Танцевальных людей ощутимо меньше беспокоит соседство с ChatGPT, Midjourney и прочими слегка пугающими самообучающимися чудесами техники. Программа LifeForms, она же DanceForms, которая позволяет сочинять движение, существует с 1989 года. Как бы один из ее вдохновителей и самых известных пользователей Мерс Каннингем не сетовал на живых танцовщиков и не мечтал заменить их безропотными виртуальными фигурками, артисты (пока что) на коне, на сцене и незаменимы в своем ремесле, а хореографы сочиняют танцы сами, а не генерируют их. Однако человеческая тревога по поводу развития технологий никуда не девается – и на ее волне хореограф Ксения Михеева сочинила свой «Непокой», размышляя о взаимодействии человека и искусственного интеллекта. В рецензии, созданной в рамках проекта «Речь о музыке», мы попытались разобраться в хитросплетениях концепта.
Сюжет условный: некие люди находят в некоем месте некую – инопланетянку? андроида? телесную оболочку нейросети? – это точно так и не узнать. В тексте к спектаклю упоминают искусственный интеллект и нейросети, но кто оказывается на сцене, зрители решают сами. Это почти болезненно хрупкая женщина. Ее лицо до поры скрыто мотошлемом, тело условно обнажено, что изображают стандартные нюдовые трусы и топ). Особенного в этом существе то, что оно сперва не двигается. Нашедшие обращаются с телом как с реквизитом: таскают, поворачивают, пытаются расшевелить или включить. Наконец находится буквально кнопка на шлеме, вспыхивает лампочка, и пришелица оживает.
Эту роль Ксения Михеева отдала себе. Достаточно давно она не танцевала публично, предпочитала оставаться за кулисами и ставить. «Непокой» показал – зря. Ксения-инопланетянка почти не держится на ногах, легко теряет баланс и демонстрирует выдающуюся подвижность суставов. Кажется, что у неё разжижены тазовые кости – иначе с первого взгляда сложно объяснить непринужденность, с которой исполнительница выворачивает бедра под неожиданными углами, делает экстремальные растяжки, падает вниз промежностью. Конечно, с тазом все в порядке, Михеева просто знает свои возможности и удачно встраивает их в образ героини.
Приключения героини среди людей несколько однообразны. Придумав тему и ход к ней, хореограф не дополняет их сюжетом, остается на уровне отдельных эпизодов-зарисовок. Отдельной строкой идет впечатляющая и несколько избыточная демонстрация оснащения Новой сцены. В «Непокое» помимо танцовщиков участвуют два мультимедийных экрана, один из которых ещё и движется, камеры, проекции, подвесы для светового оборудования (в роли того самого стула, на который все сбрасывают одежду), лазерные лучи – а смотреть хочется все равно только на Ксению и ее артистов. Сила ли это живого человеческого тела и его присутствия, недостаток ли драматургической проработки, но даже внутри одного спектакля технологии проигрывают перформерам.
В «Непокое» встают вопросы, даже скорее связанные исключительно с живым исполнением. Свою партию Михеева построила на движениях, которые легко запомнить. В какой-то момент на сцену высыпают люди, не указанные в программке (официально участников всего шесть, ансамбль не персонифицирован). На сцене оказывается множество артистов в масках – то ли условное лицо из фотобанка, то ли отредактированный портрет самой Ксении – и исполняют отдельные движения из ее соло. Михеева много лет ставит и явно умеет показывать так, чтобы мысль поняли и движение верно воспроизвели. Но все двигаются одновременно и, похоже, и чуть хуже, чем сама Михеева. В том числе потому, что пластику, «посаженную» на другого человека, его физические особенности, сложно точно повторить даже самым оснащенным танцовщикам. О конкуренции с искусственным интеллектом нет речи; у него нет тела, чтобы переспорить любого живого артиста. А о том, как обучать людей, чтобы они ненароком не «сбоили», подумать стоит.