Николай Токарев: Главное насцене– душевное равновесие

Услышать его в столице, да и еще в сольном амплуа, с «Картинками с выставки» Мусоргского и Сонатой си минор Листа – большая удача. Дело в том, что его карьера в основном разворачивается на Западе, где он весьма востребован, и в Россию приезжает редким гостем. Пользуясь случаем, Евгения Кривицкая (ЕК) расспросила Николая Токарева (НТ) о том, как складывалась его творческая судьба, кто его сценические партнеры и любит ли он кроссовер.

ЕК Николай, расскажите о себе. Вы окончили Гнесинскую школу и потом учились уже в Европе. Почему сделали такой выбор? Образование в России вас уже не удовлетворяло?

НТ Дело в том, что я довольно рано начал выступать за рубежом. В 13 лет я дал сольный концерт в Токио и после этого регулярно выступал в Японии. Также я очень часто выезжал с концертами, организованными Благотворительным Фондом Спивакова. К моменту окончания Гнесинки у меня появился агент в Германии, и я стал выступать и в Европе. Посему вопрос о продолжении обучения в вузе не стоял столь остро. После окончания школы я просто давал концерты до тех пор, пока не приехал в Англию на гастроли с BBC Philharmonic из Манчестера. Вместе с оркестром приехала и давний друг нашей семьи пианистка Дина Парахина. Она и предложила мне приехать в Royal Northern College of Music в Манчестер. Это перевернуло всю мою жизнь. Дело в том, что музыкант-«вундеркинд» практически всегда сталкивается с опасным моментом. Это переходный возраст – лет 16–20, когда ты уже не «вундеркинд», но еще не зрелый музыкант. В этот опасный миг очень важно окружение музыканта, педагог, и, конечно, многое зависит от тебя самого. Просто вдруг ты становишься не особо привлекательным для широкой публики. Уже не мальчик, но не муж пока.

Так вот, в тот момент я очень нуждался в переменах. Пару лет после окончания школы я просто ездил по миру, играя концерты. И вдруг я понял (и не только я), что необходимо двигаться дальше. Такой бухтой стал для меня Манчестер, а маяком в ней – Дина Парахина. Мы даже поменяли стиль игры, понимание материала, и вообще, я приобрел бесценный опыт.

ЕК После Англии вы поехали продолжать обучение в Германию, к Барбаре Щепаньской в Дюссельдорф?

Самое потрясающее состояние – это когда ты чувствуешь, что настолько захватил публику, что можно прямо сейчас остановиться, уйти за сцену попить чайку, вернуться, а публика будет ждать, затаив дыхание. Вот у Спивакова это есть

НТ Дело в том, что я учился в обоих учебных заведениях параллельно, начиная с 2006 года. Все-таки, европейская музыкальная жизнь сосредоточена в основном в Германии и Австрии. Там богатые музыкальная история и традиции, там происходят основные события музыкального мира, там мой генеральный агент, и он хотел, чтобы я перебрался в подобный культурный центр. К тому же мне снова захотелось попробовать нечто неизведанное, и я, в конце концов, стал жить в Дюссельдорфе. Барбара Щепаньска окончила Московскую консерваторию, она – ученица Виктора Мержанова. Все-таки от русских корней никуда не уйти.

К тому моменту я уже не нуждался в педагоге, в смысле обучения игре на рояле. Мне, скорее, нужен был советник и партнер. Барбара превосходно подошла на эту роль.

Главное отличие ее метода состояло в том, что не было пространных рассуждений и долгих проигрываний. Достаточно было сыграть один раз, Барбара четко указывала на конкретные недостатки – и урок окончен. Но тут играет роль и вообще система образования в Европе. Ты ограничен во времени урока. Час, полтора – и до свидания. Только наши, русские педагоги добиваются результата часами, порой, в ущерб своей зарплате и нервам.

ЕК Развитие вашей карьеры связано с конкурсами или с поддержкой конкретных людей или организаций, фондов?

НТ Определенно, Фонд Спивакова и лично Владимир Теодорович, который просто знает меня с раннего детства, очень помогли становлению меня как музыканта, личности и развитию концертного опыта. Вообще, лучшего опыта, чем концертная жизнь, не придумаешь. И конечно, агенты, от которых и зависит, собственно, карьера.

ЕК И все же, вы участвовали в конкурсах и весьма успешно. Выиграли Grand Prix Eurovision в Норвегии, спустя шесть лет стали лауреатом именитого Международного конкурса имени Гезы Анды в Швейцарии.

НТ Евровидение дало возможность моему агенту организовать мне первые концерты в Германии. Все-таки без конкурса вообще достаточно сложно пробиваться именно там. Хотя в Японии я уже выступал четвертый год подряд и записал несколько дисков. Но, тем не менее, мир многогранен, и нужно понимать разные менталитеты.

А на участие в конкурсе Геза Анды меня уговорил мой швейцарский агент, и задача была поставлена весьма конкретная: сделать так, чтобы мое имя узнали в Швейцарии.

То есть надо было просто выступить по возможности ярко. Никто не обязывал выигрывать. Нужен был вполне просто обозначенный результат. Тем не менее я взял премию и приз публики, что принесло мне гораздо больше удовольствия, чем сама премия. Это были вообще незабываемые дни. Я жил в доме хозяев знаменитой шоколадной фабрики Sprüngli. Дружу с ними до сих пор.

ЕК Для вас конкурсы – это волнительный момент? В большей степени, чем концерт?

НТ Конкурс Евровидение оказался очень волнительным и ответственным, поскольку я представлял Россию и телеканал «Культура», а наша страна была приглашена впервые. Но я получил премию и не ударил в грязь лицом, хотя там непростые условия: конкурс проводится среди всех инструментов сразу, то есть во всех турах участвуют и струнники, и пианисты, и духовики, и ударники, и соревноваться приходится со всеми.

А вот конкурс Геза Анды был хоть и сложным – особенно тем, что к первому туру надо готовить внушительный лист из произведений, а члены жюри прямо на туре, когда ты на сцене, говорят, что из списка нужно сыграть, – но всё же я наслаждался самим процессом игры на нем.

ЕК Вы постоянно выступаете с Владимиром Спиваковым и его коллективами. Какие еще интересные дирижеры встречались на вашем пути?

НТ Дирижеры, естественно, все разные. Тем не менее есть такие, с которыми играть страшно, потому что может произойти всё что угодно, оркестр не уважает дирижёра, тому плевать на солиста, потому, что страшно ему самому.

А есть такие, как Туган Сохиев и Владимир Спиваков. От них исходит столь сильная аура и харизма, что ты знаешь: даже если и будет какая-то лажа, то все, в конце концов, пройдет хорошо. Это невероятно влияет на душевное состояние, и в итоге никаких ошибок не происходит. Главное на сцене – внутреннее равновесие. Самое потрясающее состояние, это когда ты чувствуешь, что настолько захватил публику, что можно прямо сейчас остановиться, уйти за сцену попить чайку, вернуться, а публика будет ждать, затаив дыхание. Вот у Спивакова это есть.

ЕК Осенью вы выступаете в Камерном зале Дома музыки в Москве. Почему именно Мусоргский и Лист?

НТ Эту программу я исполняю часто, а так как в Москве я не давал сольный концерт лет этак 16, то я посчитал важным играть мои любимые произведения, обыгранные по многу раз. К тому же сочетание именно этих двух судьбоносных произведений считаю идеальным.

Эта программа с устоявшейся концепцией и выверенной интерпретацией, как мне кажется, получилась не перегруженной, не слишком длинной и в то же время насыщенной и интересной с точки зрения самих «программных» произведений. В каждом есть сюжет, который легко представить даже неподготовленному слушателю.

ЕК Пианист Михаил Рудь исполняет «Картинки с выставки» Мусоргского с видеорядом из живописи Кандинского. Как вы относитесь к идее соединения музыки с другими искусствами, к формату концерта-спектакля? Сами пробовали делать что-то подобное?

НТ Я и сам уже несколько раз выступал именно так, с картинами Кандинского. Особый, конечно, проект и очень красивый. Я бы даже сказал, мистический. Но это не концерт-спектакль. Просто на экране позади пианиста меняется видеоряд. Однако оформлено всё красиво с точки зрения света и цвета.

Только что, в конце мая я закончил проект с Дортмундским театром, где я исполнял Третий концерт Рахманинова с балетом. Это было интересно, необычно и сложно. Дело в том, что на сцене находились я и балет. Балет модерновый, все в синем трико и лица тоже закрашены синим. Это не особо мешало, так как я был сосредоточен на другом. Оркестр находился в яме, я его слышал весьма отдаленно, а звук от рояля передавался дирижеру через динамик, стоявший на пульте. Я же ориентировался по жестам маэстро. И вот однажды микрофон вышел из строя, и дирижеру пришлось остановить оркестр после второй части, и мы все ушли ждать, пока починят динамик. Можно по-разному относиться к кроссоверу, но пока то, в чем я участвовал, мне приходилось по душе.

ЕК Остается ли у вас время на что-то кроме музыки? Если да, то как любите проводить досуг?

НТ Времени мне, к счастью, хватает на всё. Многие часы занятий в детстве плюс богатая практика выступлений и разных экспериментов на фестивалях (где на подготовку камерного ансамбля, порой, выдается только одна репетиция, а ноты ты получаешь за несколько дней до этого прямо на фестивале) дали мне умение учить текст быстро, работать эффективно в сжатые сроки и способность импровизировать прямо на сцене, не тратя часы на обдумывание интерпретации задолго до… Такой перманентный стресс вперемешку с адреналином настолько повлиял на меня, что теперь просто скучно заниматься долго, часами, чтобы за месяцы до концерта выучивать пьесы.

Я люблю слушать живой джаз, смотреть кино. Люблю встречаться с друзьями и ходить в рестораны. Я люблю готовить сам. Люблю видеоигры. Сейчас они достигли таких высот, которых еще семь лет назад нельзя было себе представить. Короче, веду нормальную жизнь.

Это нехорошо для музыканта. Музыкант должен быть слегка «повернут» на своем деле и заниматься по восемь часов в день. Порой так я и делаю. Но именно потому, что это приносит мне удовольствие, я считаю это нормальным.

ЕК Что для вас «счастье»?

НТ Я уже упомянул о душевном равновесии. Счастье – это спокойствие души. Которого у меня никогда нет. Надеюсь, когда-нибудь…