Релизы
Мир знает Леонкавалло как композитора одной оперы — «Паяцев», ставящейся в большинстве оперных театров планеты. Меньшей части мира известно, что в наследии композитора есть еще несколько не только опер, но и оперетт. Среди названий — «Заза», которая нет-нет да где-нибудь на страх и риск ставится, есть пылящиеся в архивах, но захватывающие дух «Медичи», «Чаттертон» или даже «Роланд Берлинский». Нет сомнений, как интенсивно и в разные стороны искал молодой неаполитанец свои сюжеты, чтобы вписаться в утопающий в операх европейский контекст. Сегодня труднее всего пришлось бы «Богеме» Леонкавалло конкурировать с одноименным шедевром его коллеги Пуччини, хотя по многим параметрам это сочинение Руджеро ничуть не уступает, а даже превосходит опус Джакомо. А вот у недавно отреставрированной и записанной оперы «Цыгане» есть все шансы стать новым репертуарным шлягером.
В России броское название могло бы прижиться благодаря «нашему всему» — Александру Сергеевичу Пушкину, чье одноименное произведение и стало источником вдохновения для Леонкавалло. Хотя на деле от него остался скорее лишь пышный экзотический колорит, вдохновленный романтическим образом и нравами вольнолюбивого народа, живущего безудержными страстями. Вместо Земфиры — Флеана, вместо Алеко — дворянин Раду. Флеана здесь предпочитает тенору баритона — поэта Тамара, а Раду продолжает линию тенора-ревнивца, идущую от Хозе, Отелло и Канио. В финале страстных любовников он не закалывает, а поджигает.
«Цыгане» Леонкавалло увидели свет в Лондоне в 1912 году, спустя двадцать лет после колоссального триумфа «Паяцев» в Милане. К этому времени уже вовсю блистал Пуччини, поэтому Леонкавалло пришлось позаботиться о красочности и усиленной плакатной броскости партитуры. Оперу открывает на берегу Дуная совсем не цыганский звонкий заразительный полонез, в котором, конечно, есть вьющиеся змеиные хроматизмы, традиционно маркирующие этнос. А стук молоточков там не может не напомнить знатокам… правильно, «Трубадура» Верди. Его тень неочевидным призраком носится над «Цыганами», вплоть до финала — пожара, огорошивая косвенным ситуативным сходством с казнью на костре. Однако стилистика оперы Леонкавалло в целом все же далека от Верди. Леонкавалло здесь изощряется на все лады, обогащая оркестровую палитру и выписывая прихотливые ритмомелодические рисунки в изображении живописных звуковых «джунглей» мира цыганской свободы, заботясь о динамичных контрастах, распаляя температуру происходящего до финального пожара. В разработке экзотических ладов в ней больше генетических связей с «Лакме», с плясками из «Самсона и Далилы», с бодрящим закарпатским звуковым топосом, сдобренным цимбалами. И, конечно, с музыкой «Паяцев» — топовым детищем Леонкавалло, о чем напоминает уже увертюра.
В идеально подобранном касте маэстро Карло Рицци учел разные факторы, среди которых не только превосходные голоса с очень богатыми тембрами. Болгарка Крассимира Стоянова в партии Флеаны — идеальная пуччиниевская дива, дарящая своим вокалом раздольное, безграничное наслаждение. Армянин Арсен Согомонян с глубокой рефлексией горделивых интонаций — безупречный претендент на роль Раду, как и американец Стефан Гертнер с глянцевым блеском его баритона — эффектный чувственный Тамар.
