События
В Ростовском музыкальном театре балетные премьеры в этом сезоне явно обгоняют оперные. Осенью коллектив выпустил «Призрачный бал» и «Кармен-сюиту», сейчас – «Коппелию» (единственная оперная премьера ожидается в июне, это будет «Царская невеста» Римского-Корсакова). Таким образом, коллекция романтических балетов («Жизель», «Лебединое озеро», «Баядерка», «Корсар») – основа репертуара труппы – пополнилась еще одним привлекательным названием, к которому театр обратился впервые.
И если в первых двух балетах дирекция позаимствовала у столичных театров прежние, еще ХХ века, постановки (и пригласила для восстановления столичных же балетмейстеров), то «Коппелия» стала собственной ростовской продукцией, которую главный балетмейстер Иван Кузнецов, он же постановщик, анонсировал как отличную от известных версий, имеющую свою оригинальность. В чем же она? Оказалось, в большей комичности, в более грубоватом подходе и даже ставке на бурлеск, что очевидно подыгрывает местному «менталитету» горожан. Балет оказался зрелищным, не без фантазии, но временами и эклектичным, сбивая романтический настрой, царящий в хореографии, костюмах и, конечно, в музыке, сыгранной оркестром под управлением Андрея Иванова с большим разнообразием палитры (особенно впечатлили ансамбли духовых).
«Коппелия» в такой трактовке несколько потеряла в своей романтической сущности. Какие-то беззаботно шутливые сцены словно утяжелились: Сванильда в исполнении Анастасии Сапрон, кажется, отказывается от романтического флера и весь первый акт ведет себя в отношении Франца грубовато, нередко пуская в ход кулаки. Другие поэтичные сцены, например, баллада о колоске, преподносятся с утрированной романтизацией (нежный колосок сменен на гигантскую ромашку), и выглядит это немного инфантильно.
Визуальная избыточность и пышность проявилась в объемных фантазийных декорациях москвички Дарьи Самороковой – с видами фантасмагоричного городка и кабинета Коппелиуса, напичканного механизмами. Эти декорации, правда, довольно сложно для глаза сочетаются с костюмами, выдержанными в другой, романтической, эстетике (их автор – Наталья Земалиндинова). Дополнительная нагрузка на глаз возникает и там, где не ждали. Ноу-хау ростовской «Коппелии» – в идее клонировать основных персонажей. Да, на сцене находится то пять Сванильд, то пять Францев, а кукол при этом и вовсе семь. Этот прием, растиражированный донельзя, стирает акцент с главной пары, затушевывает ее, но, очевидно, для постановщиков является тем самым источником, из которого выжимается зрелищность и (в случае с куклами) комичность.
На этом фоне «уникальная единичность» доктора Коппелиуса явно сослужила ему добрую службу. Впрочем, это еще не все достоинства роли, неожиданно вышедшей в спектакле на первый план. Партию, которую мы знаем как пантомимную, балетмейстер Кузнецов делает полноценной танцевальной. Ростовский Коппелиус исполняет многочисленные па, участвует не в одном па-де-де (и с Коппелией, и со Сванильдой-куклой), ему отдаются даже номера, которые в балете по сюжету должны танцевать другие (так, Болеро он фактически исполняет вместо Сванильды). Танцовщик Анатолий Устимов справляется с этим безупречно и во второй картине затмевает остальных.
Пожалуй, наиболее ярко и убедительно прием тиражирования сработал в сцене с куклами. Почему Коппелиус все же предпочел одну из них, стало понятно по той филигранной работе, которую Татьяна Топоркова продемонстрировала в своей автоматизированной партии. Впрочем, второй акт вышел и в постановочном плане интереснее: декорации наконец предстали в цвете, сцена дополнилась антуражем (к слову, совершенно отсутствующим в крайних картинах), к месту была применена и нехитрая машинерия, позволяющая Коппелиусу играть с пространством на глазах у публики.
В танцевальном же плане наиболее динамичной и насыщенной стала финальная картина. Начиная с Вальса цветов кордебалет наконец расцвел, до этого исполняя свои сцены, что называется, «без огонька». А он мог бы быть и в блестящей мазурке, и в импозантном чардаше (почему-то перекочевавшем из первой картины в финал). Вероятно, виной тому – «нейтральная» хореография, напрочь лишенная характерного национального (польского и венгерского) элемента, который играет здесь важнейшую роль. В третьей картине мы наконец увидели и настоящее па-де-де: Анастасия Сапрон (Сванильда) и Игорь Кочуров (Франц) все-таки освободились от клонов, чтобы предстать в трогательном и безупречно исполненном номере «Мир».
