Релизы
«Новый взгляд на трагикомический опус Верди», по словам сочинителей пресс-релиза, броcила большая международная команда артистов во главе с маэстро Мареком Яновским. «Трагикомической» эту оперу еще, кажется, никто не называл. Но вот с легкой руки пиарщиков пришлось резко задуматься о жанровой природе «Бала-маскарада», ибо и в самом деле трагикомического в ней хоть отбавляй. То, что в серьезном музыковедении подавалось под соусом «мелодрамы», действительно можно разобрать под углом зрения «трагикомического». Тут и судьба реально существовавшего шведского короля Густава III, и приговор колдуньи Ульрики, и поход Амелии за травой забвения на поле казней, и хохот заговорщиков над мужем, сопровождающим собственную жену, и шутовская несерьезность пажа Оскара, суета которого и приводит к трагической развязке, — это ли не набор типичных ситуаций для современного «трагикомического» сериала?
Все так и не так, потому что музыка Верди слишком хороша, серьезна и слишком о трагедии человеческой жизни с ее изменами, предательством, мистикой, вытесняющей рациональное, бессмысленностью жертвы и роковой цепочкой случайных неслучайностей. «Бал-маскарад» и есть метафора жизни. Маэстро Марек Яновский собрал состав певцов под стать сегодняшнему маскараду истории. Амелия здесь — испанка Сайоа Эрнандес, Ричард — британско-итальянский тенор Фредди де Томмазо, Ренато — афроамериканец Лестер Линч, Ульрика и Оскар — немки Элизабет Кульман и Анника Герхардс. Звукозаписывающие сессии проходили в Auditorium Rainier III в Монте-Карло, а хоры записали в студии Radio Cluj в Румынии. Марека Яновского мы знаем, прежде всего, как интерпретатора опер Вагнера, записанных на Pentatone. В его выходе на территорию Верди трудно не услышать вагнеровской руки, привыкшей к другому метроному, к другому биению сердца и дыханию. Верди у него получился слишком просчитываемым, прогнозируемым, неожиданностей здесь нет, но перед выстроенностью оркестровой драматургии остается лишь снять шляпу.
В целом эта запись «Бала-маскарада» — приношение золотой поре оперного пения, веку Сазерленд, Кабалье, Паваротти, Гяурова, по крайней мере, попытка такого приношения. Амелия здесь поет мощным, тембрально богатым, чуть тяжеловатым голосом Сайои Эрнандес; голос Ричарда получил меланхоличную красоту романтичного Фредди де Томмазо; Ренато обрел брутальный напор Лестера Линча (последнего до известной поры можно было услышать даже на Шаляпинском фестивале в Казани, когда он пел и в «Порги и Бесс» Гершвина, и Тонио в «Паяцах» Леонкавалло). Но если начать хотя бы лишь по касательной сравнивать умения этих солистов с вышеупомянутыми звездами, то у Эрнандес мы обнаружим немало проблем в мелкой артикуляции, где теряется и краска и звучность; Фредди де Томмазо не хватает той безграничной витальности, которой всегда одаривал слушателей солнечный Лучано, особенно в этой партии; а Элизабет Кульман в партии Ульрики после кого угодно из того прекрасного крупноголосого века кажется недоразумением, хотя эта певица всегда отличалась большой старательностью. Самое большое впечатление оставляет, пожалуй, Оскар в исполнении яркой восходящей звезды Аннике Герхардс. В ее многообещающем тембре, в котором слишком много тепла, чем обычно бывает у Оскаров, как будто отражается Амелия, ее жизнь и смерть.
