Персона
В апреле у российского композитора Алексея Сысоева две мировых премьеры – балет Sextus Propertius в театре «Урал Опера Балет» и оркестровая партитура «Сферы», которая прозвучит в Московской филармонии в те же дни, что и екатеринбургская премьера. Владимир Жалнин (ВЖ) поговорил с композитором (АС) о новой музыке и о том, как она устроена.
ВЖ За пару месяцев до премьеры Sextus Propertius Урал Опера Балет устроил поиск печатных машинок. В социальных сетях театр писал, что для музыкальной партитуры необходимо шесть аппаратов, на каждом достаточно двух работающих клавиш. Как печатные машинки задействованы в музыке?
АС Звуки печатных машинок и отзвуки реле из моей пьесы «Маша, не свисти» перекочевали в новую балетную музыку в преобразованном виде. Теперь это более масштабная по инструментальному составу почти бартоковская партитура: струнный оркестр, исполнитель на электропианино, три перкуссиониста и шесть перформеров на печатных машинках (они же чтецы). Чтецы выступают в партитуре солистами. Они шепчут и выкрикивают тексты древнеримского поэта Секста Проперция, одну из его Элегий с весьма фривольным содержанием.
ВЖ На вашем композиторском сайте я обнаружил, что новую балетную партитуру вы называете «Непристойные элегии». Почему?
АС «Секст Проперций» – так будет называться балет Славы Самодурова, однако я привык именовать эту музыку «Непристойные элегии». Такое название, думается, в большей степени «обнажает» внутренний смысл и концепцию моей музыки: эротизм и агрессию. Эти чувства, во многом связанные в моем представлении со стихией танца, в результате и стали основным двигателем моего вдохновения. В вокальном материале, в звуках печатных машинок и предзаписанных реле, в тембрах струнных и перкуссии можно расслышать хлесткую атаку, удар.
ВЖ Хлесткую атаку?
АС Да, я бы назвал это так. Хлыст – то, что подстегивает движение танцовщиков и наше воображение. Мягкость и специфические «пряные» тембры и гармонии противостоят этому. Также в партитуре много от танцевальной электронной музыки – бит со специфическим электронным тембром и откровенный ритмический натиск. В фонограмме я использовал семплы из фильмов для взрослых, но, полагаю, слушатель ухватит лишь какие-то намеки на это. Наверное, не стоит быть уж слишком плакатно-откровенным в каких-то концептуальных решениях. Оставлю возможность что-то додумать слушателю.
ВЖ Как вы взаимодействовали с хореографом Вячеславом Самодуровым? Работала ли модель Петипа – Чайковский, когда хореограф предлагает композитору подробный план?
АС Во время написания я не был обязан придерживаться какого-либо сюжета или нарратива. Можно сказать, что получилась «чистая» музыкальная форма, немного озабоченная постоянной необходимостью быть станцованной в любом отрезке своего звучания. Модель Петипа – Чайковский вступила в силу после того, как я закончил партитуру. Кое-что пришлось переделать в целях большей доступности музыки и прояснения ее ритмического каркаса, нерва. Вероятно, для любого композитора подобный процесс может оказаться немного болезненным – такова специфика этого рода искусства.
В Зале Чайковского состоится мировая премьера концерта «Сферы» Сысоева
ВЖ Через день после премьеры Sextus Propertius еще одно ваше новое сочинение – «Сферы» – прозвучит в Московской филармонии. На сайте филармонии указано, что это Концерт для фортепиано, вибрафона и симфонического оркестра. Почему был выбран такой жанр и тембровый состав?
АС Работать над «Сферами» я начал в середине марта прошлого года, партитуру сдал в первых числах декабря. Это был заказ филармонии, и он очень поддержал меня в то нелегкое время. В течение полугода я буквально жил новым сочинением, проходя по мере написания неминуемые стадии вдохновений и творческих тупиков. С глубокой благодарностью отмечу то доверие, которое мне оказали, – я получил большой творческий карт-бланш и воспользовался им довольно-таки лихо. Это касается некоторых необычных и, я бы сказал, фундаментальных идей, которые мне удалось воплотить в «Сферах», технических и концептуальных.
Работа с большим оркестром для меня пусть и не в новинку, но все же остается экзотикой. Она и страшит, и одновременно вдохновляет. Это целый огромный мир, который требует к себе уважения, крупных энергозатратных жертв и неминуемо дарит яркие идеи в силу своих «экстравертных» возможностей. Оркестр – множество ресурсов сразу и инерция огромного акустического гравитационного пространства. Всегда страшно, что в итоге что-то не прозвучит в реальной акустике. Кажется, что слишком велики оркестровые массы. По сравнению с камерными звучностями их сложнее представить в голове и взвесить на внутренних акустических весах, уместить их там. Отсюда интуитивно стараешься избегать каких-либо резких или спорных решений, пытаешься подстраховаться, а это чрезвычайно портит музыку, упрощает и сглаживает ее.
Инструментальный концерт – вдвойне сложный вариант, поскольку предполагает проблему баланса во всех смыслах между солистами и оркестром, а также обнажает извечное узловое место этого жанра – виртуозность. Как быть с этим? Что тут можно придумать нового? Не исчерпала ли она себя еще в прошлых исторических эпохах? Я рискнул и абсолютно осознанно избрал парадоксально простейшее решение – надеюсь, оно прозвучит концептуально и акустически внятно. К тому же такой экзотический солирующий дуэт – фортепиано и вибрафон – добавляет увесистую долю столь же экзотических проблем. Тем не менее звуковой образ двух инструментов, ведущий свое происхождение откуда-то из французских, джазовых, спектралистских далей, подарил мне название «Сферы».
ВЖ Как вы работали над партитурой? Проясняет ли поэтичное название ее звуковой облик и структуру?
АС Приступая к любой работе, я пытаюсь предугадать общий акустический образ будущего сочинения. Его цвета, оттенки, объем, динамику… И этот образ диктует динамический рельеф формы. В случае с оркестром такой образ для меня неминуемо принимает чуть ли не планетарные масштабы. Так появились «Сферы». С самого начала я представлял себе строго определенное звучание конкретного материала в конкретном большом филармоническом зале. Блестяще холодные, иногда обжигающие и слепящие созвучия вибрафона и фортепиано стали «малой сферой», неустанно пульсирующей, разворачивающей свои колебания вовне и расширяющейся почти до циклопических масштабов. От дуэта к перкуссии с арфой, далее – до струнных, затем – к деревянным духовым и уже потом к совсем уж неведомым сферам, которые тем не менее имеют реальные «прототипы» в оркестре. Таково это масштабное сочинение, повествующее о большом взрыве и его пульсирующих угасаниях. Добавлю, что образы сферы, пульсации и взрыва вполне реально воплотятся в пространственной реализации моей музыки в зале Московской филармонии. Сочинение-сфера, сочинение-пространство, сочинение-время… Всегда хочется прийти к таким моделям-абстракциям в итоге, к крайнему в своей конкретике их выражению.
Возвращаясь к проблеме инерции больших акустических оркестровых масс, отмечу, что она накладывает ощутимый отпечаток на гармонический аспект «Сфер». Этот аспект становится константой упрощения. Те гармонические наработки, которые пришли ко мне вместе с «Селеной» и другими крупными камерными сочинениями с участием фортепиано, фактически утонули в толщах оркестрового моря. Пришлось вытаскивать их с помощью реабилитированных оркестровых октав и квинт. Вертикали обнажили консонансы, а те повлекли за собой полифоническую технику – ключевое место в форме занимают канонические хоралы, поочередно пропеваемые валторнами и струнными группами. Полифоничность подчеркивает пространственный аспект этой музыки. Так упрощается все: вертикаль, горизонталь, ритм, сама интонация. Наряду со строгой концептуальностью проходящего упрощение, пожалуй, явилось главным девизом моего сочинения.
«Фирма Мелодия» представляет запись кантаты Алексея Сысоева и Веры Мартынов
ВЖ Являются ли «Сферы» продолжением ваших композиторских поисков в области нового фортепианного звучания, подобно сольной пьесе «Селена» или «Тысяче зим» для фортепиано и инструментального ансамбля?
АС В «Сферах» в очередной раз моим «заочным соавтором» стал удивительный пианист Юрий Фаворин. Благодаря его экстраординарным техническим возможностям, интеллектуальной глубине и открытости ко всему новому я смог не только создать свои ключевые сочинения («Теория механизмов и машин», «Селена», «Тысячи зим»), но и развить собственный индивидуальный язык, стать в какой-то степени фортепианным композитором.
Часто спутниками фортепиано в моей музыке становились его ударные собратья. В частности, в большой пьесе Present Indefinite – в недалеком будущем эта композиция выйдет на лейбле Fancy Music – таким спутником стал вибрафон. Обожаю подобные тембровые игры, иллюзии и розыгрыши. В случае «Сфер» тембровое родство послужило основой для тембровой, гармонической и пространственной концепций сочинения.
ВЖ «Сферы» прозвучат в одном концерте с российской премьерой Реквиема Дьёрдя Лигети. Станет ли партитура Реквиема диалогом к вашей оркестровой партитуре?
АС Для меня большая честь быть представленным в одном концерте с великим Лигети, тем более с таким легендарным его сочинением, как Реквием. Подумать только – российская премьера! Мне кажется, Лигети – из тех авторов, кто оказал влияние почти на всех современных композиторов. Музыкальные идеи, разбросанные тут и там в его шедеврах, зачастую столь глубоки и ярки, что не могут не изливать свой яркий свет на трепетные души ищущих художников. И дело касается, конечно, не только пресловутой «бумажной полифонии». В «Сферах» есть маленькое посвящение мастеру – ансамбль цуг-флейт. На концептуальные диалоги с его музыкой я не решился, достаточно диалога с симфонической инструментальной традицией.
