культуры и капитализма с конца 80-х, выпуская собственными силами и микротиражами пластинки с электронной психоделией и комфортным нойзом в духе Throbbing Gristle, The Residents и Zoviet France. Кажется, существуют и по сей день.
Коннан Мокасин родился в Новой Зеландии, но сейчас живет в Лос-Анджелесе, а его альбомы издает модный британский лейбл. Его психоделический электронный поп был замечен Radiohead, что, видимо, и помогло музыканту выбраться в столицу американского шоу-бизнеса. Последние его работы – альбом фрик-дуэта Soft Hair и совместная запись вместе с единомышленниками из MGMT.
Как и Коннан Мокасин, Unknown Mortal Orchestra – пример того, что для большего успеха новозеландским музыкантам надо перебираться в США. Группа Рабана Ниелсона появилась в 2010-м и за несколько эклектичных пластинок, в которых психоделический рок смешан с электро-фанком и R&B, завоевала большую международную аудиторию. В апреле 2018-го вышел их четвертый альбом «Sex And Food».
