VOYAGE INTIME <br>SANDRINE PIAU, DAVID KADOUCH <br>ALPHA Релизы

VOYAGE INTIME
SANDRINE PIAU, DAVID KADOUCH
ALPHA

Неутомимая Сандрин Пьо продолжает сочинять свою камерно-вокальную биографию, делиться прозрениями и откровениями, полученными от взаимодействия с наследием композиторов. Франция — страна философов, и от Руссо и Дидро до Мишеля Фуко, Жана Бодрийяра, Жиля Делёза и далее по списку каждый следующий стремится «заглубиться» дальше предыдущего в попытке постичь феномен Человека во всей его непостижимости, высоте и низине. Сандрин можно без преувеличения считать уникальным музыкантом-философом, для которой и оперы барокко, и тем более необъятное камерно-вокальное наследие композиторов XIX–XX веков становятся поводом для психолингвистических наблюдений. Вместе с пианисткой Сюзанн Манофф она записала триптих о грезах и химерах, зовах и пробуждениях души. Два следующих альбома с камерно-­вокальной лирикой были созданы в сотрудничестве с французскими оркестрами, и она вновь вернулась к фортепиано — инструменту, традицией предназначенного для совершения путешествий к центру души. Себе в партнеры она выбрала 37-летнего Давида Кадуша, разместив на обложке диска и в буклете очень игривые фотографии с ним, дающие повод посудачить о женском непостоянстве. Но музыка — пространство, где прикасаются и вступают в тесные связи голоса одних и звуки других, — дает женщине и мужчине фантастический простор для самых разных фантазий.

Свой новый альбом Пьо назвала «Интимное путешествие», напомнив о фильме «Интимный дневник» Гринуэя. При всем несходстве эстетик и намерений пения Сандрин Пьо и режиссуры Питера Гринуэя здесь есть точки пересечения в темах изощренности переживаний жизни, Эроса и Танатоса. Содержание нового альбома предварено выдержкой из эссе Клемана Россе «Вдали от меня, этюд об идентичности» («Я не знаю, кто я, куда иду, но я так счастлив») и цитатой Марты Медейрос, приписываемой Пабло Неруде, о том, что «медленно умирает тот, кто не путешествует». Дальше следует интереснейший диалог Пьо и Кадуша, где Сандрин признается как на духу: «Я неверующая, но замечаю, что в своих отношениях с песней склоняюсь к темам божественной тайны и преображения… По своей природе мой голос наделяет меня ролью ангела, а у ангелов нет никаких сомнений относительно религии. Забавный парадокс — не иметь религиозной веры, но быть тем, кому суждено играть роль ангела».

Альбом начинается и завершается песнями Листа, в ком также сосуществовали светский лев, любовные авантюры с регулярными паломничествами в духовность. В «Мальчике-­рыбаке» на стихи Шиллера светлый, плещущий брызгами на солнце мажор отнюдь не спасает ребенка от гибели в водах соблазнительного озера с наядами. А в следующей Lied Вольфа на слова Мёрике «Из старой картины» мы видим образ младенца Христа: «Посмотрите, как безгрешный Младенец Христос беззаботно играет на коленях у Девы Марии! И в том же лесу уже зеленеет дерево, из которого сделают Крест». Сандрин поет об этом так по-французски деликатно, оставляя голосу роль электричества, лишь обеспечивающего свет для нот и слов, но этот свет прожигает до самых глубин слушательской души. Кульминацией альбома становится, конечно, «Лесной царь» Шуберта, в котором Сандрин ни капли не лицедействует, не утрирует голос Смерти, но от этого становится еще страшнее, и ближе к ее финалу ты покрываешься холодным потом от этой леденящей истории. Эффектно поставлена рядом с ней песня «Лорелея» Клары Шуман на стихи Гейне, где та же триольная пульсация и едва ли не бóльший ужас перед лицом гибели. Не обошлась она, конечно, и без «Смерти и девушки». В этой подборке Пьо не обходится и без Дюпарка, Дебюсси с Бодлером, и без Лили Буланже, которую ставит в тесное родство с эстетикой Клода. А завершает это камерно-­вокальное эссе изящнейшая песня Листа на стихи Гюго, которую русские меломаны знают по романсу Рахманинова «Они отвечали». Мужчины спрашивали: «Можем ли мы забыть ссоры, бедность и опасности?» «Спите», — сказали женщины.