События
По-весеннему свежую, нетривиальную программу исполнили «Виртуозы Москвы» под управлением Арсентия Ткаченко и арфистка Александра Тихонова. На концерте присутствовали участники семинара «Журналистские читки».
Если бы Бах пришел в кино
Итальянец Нино Рота известен прежде всего своей музыкой для кино. «Ромео и Джульетта», «Крестный отец», «Восемь с половиной», «Репетиция оркестра» – нетрудно предположить, что каждую минуту где-то в мире саундтреки этих фильмов ставятся на повтор. Но для апрельского вечера в «Зарядье» музыканты выбрали академическое сочинение – Концерт для струнного оркестра, написанный в 1964-1965 годах.
Если композитор работает с киномузыкой, ее особенности превосходно ощущаются в любых его сочинениях. Струнный концерт маэстро саундтреков – подтверждение этому тезису. Каждая часть будто смонтирована из нескольких тем, чередующихся, как персонажи и локации в кадре. Рота, подобно своим коллегам-композиторам из прошлых веков, – отличный мелодист. Его лаконичные темы, раз услышанные, с комфортом поселяются в чертогах памяти и никуда оттуда не пропадают. Это музыка простоты: и музыкантам, и слушателям она дается легко. Но в многократно повторяющихся интонациях, в несложных формах и непосредственных эмоциях скрывается бо́льшее, чем может показаться.
Четыре части концерта сгруппированы так, что их можно назвать условной сюитой в старинном стиле. Композитор, не соблюдая традиционных метров и внутритактовых акцентов, сочинил «аллеманду», «куранту», «сарабанду» и «жигу». Темпов и характера высказывания для иллюзии присутствия Баха хватило сполна. Третью часть, условную сарабанду, Рота назвал «Арией»: оммаж Баху считывался с первых нот. В мягком шаге басов, певучей линии скрипок мерцала медленная часть Третьей баховской оркестровой сюиты, и даже тональность была взята та же – лучистый ре мажор.
Нино Рота поиграл и с контрапунктом – включил активное фугато во вторую часть Концерта. Наверное, окажись величайший мастер полифонии в Италии XX века и посети он кинотеатр, немецкая сюита приобрела бы необычные стилистические черты.
Там, где кончается слово…
В 1954 году английский композитор Уильям Олвин (в афише – Элвин, но выбранное написание вернее. – Е.Н.), вдохновившись произведением поэта XVI-XVII веков Джайлса Флетчера «Победа и торжество Христа на небе и земле, после смерти и над нею», сочинил концерт для арфы и струнных Lyra Angelica. Каждой из частей автор предпослал цитату из Флетчера. В аллегорических стихах парадоксально сочетаются чувственность и религиозность. Такое случается редко и пленяет, заставляет вчитываться, задумчиво интерпретировать каждую фразу.
Арфа и смычковые – союз, удачный во всех отношениях. Как человеческое и небесное сочетаются эти тембры. «Виртуозы Москвы» и солистка Александра Тихонова пели аллилуйю свету и печали, кротости, смирению, состраданию и красоте. Любопытно, что все четыре части вопреки темповым контрастам, обозначенным в программе, стремились к созерцательным, умиротворенным Adagio.
Lyra Angelica, звучащая удивленной тишиной в первой части (I look for Angels’ songs, and hear him cry – «Я песен ангельских искал – услышал плач»), к финалу запела о неподдельном счастье, столь огромном, что никакое слово не смогло бы вместить его. Стихотворная строка финала – How can such joy as this want words to speak? («Нужны ль подобной радости слова?») – близка знаменитому гейневскому изречению о музыке, начало которой – в иссякании слов.
Музыку печали и радости (первую и четвертую части) связала тональность ми-бемоль мажор. В финале Концерта она звучала светло и возвышенно, как в хоральной прелюдии Баха BWV 645 Wachet auf, ruft uns die Stimme («Проснитесь! Голос нас сзывает»).
Александра Тихонова и оркестр, ведомый Арсентием Ткаченко, органично и сбалансированно музицировали вместе. Нежно-голубое платье солистки в сиянии золотистой арфы смотрелось эстетичным акцентом на сцене.
В антракте интеллигентная дама поделилась впечатлением: «Музыка – пространство. Туда попадаешь – и вокруг витают звуковые вихри. Сегодня их создавали арфа и оркестр. Мы сидели в правом крыле партера и могли рассмотреть лицо дирижера. Когда-то Владимир Спиваков говорил, что дирижерская работа тяжела и требует сосредоточенности. Сегодня на лице Арсентия Ткаченко мы видели довольно сложные эмоции – меня это потрясло».
Магия одного мотива
Во втором отделении «Виртуозы Москвы» исполнили Серенаду для струнных ми мажор (1875), созданную Антонином Дворжаком в благоденственную пору жизни. Судя по уверенности исполнения, эта музыка давно в репертуаре коллектива. Щедрый Дворжак в Серенаде не поскупился на прекрасные мелодии. Лирикой закружил в вальсе. Пляской в духе народной раззадорил в скерцо. А доверительную, всю построенную на славянских трепетных секстах тему Larghetto он включил в финал.
Романсная интонация творит неизъяснимое: ее всегда ощущаешь как свою, и чем интимнее пережитая композитором эмоция, тем ближе и роднее она каждому слушателю.
О Серенаде часто пишут как о «симфоньетте», и это закономерно: участие темы Larghetto в финале, созвучность тематизма первой и последней частей, общие мелодические обороты создают концепцию, рождают ощущение логичного цикла. Но не только внимать Серенаде – играть эту музыку, по всей видимости, увлекательно и приятно: артисты, музицируя, улыбались.
Пасхальная радость
Завершая программу, прозвучал менуэт Эдварда Грига «Минувшие дни» в переложении Алексея Стрельникова (премьера оркестровки для струнного состава). Музыке норвежского романтика удобно в струнном облачении, ей к лицу теплая смычковая меланхолия.
А еще слушателей ждал сюрприз: «Вокализ» Рахманинова (в этом году 150-летие со дня рождения композитора, грех было не почтить память) и «Русский танец» из балета Чайковского «Щелкунчик». Разудалый трепак «Виртуозы» исполнили без дирижера – и пораженный зал возликовал.
Струнный концерт ангелов стал органичной рифмой наступившей в столице весне и светлым преддверием Пасхи.
